— Сестра… я, может, не хочу сестру! — Альбранд, надув щёки, ходил туда-сюда по детской. — Чего она мелкая такая? И всё время — то спит, то кричит… Я брата хотел! А с девчонкой не поиграешь даже…
— Мернис ещё маленькая, — назидательно протянула Фьора, бережно передавая дочь кормилице. — Когда она вырастет, ты должен будешь её защищать.
Вместо ответа Альбранд ещё сильнее надулся и выбежал из комнаты. Словно чувствуя неприязнь брата, малышка принялась кряхтеть, явно готовясь в очередной раз сорвать горло в бессмысленном младенческом плаче.
— Ах, как же тяжело с детьми! — воскликнула Фьора и тут же прикрыла рот рукой, как будто надеялась, что так заглушит излишне громкий голос. — Не припомню, чтобы в моей семье было нечто похожее. Мы с детства любили друг друга, и готовились отвечать не только за себя…
Тяжело с детьми. Это говорит женщина, окружённая слугами, к которой дочку приносят лишь тогда, когда она изъявляет желание повидать «чудом выжившую» малышку, женщина, чей сын больше походит на сгусток недовольства и злобы, чем на будущего короля. Шантия всеми силами удерживала на лице понимающую улыбку.
Нужно быть милой. Нужно, чтобы тебе верили.
— Я присмотрю за Альбрандом, — бросила она через плечо, выскальзывая за дверь. Оказавшись в коридоре, она облегчённо выдохнула: слава богине, можно больше не изображать понимание.
Глупая, глупая женщина, погрязшая в собственном самодовольстве.
Мелькнули за поворотом рыжие кудряшки, и Шантия направилась следом. Нет, не побежала: всё равно из замка мальчишке не выйти. Нужно потянуть время: чем дольше она ходит за Альбрандом, тем меньше времени придётся проводить рядом с Фьорой и Мернис, изображая полнейшее понимание и умиление.
— Догони, догони! — сын лорда высунулся из-за поворота и скорчил рожу, после чего снова скрылся из виду.
«Это просто ребёнок, — повторяла про себя Шантия. — Он просто играет».
Маленький паршивец, которого следовало бы высечь. Может, сегодня ты наконец споткнёшься и расшибёшь себе голову?..
— … Ты сам понимаешь, чего просишь?
Она остановилась у двери: отчего в голосе Кродора такая ярость? Нет, его многое способно разозлить; но довести до криков, от которых дрожат стены, которые слышны сквозь камень и дубовые двери?.. Лишь мгновение колебалась Шантия, а после — прижалась ухом к стене.
— Я прекрасно понимаю. Кто я при дворе? Так, королевский брат! Ты забыл наши законы? Я давно не дитя, и по праву мне положена половина твоих владений.
— Наши законы?.. — отчего-то очень ярко представился тот непреклонный взгляд, с которым людской вождь говорил эти слова, то, как он ходит по комнате, не отводя взгляда от Киальда. — Тебе напомнить, к чему эти законы всегда приводили? К войнам, когда мы резали своих же сородичей! К расколу, когда каждая мелкая дрянь норовила назвать две своих деревеньки королевством, а себя — верховным королём!
— Слова, слова… Сколько я уже слышал слов?! — что-то громыхнуло: быть может, Киальд ударил по столу или стене. — Я — мужчина, а не сосунок, и я требую…
— Ты требуешь подарить тебе земли, которые мне не принадлежат; они принадлежат тем, кто признал меня королём. Тем, кто поклялся в верности мне, Кродору, сыну Брунидора!
Шантия вжалась в стену, прикрыв рукой рот. Отчего, отчего вдруг подумалось — её разорвут на куски, если заметят? Детский, глупый страх, возвращающийся всякий раз, когда доводится видеть — или даже просто слышать — гнев дракона.
— Они поклялись в верности, потому что им надоело убивать друг друга, а ты был первым, кто предложил объединиться против Витира; Золотые Холмы тебе не покорились, а знаешь, почему, брат? Да потому что они и без тебя имели довольно благополучия!
— Ты твердишь, что ты мужчина. Странно, но слышу я только зависть ребёнка, которому не дают игрушку.
Тишина.
— Ты знаешь, что я уважаю тебя. Я подчинялся тебе много лет. Я женился на женщине, которая подобна мужчине, потому что ты решил, что так наш мир станет прочнее, — голос Киальда понизился почти до шёпота, и теперь Шантии приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. — А может, ты нарочно нашёл мне такую невесту, братец? Себе ты взял ту, что больше похожа на женщину.
— Я выбрал Фьору по старшинству. Будь она младшей…
— … Ты бы всё равно выбрал её. Как же — королю нужен наследник! — как наяву Шантия увидела кривую усмешку королевского брата. — А мне и бесплодной девицы довольно!
— Как знать? Если бы ты наведывался к ней в спальню чаще раза в год, быть может, сейчас тебя бы уже окружали сыновья и дочери.
Что-то рухнуло на пол, и Шантия зажмурилась. Может, выдать себя? Варварам свойственно все проблемы решать мечом; а Кродор не должен, не должен умереть слишком рано!
— Ты смеёшься надо мной!
— Потому что ты смешон. Сколько гордыни! Ты похож на щенка, который тявкает на боевого волкодава.
Голоса умолкли. Шантия решила: если услышит звуки боя — закричит. Но не будет ли слишком поздно?..
— Не недооценивай меня, братец. Когда-нибудь ты можешь сильно пожалеть о своих словах.
Она приготовилась кричать, когда её дёрнули за юбку — и тут крик вырвался в самом деле, больше от неожиданности, чем от испуга. Сердце бешено заколотилось. Альбранд насупился и звонко воскликнул:
— Почему ты не догоняешь?!
Из дверей чуть в стороне вышел Кродор, настолько мрачный, что даже его сын испуганно притих и попытался спрятаться в складках платья. Но Шантия выставила мальчика перед собой, прикрывшись им, как щитом, и торопливо проговорила:
— Я волновалась, что он упадёт. Вы сами знаете, господин, какой он быстрый.
Людской вождь рассеянно кивнул. Конечно, ему сейчас не до детей. Перережь она мальчику горло на глазах отца — и тот бы даже не заметил в думах о судьбе своего королевства.
Не время мстить. Пока — не время.