Королевская кровь-13. Часть 2

Глава 7.1

Еще одно дело сделал он в ту ночь, когда понесли сомнарисы письма главам темных родов. Пока одни духи служили почтальонами, другие выложили черным брусчаточным гранитом дорогу от дворца Гёттенхольд до соседнего каменного холма.

Старая коронационная Арена в Блакории лежала в сердце города Рибенштадт — массивные блоки в несколько ярусов, образующие стены и одновременно сидения, грубоватая статуя Жреца посредине, который разводил кривые клинки так, будто готов был тут же принести в жертву недостойного наследника, кривые стеллы, на которых держался погодный купол.

Всякий темный, попадая сюда ночью на коронацию, когда горели факелы, вставленные в выдолбленные в камне ниши, ветер гулял меж дубами, проросшими в трещинах каменного пола, а над головой светили яркие звезды, вспоминал, что половина крови в его жилах — кровь варваров, детей природы, старых племен, и отдавал дань уважения и прародительнице родов Аиллике, отдавая каплю крови памятному камню с ее именем при входе на Арену.

Когда ослаб и пал дом Гёттенхольд, темные рода в помрачении борьбы за власть почти уничтожили друг друга, и власть в стране пришлось брать брату-Инлию, для белых королей построили свою Арену. А в святыню дома Гёттенхольд вход был запрещен всем, кроме священства. Ждала она своего часа и дождалась.

Всю ее, до последнего камня, перенес Корвин в большую пещеру под соседним холмом, к которому подвели духи дорогу, и снял с того холма вершину, чтобы звезды, как и раньше, смотрели на то, как его корона венчает его детей. Любил он, чтобы все было в порядке. И детям своим эту любовь передал.

Темные рода Туры, слабые капли крови Корвина-первопредка, после гражданской войны расселились по всем странам двух обитаемых материков. Было дворянских родов в старой Блакории более трех сотен, сейчас же половины от того не набиралось из самых слабых: сильные все перебили друг друга. Разные среди них были семьи. Кто-то сохранил большой клан, кто-то жил как обычный человек, у которого от предков осталась только фамилия да сила, купировавшаяся настойками. Кто-то пестовал свой род, не вступая в союзы и смирившись с судьбой. Кто-то давно объединился и занимался улучшением крови в надежде, что получится вернуть их повелителя. Именно они, как только стало известно, что Жрец нынче сам правит Тидуссом, послали парламентариев ему на поклон, и было это за десять дней до того, как разослал он письма. Всех, кто пришел к нему, Ворон помнил еще с Лортаха как дар-тени под его защитой.

Был среди них и молодой барон Дуглас Макроут, на которого Жрец обратил внимание сразу, как тот вошел в залу. Эту думную залу Корвин любил и при прошлой жизни человеком — была она обита дубовыми панелями, и в ней до сих пор витал дух старых рощ южной Блакории, в которой паслись кабаны выше человека и олени, чьи рога задевали небо.

— Я помню вас, птенцы, — сказал он, усаживаясь на простое кресло за овальным, сделанным из спила широчайшего дуба, столом. Посланники нервничали, но смотрели на бога с такой надеждой и восторгом, что у него покалывали кончики пальцев, как бывало, когда лились в них эманации подношений-масел и молитв. И с удивлением смотрели, ибо был там, помимо Макроута, еще один дар-тени, знавший Охтора, и видевший, что бог с ним сейчас одно лицо. — И тебя помню, молодой воин. Я чувствовал твои эманации там, внизу, когда вы отсюда передавали весть нам, идущим ко вратам. Хорошо, что ты на свободе. Дочь Воина не может не держать слово.

— Для меня честь, что ты запомнил меня, отец, — сильно волнуясь, склонил голову Макроут. — Мы, как только слились с половинками, как только обрели крылья, ждали, когда сможем встретиться с тобой. Все рода, что способствовали твоему возвращению, ждут твоей воли: что нам делать дальше? И просят сказать, почему ты не в Блакории сейчас, Великий, а здесь, в Тидуссе?

