Четери знал, что Вей Ши уже приходил во дворец через сутки после коронации отца и окончания всех положенных ритуалов. Но дракон был занят делами разрушенного города, и Вей не стал ждать, а попросил Светлану передать, что за ним остался еще один долг — положить меч старика Амфата на могилу его жены, и потому он снова уходит на несколько дней и знает, что учитель его благословит.
Чет, услышав это от Светы, одобрительно качнул головой. Молодой воин научился принимать верные решения и отдавать долги даже тогда, когда никто не узнает, что ты не отдал.
Четери также знал, что решил Вей поселиться в доме старика Амфата. А связь с учеником подсказала ему, что два дня назад дошел он до своей цели и сразу же начал путь обратно в Тафию. Знал дракон и о том, что вернулся Вей Ши вчера вечером. А еще Четери докладывали, что ученик тут же пошел за разрушенную трещинами и боями городскую стену, к ближайшему к городу холму, заросшему лесом. Там велось строительство новой обители.
Настоятель Оджи подходил к Четери с вопросом, может ли братия занять этот холм. Потому что на месте старой обители сиял переход, и восстановить там ничего было нельзя.
— Видно, Тафии пришло время расширяться, — сказал тогда Чет. — Стройтесь, отец Оджи, а я, как только восстановим город, тоже отправлю к вам рабочих. Хотя, впрочем, у нас здесь достаточно пленных, чтобы они послужили богоугодному делу.
Теперь там братья и послушники возводили стены пока что скромного деревянного святилища, меняясь с теми, кто помогал в Тафии в храмах и часовнях разных богов, принимая жаждущих духовной помощи там. И Вей, не успев вернуться, тут же пошел помогать.
Однако его накормили и отослали спать, но с раннего утра он, совершив пробежку по городу и отзанимавшись на берегу Неру, вновь пошел туда.
Сердцу Четери была мила такая дисциплинированность и усердие. Но они же вредили, скручивая ученика в тугую пружину — оттого и проявления чувств в нем случались разрушающими. В нем было много долга и ответственности, из-под которых едва пробивались доброта и привязанности. Так он был собран, что не было в нем полутонов и мудрости понять важность этих полутонов. И очень нужен был ему противовес. Хорошо встала на эту роль малышка-Каролина, но слишком мала она была, чтобы быть Вею наглядным примером. Однако сама судьба дала ему такой противовес.
— Я рад, что ты вернулся, — сказал Четери искренне. — Что ты узнал на своем пути, Вей Ши?
Принц задумался.
— Я шел по лесам, которые когда-то были барханами, Мастер. И понимал, что нет ничего постоянного в мире и всегда нужно быть готовым к тому, что все переменится.
— А еще, Вей Ши? — полюбопытствовал Чет.
В голосе ученика проскользнуло едва заметное удивление.
— Я спросил у стариков, соседей Амфата, как добраться до оазиса Вина, где похоронена жена Амфата, и они сказали мне двигаться на закат. Но когда я добежал тигром до одного из поселений, оказалось, что я ушел сильно в сторону. И я понял, что нужно всегда проверять, куда движешься, иначе даже с ясной целью можно зайти не туда.
— Было ли еще что-то, Вей Ши?
Теперь Вей ответил после долгой паузы.
— Я дошел до оазиса Вина, который теперь озеро среди лугов и лесов, Мастер. В нем оставались люди, знавшие Амфата, и они показали мне нужное место. Там, на кладбище, много было могил, уже заросших лесом, и я погрузил меч в дерево, что выросло над могилой жены Амфата, и попросил равновесника охранять его. Он фонит красной стихией, а, значит, рано или поздно его найдет воин, которому по рукам двуручный меч и которому он пригодится даже в наш век. Если кто захочет взять меч, он должен быть не менее сильным, чем Амфат, и отгадать три загадки.
— Это убережет его от случайных и злых людей, — одобрительно кивнул Четери.
