А тем временем таяли снега, и всё чаще слышались среди слуг пересуды: скоро, скоро навестит замок Её Высочество Фьора, вторая принцесса Витира. Говорили об этом, пожалуй, чаще, чем о том, что иноземка-наложница носит под сердцем дитя людского вождя; лишь изредка вспоминала о ребёнке какая-нибудь особо болтливая служанка — и тут же зажимала рот рукой.
— Карга она, точно вам говорю! Вот вылезет из неё чудище о трёх головах… Тьфу на неё, тьфу! — бормотала порой кухарка, думая, что Шантия не понимает людского языка. — Чего глазёнки-то вылупила? Ступай, ступай себе, ведьмачка! Улыбается тут… видали, улыбается-то! Ступай, говорят тебе, у меня дел — ух! Иди, иди давай!
Шантия и в самом деле улыбалась — но не из избытка тепла и нежности: уж очень смешной казалась ей эта невежественная женщина с круглыми щеками и мягкими руками, походящими на свиные окорока. Она может много говорить, но не причинит вреда по-настоящему: не подсыплет яда в еду, не проткнёт вертелом или огромным ножом для рубки мяса. О, эти ножи! Наверное, стоило бы срезать одним из них кусок сала с этой жирной тушки…
Многозначительно задёргалось пламя факела, и Шантия поспешила к дверям. Откуда эти мысли, эти чувства?.. О них следовало бы забыть, как о кошмарных снах. Ведь и приходят они из снов, вместе с женщиной, похожей на огонь.
Медленно раскрывали клыкастую пасть замковые ворота, и втекала в них пёстрая толпа. Сверкающие драгоценностями не хуже разодетых варваров, посланники Витира несли над головами яркие золочённые флаги. За спинами знаменосцев шли женщины, рассыпавшие на пути яркие цветочные лепестки. Лепестки кружились на ветру, медленно опускаясь на землю, в лужи талого снега, а обитатели и гости замка переполняли внутренний двор приветственными криками.
Менее, чем полгода назад варвары так же приветствовали её семью.
Верно, следовало бы уйти: разве место наложнице на празднике, среди того человеческого сорта, который по недоразумению считается лучшим и высшим? Но любопытство заставляло смотреть: кто же из прибывших — принцесса Фьора? Быть может, вон та, в золочённых доспехах? Но после показались ещё двое в таких же, не разобрать, женщины или мужчины: нет, это, наверное, её стражи…
Тем временем, обогнав остальных, в круг встречающих выехала девушка на гнедом коне. Повстречав такую в замке, Шантия приняла бы её за одну из служанок: вся процессия была яркой, девушка же — бледной, и вместо жемчужных нитей и золота в её короткие рыжие волосы были вплетены зелёные ленты. Но именно она, спрыгнув с коня, выжидающе посмотрела на Кродора и Киальда, и Шантия замерла. Давайте же, скажите, сколь преступно с её стороны показывать такую бедность! Скажите все те злые слова, какие только сумеете придумать. Между тем приблизилась к блеклой девушке ещё одна, столь же бледная и рыжая, но с длинной косой. Шагнул вперёд один из стражей и объявил, почти не делая пауз:
— Их Высочества принцесса Фьора и принцесса Кьяра!
Киальд сморщился, будто проглотив живого малька, и сделал шаг назад. Но тяжёлый взгляд старшего брата вынудил его остаться. Коротко стриженная Кьяра выступила вперёд:
— Среди дочерей Витира я третья по старшинству, но первая по заслугам — и оттого говорю прежде сестры. Я сражалась среди братьев и сестёр, когда войска Золотых Холмов штурмовали нашу столицу, и я подарила отцу и матери отрубленные головы трёх вражеских генералов. Дайте мне меч — и я сражу лучшего из ваших воинов. Может, кто-то желает испытать меня?!
Она говорила — а Шантия смотрела только на едва заметный шрам возле уха. Быть может, она и стрижёт волосы так коротко потому, что не хочет его скрывать? Варвары молчали. Наверное, они способны судить лишь тех, кто отличается от них; отсутствие тяжёлых кусков металла, именуемых украшениями, не так важно, как стремление подарить чужую смерть. После того, как Кьяра умолкла, заговорила её спутница:
— Я — вторая по старшинству, но заслуги мои не так велики. Мне не довелось сражаться с воинами Золотых Холмов лицом к лицу; но дайте мне лук — и моя стрела пронзит солнце.
Шантия ждала, когда на шеи прибывших наденут тяжёлые медальоны на толстых цепях, вроде того, который некогда тянул к земле её; но вместо этого Кродор кивнул — и двое стражей вынесли сёстрам из Витира клинок и лук с единственной стрелой. Кьяра повязала зелёной лентой рукоять меча; её сестра — стрелу.
— Позвольте спросить: отчего прислали вас, вторую и третью принцессу? Или ваши достопочтенные родители полагают, что мы не достойны руки их первой дочери?..