Жрец смотрел на него и улыбался. Он любил тех, кто так горит делом и идеей, узнавая в них свою кровь и свое наследие.

— Садитесь же, — сказал он, — разделите со мной еду и вино. Пока я человек, общайтесь со мной, как с человеком, — продолжил он, видя, что не тронулись они с места. — Детям моим скажите, что немного осталось ждать — я завершу здесь необходимую подготовку, чтобы запульсировало сердце нашей будущей империи. И тогда к каждому роду прибудет посланник с письмом, в котором я позову вас и расскажу, что предстоит тем, кто решит поддержать меня.

Гости пробыли у него около двух часов и к концу трапезы уже говорили без страха, открыто. Говорили о будущем и о прошлом, говорили о том, о чем договорился Жрец на королевском совете, и о том, что остались на Лортахе близкие люди и что нужно будет собирать отряд тех, кто был воинами на Лортахе и умеет владеть туринским огнестрельным оружием, дабы доставить людей к порталу. Но пока еще герцог Дармоншир переписывался с тиодхаром Ренх-сатом и нужно было ждать, пока они договорятся.

— Я брошу клич среди братьев по крови, — пообещал Макроут, — и сам пойду с отрядом. А пока… позволишь ли вернуться и служить тебе, Великий?

— Позволю, — пообещал Ворон. Он знал, что молодого барона готовили в правители и смотрел в его душу, но там не было ни корысти, ни тайных помыслов. Он не думал о короне, он готов был служить.

И не прогадал. Молодой Макроут вернулся через несколько дней, и живостью ума и верностью быстро заработал право стать адъютантом Темного бога.

Ночь с 24 на 25 мая

Ночь двигалась по Туре с востока на запад, и вместе с ней летели во тьме подпространства сомнарисы. Главы темных родов Туры, и те, кто ждали вестей, и те, кто даже не подозревали, что эти вести будут, один за другим просыпались от ощущения родственной силы. И видели рядом с кроватями ожидающих их родственных духов с конвертами в пастях.

Сомнарисы, получив по глотку крови от тех, кто помнил еще, как надо благодарить посланников, исчезали. А те, кто обрели своего бога и свою силу, распечатывали письма — кто с предвкушением, кто с трепетом, а кто со страхом и с сомнениями.

Буквы были написаны на старинный лад, на староблакорийском, и пусть послание было откопированным, сила писавшего пробивалась через них, заставляя слова звучать.

— Я вернулся, дети мои, — слышали они мысленно голос божественного первопредка, и пусть холодом он пробегал по телам, но все ощущали это, будто гладит их отец по голове. — Я вернулся, и вы должны знать, что будет дальше. Пишу я всем, кто является главой темного дома, а вы уже передайте мои слова домочадцам и братьям вашим по крови.

Знайте же, что Блакорию оставляю я своему белому брату — будет править там белый король, и земля будет его, и небо будет его. Все, что осталось тут черного, я забираю в Тидусс. В Тидуссе, около столицы, стоит теперь замок Гёттенхольд, и в нем живу я. И буду жить, пока не закончу возрождение темной крови на Туре. Тидусс теперь — наша земля и наши люди, дети мои.

Не печальтесь по старой земле. И я люблю ее как свою колыбель, как землю, пропитанную историей нашей крови. Но она мала нам, а скоро у нас будет империя, не уступающая размерами Рудлогу и Йеллоувиню. Свой материк, где мы сможем жить своим укладом.

Скоро, совсем скоро Тидусс отправится в путь к материку Туна и станет той закваской, что обеспечит его заселение. Но не только тидуссцы будут там жить — заберу я к себе наших врагов, лорташцев, ибо по крови они ничем не отличаются от людей Туры, крепки и выносливы, а соблюдать законы мы их научим и заставим. С ними будет нелегко, но они умеют служить и, если быть с ними в строгости и подчинить родам, вреда они не принесут.

Они будут служить вам, а вас же зову я к себе на службу. Зову, но не принуждаю. Каждый волен остаться на своем месте и жить дальше своей жизнью. Никому не будет наказания, если он не откликнется на мой зов, а если кто захочет примкнуть ко мне позже — будет принят без упрека.