— А понял я, — продолжил Вей Ши, — что под моими ногами лежат люди, которые любили, растили детей, жили свою жизнь, и вот уже не помнит их никто и будто и не было их. А Амфата будут помнить в веках, потому что он покрыл свое имя славой. Но значит ли это, что простая жизнь пуста, учитель?
— А кто же хранит память о великих, как не простые люди? — отозвался дракон. — Кого защищают великие, как не простых людей? Кто вырастил и любил великих, как не они? В простоте той, Вей Ши, суть земли, потому что не только наследие определяет величие, но и среда. Те люди стали корнями, поднявшими героя в небеса, давшими ему силу. Встал бы Амфат против врага, если бы не любил эту землю и ее людей превыше себя? Он сам был и велик, и прост, и в этом секрет величия.
Ученик покачал головой. Не мог он пока это принять. И Четери не стал спешить.
— Зачем я спрашиваю тебя об этом, Вей Ши? — спросил он.
— Чтобы я из всего извлекал уроки? — тут же ответил ученик.
— Верно, — похвалил его дракон. — Мы смотрим в себя через призму мира. И в мире видим то, что нужно нам сейчас. Главное — не забывать смотреть.
— Спасибо, Мастер, — проговорил Вей Ши и склонил голову.
— И тебе от меня спасибо, — тепло произнес дракон. — Ты приходил в мой сон, утешал Свету, ты помог ей и моему сыну.
— Я обещал тебе защищать твою супругу, Мастер, — даже слегка укоризненно отозвался ученик, как бы говоря: не за спасибо, а за честь делал. Поколебался и все же спросил.
— Кто эта женщина? Та, что видел я в твоих воспоминаниях?
— Афаити, — сказал дракон. И улыбнулся, ощущая, как нежность и горечь заполняют сердце. — С ней я впервые понял, что есть любовь, Вей Ши. И она та, с кем я впервые потерпел поражение, хотя все силы вложил в то, чтобы победить.
Он ощущал, что принцу хочется спросить еще о том, что он видел в его воспоминаниях. Но он не стал, и Чет одобрительно качнул головой.
Вей Ши сказал другое.
— Если ты хочешь, Мастер, — с едва заметным сомнением предложил он, — я мог бы сделать тебе артефакт, который позволит каждую ночь погружаться в твои воспоминания. Туда, где ты сможешь… видеть и встречаться со своей женщиной.
Это было искушение, которому Четери на мгновение почти поддался.
— Никогда больше не предлагай мне этого, — попросил он и от ученика кольнуло легкой обидой. — Я знаю, что ты сделал это от чистого сердца. Но мы все одновременно сильны и слабы, Вей Ши. Я и так разбит, и есть риск, что я все больше буду уходить туда, где вижу мир, пока однажды не перестану возвращаться.
— Я понял, Мастер, — сказал Вей Ши. — Прости. Что ты скажешь в ответ на просьбу моего отца?
— А чего хочешь ты, Вей Ши? — мягко спросил дракон, откидываясь в кресле.
Принц стоял выпрямившись, сложив руки за спиной. Не спешил с ответом. И Четери не торопил его — обдумывание вопроса лучше, чем поспешность.
— Мне спокойно и хорошо, когда я помогаю братьям, — сказал ученик наконец. — Я понял, как хороша размеренная жизнь, учитель. Но в бою моя душа словно поет и расцветает, и никогда и нигде я не испытывал такого упоения, как в битве. Однако я бы не потакал желанию боя, если бы не был обязан пойти во главе войска в Рудлог, чтобы исполнить желание моего деда.
Четери не стал спрашивать, какое желание. Между учителем и учеником не может быть секретов и секреты ученика учитель не разгласит. И Вей, нехотя, после паузы добавил:
— Я обещал ему, что женюсь на красной Каролине, когда она достигнет брачного возраста.
Чет не удивился. Он бы удивился, если бы этот вопрос Хань Ши не поднял.