Всё вокруг казалось обманчиво безмятежным и спокойным, как и положено на празднике: любые оскорбления, любые драки — игра, не более. Но Шантия заметила, как потянулись к мечам стражи Витира, как блеснула сталь под цветочными лепестками в корзинах женщин — и поняла, сколь хрупка эта иллюзия.
Увитые венками и одетые в яркие платья, жители Витира не были невинными весельчаками. Кьяра взвесила меч в руке и сделала пару выпадов в воздух, будто прикидывая, как сподручнее будет проткнуть собственного жениха:
— Наша сестра Алья ныне скачет по небесным степям, не зная усталости и страха; она останется первой принцессой на века, но никогда не будет править.
И снова — тишина.
— Мой брат — вздорный щенок. Не слушайте его. Готов поставить собственную голову, что любая из вас одолела бы его в бою.
— Мы можем это проверить, — с улыбкой отозвалась Кьяра, проводя кончиками пальцев по лезвию клинка. А может, сейчас и в самом деле будет битва? И они поубивают друг друга, как положено потомкам чудовищ Антара. Но Фьора что-то шепнула на ухо сестре — и та нехотя опустила оружие.
— Сейчас не время для битв. Мы прибыли в ваш замок как гостьи; не думаю, что лишать жизни хозяев дома — наше право.
Она пыталась говорить жёстко, уподобившись во всём Кьяре; чуть склонилась, не отводя взгляда от людского вождя и его брата — и Кродор склонил голову ей в ответ.
— И в самом деле — к чему нам битвы, если можно устроить пир? — громовой смех разнёсся над замком, умчался ввысь, далеко за озеро — может, даже к самому морю. — Сегодня праздник для всех нас — так давайте праздновать!
И тотчас, будто из ниоткуда, появились на напряжённых бледных лицах улыбки; вновь послышались песни и радостные выкрики без смысла. Весёлая толпа унеслась к одному из больших залов, откуда уже исходил аромат поджаренной дичи и хмеля. Шантия не стала противиться толпе — она шла вместе с прочими, улыбалась вместе с ними, и отчего-то никто сейчас не пытался закричать, что ведьме лучше бы уйти. В толпе мелькали знакомые лица — Ирша, Венисса… Кто-то пытался танцевать; с другой стороны хохотали, глядя на толстого стража, который подпалил себе зад, случайно зацепив чашу с тлеющими углями.
Незрячие Сёстры когда-то пели об Энитэ, женщине, проклявшей луну; луна отказалась пропускать её по дороге, сотканной из света, и с той поры грешница осталась на земле незримым духом. Она могла пройти в любую дверь, заглянуть в любое окно. Невозможно увидеть Энитэ или услышать, лишь изредка заметишь, как шевельнулась под её рукой тонкая занавесь или дверная створка: уже не осталось среди живущих тех, кто помнит её лицо. Ребёнком Шантия всегда боялась, когда матушка говорила, глядя в пустоту, чтобы Энитэ уходила с миром; сейчас же — думала, что, быть может, умерла уже — и стала таким же бесплотным духом, до которого никому нет дела. Закружилась от запахов голова.
Нет, ей не место здесь.
Шантия шагнула к двери — и нос к носу столкнулась с Иршей. Та мигом упёрла руки в боки. Что сейчас? Снова начнёт говорить ужасные, недостойные вещи?.. Потерянная дочь островов попыталась заранее ужаснуться — и не сумела. Нет, нет, конечно, эти речи не приносят никакого спокойствия…
— Так не пойдёт! Нас тут всех Кродор пользовал, так что, без еды оставаться из-за каких-то принцессок? Переживут, не маленькие. Ну-ка пошли!
Ирша, ухватив её по-крестьянски грубой рукой, почти силой впихнула её за стол, между двух знатных дам. Обе, мигом перестав жадно обгладывать косточки, отодвинулись: что же, тем лучше, тем легче дышать. Шантия взяла кусочек жаренного мяса и принялась вяло жевать, то и дело слизывая с пальцев текущий жир: куда больше, чем еда, её занимали две принцессы, сидящие близ Кродора и Киальда. Изредка скрывали их из виду прочие пирующие, расталкивающие локтями сидящих рядом и норовящие ухватить кусок побольше. Шантия лишь качала головой: даже звери умеют есть по очереди, но варварам такая роскошь, очевидно, недоступна.
— Что же, — громыхнул голос Кродора, — выпьем за две грядущие свадьбы! За мою невесту, Фьору, за наш вечный мир!
Закончив тираду, он посмотрел на Киальда, ожидая, что тот продолжит его речь. Но тот лишь посмотрел на коротко стриженную Кьяру взглядом, полным ненависти, и не сказал ничего.
— Ты чего это?! — вернул к реальности голос Ирши. — Одурела, никак?
Шантия посмотрела на почерневшие пальцы, ощутила горечь во рту: вместо мяса или хлеба она положила в рот кусок остывшего угля.