Те же, кто хочет служить мне, усилит свою кровь, получит титул и владения на Туне и сможет основать свой темный дом. Легко не будет, но если вас это не пугает — идите ко мне. Приходите с семьями через три дня за час до заката к моему дворцу. Там проводят вас к коронационной арене, где вновь оживет венец Гёттенхольдов. Я буду тем, кто вновь напитает его силой, и дальше будет идти он от наследника к наследнику, от сильнейшего к сильнейшему, восстанавливая мощь темного трона. На Арене не будет правителей других стран: это таинство только для меня и вас, мои птенцы.

После коронации я зову вас на пир и совет во дворец. Там мы и поговорим.

Но до разговора бросаю я клич среди своих верных воинов. Мне нужна тысяча искусных бойцов из тех, кто не побоится вернуться на Лортах и забрать из убежищ людей, которым мы дали кров и защиту. Кнес лорташцев обещал пропустить вас туда и обратно. Отряд мы начинаем собирать с завтрашнего дня и в течение недели. Поведет вас на Лортах барон Макроут, под его началом вы соберетесь

Наутро новость передавалась из уст в уста от одного темного к другому, зачитывалась на семейных и клановых собраниях, сообщалась сослуживцам и товарищам. Темные по всему миру думали, что делать. Кто-то, поколебавшись, все же решил остаться на месте, потому что налаженная жизнь, пусть и прерванная войной, спокойнее и безопаснее, чем та, которая наступит на новом континенте. Были в основном это люди семейные и простые, чьи дети ходили в школы или учились в университетах, у кого вокруг были друзья, родня, и кто любил свой город или поселок, а страну, в которой находился, уже считал своей родиной.

Сорваться с места, даже навстречу темным способностям, оказалось не так легко.

Но были и одиночки, и те, кто тяготился своей жизнью. Были те, кто издавна мечтал о восстановлении темного могущества — аристократические семьи, радеющие о чистоте крови и все что угодно сделавшие бы для того, чтобы достичь того положения, которые имели высокие потомки других богов. Были те, кто скучал по женщине, оставленной на Лортахе и не имел семьи здесь, и хотел ее забрать себе. Были и те, кто так ждали своего бога, что готовы были по его слову хоть в пламя шагнуть.

И они начали готовиться к новой жизни и ждать встречи с богом.

Мартин фон Съедентент очнулся ночью оттого, что кто-то чем-то ледяным вылизывал ему ладонь.

— Вики, какой холодный у тебя язык, — проворчал он.

— Что? — сонно отозвалась жена с другой стороны кровати и он вскочил, зажигая Светлячок и накладывая щиты. С одной стороны кровати моргала Виктория, сверкающая десятком боевых заклинаний, с другой — укоризненно шипел темный дух, забившись в угол. Шипел он, не выпуская изо рта конверта.

— А я только понадеялся на пару интересных игр, — буркнул барон, снимая щит. — Родная, похоже, у нас тут почтальон. Саня о таких рассказывал, помнишь?

Виктория кивнула, вовсю разглядывая духа.

— Прекрасный, замечательный темный дух, — заворковала она, — прости нам наш испуг.

— Это мы от твоего великолепия, — понятливо подхватил Мартин. Из них двоих Вики всегда была дипломатичнее. — Ты принес нам письмо? От кого?

— Действительно, от кого бы, — фыркнула Виктория. — В спектре посмотри.

Мартин переключил зрение — письмо клубилось стихией смерти так, что аж больно смотреть стало.

— Думаешь, — спросил он с сомнением, но почему-то шепотом, — Великому Ворону уже нужен отчет, как мы продвигаемся на ниве размножения?

Вики с упреком посмотрела на него. Дух зашипел суровее.

— Ладно, признаю, не время для шуток, — отступил Мартин. Подошел к духу, который встопорщил крылья, изогнул шею и торчком поднял хвост, будто готовился дать пощечину. — Спасибо, что принес, эээ, темнейший. Отдашь мне? Пожалуйста.