— Ты хочешь этого брака? — спросил он.
Он не видел глаз, не видел лица — и это было очень сложно. Можно было судить только по движениям. Вот сейчас Вей едва заметно качнул головой.
— Это принесет много проблем, — проговорил он уверенно. — Усложнит все, Мастер. Мои невесты — предсказуемы и подчинены порядкам, установленным в Йеллоувине. Они не могут выйти из традиции, они впитали ее с воздухом, с молоком матери. Но девочка Рудлог не такова. Ей будет очень сложно, мне будет сложно, всему Йеллоувиню будет сложно. Но я дал слово.
— Понимаю, — ответил Четери. — Ты мне сказал, что хочет твой отец, чего хотел твой дед. Но ты не сказал, чего хочешь ты сам, Вей Ши.
Ученик пошевелился и Чет понял, что он смотрит прямо на него.
— Я хочу тренироваться с тобой, Мастер. Хочу, чтобы ты учил меня. Как было до того, как ты меня наказал.
Четери покачал головой. Когда-нибудь он снова встанет с клинками и ощутит упоение от движения. Но не сейчас. Не в ближайшее время. Он каждый день сталкивался с тем, насколько он сейчас ограничен, и страшился того, что ощутит, взяв в руки клинки.
— Ты не сказал мне два слова, которые должен сказать. Точнее, сказал, но во сне. «Ты неправ». Это и есть твой ответ, Вей Ши?
Принц неожиданно усмехнулся.
— У меня много ответов, Мастер. И «Я понял». И «Спасибо, Мастер». Но все же да. Ты был неправ, учитель.
— И почему же? — поинтересовался Четери. Ему действительно стало любопытно.
— Потому что я понял, что насилие порождает большее насилие, — ответил Вей Ши. — Насилием нужно решать лишь то, что нельзя решить словом, Мастер. Я был неправ, когда напал на девочку и испугал ее. Ты был неправ, когда исполосовал меня. Ты рисковал запустить во мне пожар ярости, которая быстро переплавилась бы в жажду мести — и я при всей своей силе мог много плохого сделать и тебе, и городу, и миру.
— Почему же не сделал? — усмехнулся дракон.
— Дед сказал, что ты будешь мне и учителем, и отцом. А отец имеет право наказывать, — глухо отозвался Вей Ши. — И еще. Я читал о твоих подвигах в детстве, я с детства мечтал стать Мастером, я не мог поверить, что ты, величайший воин из легенд, жив и готов учить меня. Мне было обидно и зло, что ты не оценил меня и занимаешь глупостями, и я почти ненавидел тебя за то, что ты посмел высечь меня. Но ты сказал, что спас меня от высшего наказания, и я заставил себя в это поверить. Это ведь правда?
— Правда, — просто ответил Четери. — Ты должен был получить прекрасное образование и читать труды мудрецов. Разве ты от меня первого услышал то, что малая жертва за ошибку предотвращает большую беду?
— Но ты был неправ, — упрямо повторил Вей Ши.
Чет едва заметно улыбнулся. Встал, подошел к окну. Он любил стоять там теперь, ощущая ток жаркого воздуха с крыш и мостовых и влажно-прохладного от Неру.
— Подойди сюда, — попросил он. Раздались шаги, Вей Ши остановился рядом с ним.
— Это неправильные слова, — сказал Четери. — Хоть ты и на правильном пути, но путь этот не прям. Иногда только насилием можно остановить насилие, юный Ши. Как и показала прошедшая война. Это как встречным палом останавливают неукротимый лесной пожар. Зерна насилия, проросшие в не ограничиваемом ничем характере, как у тебя, часто можно задавить только насилием, показывающем, что человек не всемогущ. Ты мог обозлиться еще больше и полностью уйти ко злу, а мог перегореть и выплыть. Я рисковал, это правда. Но и ты прав в том, что насилие — это инструмент, который нужно применять в редких случаях. Так, чтобы оно не стало инструментом распущенности. И, главное, сильный не должен насилием соблазняться, как лекарь не должен решать все проблемы скальпелем.
