Королева воздушного замка [СИ]

Путь отчаяния. Глава IX

Ещё помнила Шантия первую встречу с лордом Кродором и прочими потомками великанов. Тогда ей показалось: они — животные, понятия не имеющие о том, что кожа может быть чистой, без глубоко въевшейся черноты, и что не устрашить противника, разве что излишне брезгливого, почерневшими ногтями, спутанными, слипшимися волосами и бородами. На чужеземцах сверкало лишь золото; в остальном же — грязные лица, грязные руки, грязные мысли.

Но оказалось: изредка даже варвары совершают омовение. Имелась в замке лорда и своя ванная — каменная ниша в полу, окружённая чашами с горячими углями. Тогда стало ясным и то, откуда берётся чернота — как не перепачкаться в душной гари, оседающей на коже, на волосах? Зато, когда затапливали, там становилось тепло — намного теплее, чем в насквозь промёрзших залах и коридорах.

А ещё как забыть «восхитительную» варварскую традицию: негоже достойному лорду принимать ванную в одиночестве.

Непривычно молчаливый, Кродор лишь прикрывал глаза, когда Шантия растирала его плечи, покрытые множеством новых шрамов. Каждый — как зарубка на дереве, напоминание: ты мог умереть. Когда считаешь незнакомые покуда рубцы, проще отстраниться и не думать о том, что в любое мгновение тебе могут приказать раздеться. Прежде руки не дрожали, отчего же дрожат теперь?..

Меж тем людской вождь блаженно прищурился, оглаживая широкой ладонью плечо. Не удалось удержать на лице прежнее бесстрастное выражение, и тотчас последовал вопрос:

— Не рада, что я вернулся?

Без угрозы, с привычной ленцой, но ведь нельзя же, в самом деле, сказать правду, поведать, как порою робко надеялась — нет, не вернётся, и только море подарит ему любовные объятия. Обыкновенно расспросы не вели к продолжительным разговорам. Так или иначе, на втором-третьем вопросе одна мозолистая рука задирала платье, другая — оттягивала ворот и стискивала грудь. Слова пусты. Так хищник дарит жертве обманчивое спокойствие, чтобы после съесть.

— Знаю, знаю, — Кродор приподнялся, опершись на борт купальни, и в нос ударил запах браги. — Ты меня ненавидишь. Меня много кто ненавидит. Так вот, не знаю, как там у твоего народа… А у моего ложь прощать не принято.

Многие слова просились на язык, и самыми безобидными средь них были «Вы пьяны, милорд». Но нужно молчать. Со сновидениями и призраками не стоит слишком говорить, как не стоит и слишком сближаться, ведь на рассвете они всенепременно растают.

— Ты не кивай, а слушай! — дракон взвился из воды и с силой ухватил тонкое запястье. — Знаешь, что случилось?! Я вызвал твоего отца на поединок. Честный поединок, один на один!

Не слушать, не думать — просто продолжать смотреть без боли и гнева, просто улыбаться. Это проверка. Сдашься, сломаешься — и тебя убьют, потому что посмела ненавидеть того, кому поклялась быть верной.

— Проиграй он, победи — неважно! Я бы отослал семью прочь. Им просто не нужно было вмешиваться! Скажи: если бы на тебя кто-то бросился с кинжалом, стала бы ты думать, что это женщина, что это чья-то мать или сестра?!

Какого ответа ждёт людской вождь? Утешения? Ведь не хочет же, в самом деле, услышать: Джиантаранрир научила своих детей ценить любую жизнь и помнить, что ненавистью врага не одолеть… Неожиданно всколыхнулось в глубине души раздражение: не одолеть?! Верно, сама богиня не умасливала ужасного отца кроткими песенками, дожидаясь, когда мир переменится сам собою, по одному только смирению! Нет, Незрячая взяла в руки меч…

— Если вы так сожалеете, отпустите меня. Дайте мне вернуться домой.