Дух письмо в подставленную ладонь почти выплюнул.И выжидательно уставился на барона. Судя по отсутствию прозелени и черноты в темно-серебристой чешуе, был он молодым и говорить еще не умел.

— Так… — Мартин открыл конверт. — Хм… Пишу я всем, кто является главой темного дома… Вики? — он изумленно зачем-то обернулся к жене.

— Ну не я же умирала, а потом меня воскресал сам бог смерти, — с иронией отозвалась Виктория. — Мало того, что ты теперь темный, так ты еще и глава рода.

— Это авансом, видимо, — усмехнулся он. — Так… — он зачитал письмо и поглядел на супругу. — Не хочешь заняться вспахиванием целины ради герцогского титула, милая? — спросил он уныло.

— Где я и где вспахивание, Мартин? — проговорила она и повертела ухоженными руками, которые почти вернулись в первозданное мягкое состояние. — А если серьезно, то у нас еще есть здесь дела, да? Вот закончим их, будет мир в Инляндии и Блакории, пройдут коронации и решим, — она стала еще серьезнее и передернула плечами. — Хотя… ты ведь хотел вернуться к ректорской работе. А я… планировала остаться у Белого трона, Март. Ему… ты сам понимаешь, потребуется помощь.

— Ты уже и не сомневаешься, да? — он запустил руку в волосы, размышляя, как быть.

— А в чем тут сомневаться? — она покосилась на сомнариса, который слушал их разговоры, поводя крыльями, и почему-то не улетал. — Сам же все видишь. И как тут разорваться, Март? С одной стороны — долг чести. Я не уберегла Луциуса и считаю себя обязанной уберечь хотя бы его наследника. Хотя бы несколько лет побыть у трона, пока он не наберет мощи. С другой — долг жизни. Да, Великий Ворон говорил, что он у тебя в долгу и что долг вернул, условившись на то, что мы родим шесть детей с темной кровью. Но ведь и у него мы в долгу, Март. Пусть он не ставил других условий. Поэтому решай. Я не знаю. Жить на два континента будет тяжело. Но если мы будем близко к богу, может, проще будет понять, как вернуть Макса?

— Я предлагаю сходить на коронацию и совет, Вики,- мягко сказал он. — А решим позже. В конце концов, мы связаны словом и наше дело — плодиться и размножаться. Думаю, если мы откажемся уйти в новую империю, он простит нам это. А с Максом… Макса мы тоже так не оставим.

Он еще раз перечитал письмо. Вики задумчиво смотрела на сомнариса, который лег на пол, проморозив его под собой. От него во все стороны росли дорожки изморози и над ним из воздуха оседал кристалликами иней, сверкающий в свете Светлячка.

— Спасибо, что принес письмо, прекрасный дух,- вновь проговорил Мартин. — Ты ждешь ответа?

Дух мотнул головой.

— Эээ. Масла? — предложил барон.

Дух поднял зеленые очи к небу. Затем подполз к Мартину и выразительно щелкнул зубами у его руки.

— Хочешь откусить мне руку? — предположил барон настороженно.

Дух посмотрел на него, словно сомневаясь в наличии мозгов. Провел кончиком хвоста по ладони.

За спиной засмеялась Виктория.

— Крови ему дай, — подсказала она. — Как Марина своих кормит.

— И тут кровь пьют, — проворчал Мартин. Но сбегал в кабинет покоев, нашел там в своем артефакт-чемоданчике ножик и, поморщившись, чиркнул себе по ладони. Аж слезы выступили, так защипало.

— И как Марина это постоянно делает, — выдохнул он. Зато сомнарис оживился, сделал несколько глотков, засиял зеленью, заклубился тьмой и исчез. А Мартин развернулся к Виктории.

— Залечишь мне руку? — жалобно спросил он. — Щипет.

— Ты и сам можешь, — напомнила она с усмешкой. Но руку взяла, залечила, подула на нее, поцеловала. Взъерошила ему отрастающие черным волосы. Мартин пристроил голову ей на колени.