Ученик слушал неподвижно и почти не злился.
— Часто насилие используют просто потому, что сильнее и никто за это не накажет. Но это слабые души, души, не понимающие, что сила накладывает и ответственность, а честь не в том, чтобы силу применить к слабому, а в том, чтобы держать ее под контролем. А в случаях, как с тобой, с теми, кому многое дано — тех и судьба потом карает страшнее, если они идут против основных правил. Почитай родителей. Не обижай слабого. Не проходи мимо тогда, когда нужна помощь.
— А какие слова правильные? — сдержанно спросил Вей Ши.
— Ты поймешь, — ответил Четери. — Поймешь и скажешь мне. Тем более сейчас, когда ты получил мой клинок. Я горд этим, Вей Ши. Никогда я не ошибался в выборе учеников, но твой дед заставил меня сделать выбор. Я сомневался. Но ты доказал, что судьба не зря связала нас с тобой ученичеством. И я рад, что это произошло — и созданный из моей ауры клинок принял тебя. Значит, судьба этой связью изменила мир.
— Я бы хотел взять оба, — глухо признался Вей Ши, и Четери удовлетворенно хмыкнул — чем дальше, тем больше открывался ученик.
— Подумай о том, что это было бы слишком просто, — посоветовал он, и от принца потянуло недоумением. — Разве тебе не интересно будет узнать, как ты получишь второй? — и, пока собеседник размышлял, Четери добавил: — Судьба знает, как связывать нити, Вей Ши. Видимо, в этом случае нужно было, чтобы были связаны не учитель и ученик, а учитель и два ученика.
Аура принца полыхнула красным и затихла. И Чет удовлетворенно качнул головой.
— Ты хотел еще что-то, Вей Ши?
— Да. Я хотел попросить у тебя совета, Мастер, — проговорил Вей Ши после паузы. — И рассказать о недостойном поступке, который я совершил. Я говорил тебе об этом. Сейчас я готов и мне нужен совет учителя.
Четери втянул носом влажный воздух.
— Пойдем-ка прогуляемся у реки, — предложил он. — И ты мне все расскажешь.
Они спускались к реке неторопливо, молча. Чет запоминал, как теперь выглядит его город, ступал по горячей мостовой, ловил движение ветров и восторженные приветствия людей, слушал шум восстанавливающейся жизни, остро ощущал запахи и пытался разобраться в мешанине стихий.
Жители Города-на-реке поначалу, когда он только стал появляться на улицах, пытались падать ниц либо кидаться целовать его руки для благословения. Первый раз он опешил, второй же зычно попросил в наступившей на рынке тишине:
— Люди Тафии, давайте я сначала помру, а потом вы уже на меня молиться станете. А сейчас лучшим благословением для нас всех станет работа на восстановление города и Обители. Увижу еще кого перед собой на коленях — выгоню к демонам.
Люди прониклись, а монахи Обители в тот день получили множество добровольных помощников. Чету говорили, что жители в своих домах тайно устанавливают алтари, где молятся то ли на него, то ли за него, и за углом дворцовой стены сделали место для подношений, но тут он уж махнул рукой — мало ли какие культы создают себе люди, главное, чтобы под ноги ему не кидались, и то хорошо.
И сейчас тафийцы склоняли головы, кричали: «Владыка, слава Владыке Четерии!», — но, слава богам, вели себя с достоинством и без оглушительного почитания.
Не любил Четери массового почитания. Тот, кого почитают, обычно очень одинок, ибо вознесся выше людей и не может просто общаться с ними.
Вей молчал.
Прошли они мимо рухнувшего дома, который разбирали пленные — и те, замерев, прикрыв головы ладонями так, чтобы не видно было глаз, тоже попадали на колени и уткнулись лбами в белую от каменной пыли землю, что-то бормоча. От них шли волны страха, неверия, любопытства, злости.