То ли излишне спокойный голос умалил ярость дракона, то ли почудился ему на мгновение отражённый в глазах блеск пламени. Кродор разжал руку — до сих пор болит! — и отстранился.

— Домой? И как ты доберёшься, а? Кому ты нужна за стенами? До твоей земли ох как далеко. Для местных ты — из благородных, таких, что золотом набиты. Никакой наш капитан, хоть рыбак, хоть из военных, не повезёт тебя за море. Твои сородичи топят наши корабли. Прикажешь привязать тебя на корму, чтоб точно знали — этот не трогать? Или факелом, я не знаю, издалека посветишь?

Шантия упрямо сжала губы: нет уж, никаких больше слёз! Вот ещё — позволять себе плакать из-за дурного сна. Варварам неведомо сочувствие, неведома жалость.

— Ты не вернёшься. Пойми уже.

В каждой сказке бывает такой человек, который пытается отговорить героя, сбить его с дороги. «Мудрец» твердит: горы и моря непреодолимы, леса непроходимы, непобедимы чудовищные звери и драконы. А меж тем на любом пути можно выстоять. Ведь Белая Дева бежала даже с небес, так отчего не сбежать из замка, крепко стоящего на земле? Когда станет теплее, когда разомкнутся льды… Главное — дожить, ведь нет ничего хуже, чем умереть зимой, когда лунная дорога сокрыта под толщей снега.

Кродор устало выдохнул и вновь опустился в успевшую остыть воду:

— Принеси мыло.

Конечно. Ему быстро надоедает оправдываться. Как и любое чудовище, он всегда считает себя невиновным — и ждёт, что по одному только желанию Шантия назовёт его не только жертвой, но и возлюбленным, и падёт безропотно в объятия, как безликая череда тех, что приходили в купальню до неё. Отдаёт приказы — и свято верит: их исполнят. И что-то в голосе дракона заставляло покорно подносить требуемое, покорно намыливать спутанные волосы, чтобы после хоть немного расчесать деревянным гребнем. Если, конечно, до того не придётся украсить досуг людского вождя более непристойными способами.

Мутно поблескивала стоячая вода, так не похожая на вольные морские волны. Её тоже посадили под замок, чтобы высвободить лишь тогда, когда пожелает потомок великанов. Им нравится чувствовать власть даже в такой малости. Шантия отвернулась — и посмотрела на обугленный кусок дерева, прислонённый к стене: им, наверное, перемешивали тлеющие угли в чашах. А ведь если поднять его сейчас, пока Кродор не смотрит, и опустить со всей силы на его затылок, он… нет, не умрёт, конечно. Но бессознательному человеку так легко захлебнуться! Однажды в детстве она сама едва не утонула — ударилась головой о камень и не могла всплыть. Говорили, будто бы под водой Шантия скрылась всего на мгновения, но казалось, прошла целая вечность.

Сама собою потянулась намыленная рука к деревяшке. Что-то блеснуло в мутной воде, и вдруг Шантия увидела в расходящейся ряби её — женщину-огонь из кошмаров. Рука разжалась; кусок мыла плюхнулся в воду. Врут, что от страха хочется кричать. На самом деле, когда боишься, хочется исчезнуть. Что это — искра пламени? Или зловредный дух?..

— Экая ты неуклюжая, — заворочался Кродор. Шантия наклонилась, норовя выловить скользкий брусок, но почти сразу пришлось позабыть о мыле: драконьи руки крепко ухватили талию и потянули к себя, и мокрая ткань плотно облепила тело…

А после она возвращалась, как и положено простой наложнице, в свою спальню: нет, не положено незаконной жене спать близ мужчины. Там, за узкими окнами, серебрилась луна, и грустно чирикала припозднившаяся птица. Наверное, отбилась от стаи и не сумела улететь туда, где теплее, и теперь пытается тщетно отогреться у человеческого огня…

Шантия слабо улыбнулась невидимой птице, луне, черноте ночи. И прошептала:

— Мы дождёмся весны.