— Надо Сане рассказать, — прикрыв глаза, проговорил он. С Сашей они буквально пару дней назад виделись — хоть он уже и неделя как ушел на фронт, но в свой день рождения выбрался на пару часов к своей ведьме. И друзей позвал. Катерина Симонова на Мартина смотрела с большим удивлением. Они уютнейше посидели за винцом, Март поиграл с детьми так, что Вики потом сообщила, что не против и десяти детей, если он так же будет их занимать.

— Угу, — согласилась Вики. Потушила мужнин Светлячок, продолжая гладить Марта по голове. — Интересно, куда придет этот мир? И на то, как станет развиваться материк, интересно будет посмотреть, да?

— Потом, все потом, — разнежено пробормотал Мартин. Потянулся. — Лопатки почеши, Вик, а? Зудят и зудят, будто… — он осекся. — Это что же, я смогу летать?

— Возможно, ты просто нахватался блох от Боба, — фыркнула Виктория.

Он тихо засмеялся.

— Ладно. Крылья так крылья. Долг так долг. Но потом, да? Сейчас мы всегда можем отговориться тем, что делаем детей во славу его. Правда? А там кто знает…

И он, поцеловав фыркнувшую супругу в шею, увлекся и немедленно приступил к выполнению обещанного. Со всем старанием.

Получила письмо и Катерина Симонова и очень удивилась этому. И растерялась.

— Это точно мне? — спросила она у сомнариса.

— Твоясс кровьсс сильна, у тебясс есссть темныесс детисс, — прошипел он, — ты и есссть главасс. Намсс сссказаноссс несссти сссильнейшим.

Она поблагодарила его, и дала крови, и несколько раз потом перечитывала письмо. А затем, сидя в саду на качелях за утренним кофе, вспомнила, как слизнула в бункере кровь с иглы. И как после этого ощутила себя наполненной силой.

А сейчас иногда в зеркало она видела, как проступают за ее спиной призрачные крылья. Кажется, сделай усилие — и станут они из крови и плоти. Но она пока побаивалась. И даже Саше их пока не показывала. Привыкала.

По Саше она скучала — впереди была их совместная и добрая — она точно знала это — жизнь, и ей было хорошо и спокойно рядом с ним. Две недели, что он был рядом, жил с ней в ее доме, прошли так естественно, будто так должно было быть всегда. Иногда она думала, что может, если бы она поступила тогда, их встреча произошла бы раньше. И, может быть, и сложилось бы все раньше?

Но случилось так, как случилось. Симонов остался далеко позади, за войной, в позапрошлой жизни, покрытый туманом. И сейчас она иногда думала, что все же его смерть была не случайной. Она не делала этого сознательно, но она столько раз желала ему сдохнуть мысленно, что это вполне могло подействовать.

И Катя была бы рада, если бы это было так. И жалко ей его не было.

Саша вновь появился через пару дней после его дня рождения, и Катерина рассказала ему о письме.

— Хочешь сходить на коронацию? — поинтересовался Алекс.

— Хочу, — призналась Катя. Оглядела светлую, залитую солнцем гостиную, прислушалась к смеху детей из сада и улыбнулась. — Я думала, что я трусиха, но хочу, Саш. Не хочу пропускать такой момент — увидеть первопредка во плоти. Девочек с собой взяла бы. Да и он обещал не принуждать ни к чему. Это же то, о чем в семьях потом вспоминают веками, да?

— Я бы тоже посмотрел на него во плоти, — признался Александр.

— Я знаю, — Катя погладила его по руке. — Пойдешь завтра со мной?

— Если буду свободен, Кать, — покачал головой Алекс и она понимающе вздохнула. — Не могу обещать. Сейчас иномиряне отступают дальше в долины, у нас передышка, но пленные говорят, что их тха-норы готовятся к прорыву. Мы их дожмем, конечно, но работы еще много. Я постараюсь, хорошо? Мне тоже интересно. Это событие историческое. Но если за полчаса до назначенного времени меня не будет, идите без меня.