— Я слышал, что к одному из братьев Обители подходил их тха-нор и спрашивал: если ты победил их бога, Мастер, то можешь ли ты стать их богом? И какие жертвы надо тебе приносить? — проговорил Вей Ши.
— Я знаю, — невесело ответил Четери. — Во все времена были люди, которым нужен тот, за кем пойти, только чтобы не решать самостоятельно, как правильно жить. Я велел передать, что за кровавые жертвы буду убивать, и что восхвалять меня надо доброй работой и добрыми поступками. Насколько я знаю, братья уже занимаются миссионерством, так что есть надежда, что в свой мир эти люди унесут хотя бы основные заповеди. Хотя, — он хмыкнул, — книга Триединого существует уже больше двух тысяч лет, и кому когда она мешала творить зло.
Он в сопровождении управляющего Эри ходил туда, где содержались и трудились пленные — в первые появления от них шли такие волны ужаса, что у него волосы на руках вставали дыбом. Они словно ожидали, что он тут же начнет их резать. А он смотрел на замершие силуэты людей, вдыхал нечистый запах их тел — хотя во избежание эпидемии их отводили к Неру после работы, выдавали мыло и заставляли мыться там, но пахли они иначе, — и удивлялся тому, что пусть запах отличается, но силуэты их мерцают той же витой, что и силуэты туринцев.
Знал он и о том, что вольный ветер Дармоншир, брат по воздуху, ведет сейчас переговоры с одним из генералов противника, укрепившегося на той стороне портала. И сам Четери был в этих договоренностях заинтересован — тысячи пленных тяжкой ношей легли на город и создавали угрозу бунта, пусть и боялись Владыку, но их нужно было куда-то девать. И к Хиде нужно было сходить — пусть его ученик сможет пройти сквозь любую армию, если можно будет войти и выйти спокойно, то зачем рисковать?
Нории должен был прийти в Тафию завтра, и завтра же все эти вопросы должны были решиться. А сейчас, — Четери повернул голову туда, где должен был по памяти быть холм, на котором ранее располагалась Обитель, — шла подготовка. Должны были устанавливать шатер, магистр Нефиди с коллегами из университета — обеспечивать щиты и безопасность.
Вей молчал. И только когда они вышли на песчаный берег, теплой стихийной зеленью обнимающий лазоревый ток великой Неру, где уже сидели рыбаки, мягко сияющие витой, Четери приказал:
— Говори, Вей Ши.
Рыбаки, поворачиваясь, склоняли головы, и дракон поднял руку, приветствуя их. От Неру несло тинной прохладой.
— У моего отца, до того, как он женился на моей матери, было три жены и почти четыре десятка наложниц, — начал Вей Ши, ступая рядом с Четери по влажному песку. — Все три будущие императрицы — дочери высокородных го-тунов, управляющих провинциями, чистота крови которых не вызывает сомнения до самого Ши. В их родах женились только на потомках других богов, ни одного простолюдина в предках не было…
Вей говорил и вспоминал, что рассказывали ему отец и мама, что узнавал он от придворных дам и бабушек-императриц.
Высокородные жены и наложницы приносили отцу только девочек, и все в семье смотрели на это с тревогой. Принцесс баловали и любили, но все чаще в семье вставал вопрос — не прогневался ли Великий Ши за что-то на своих потомков? Но Желтый праотец, склонный говорить метафорами, хранил по этому поводу молчание, благосклонности в прочих делах не лишал, деду укоризненно говорил: «Лотос цветет в покое, помнишь?», — и лишь после многих воззваний приснился отцу и сказал: «Ищи в сердце».
Дедушка, Хань Ши, бывший тогда еще молодым, крепким и куда более жестким, чем к концу жизни, уже думал закрепить своим указом, что если так и не родится у сына наследника, то старшая внучка выйдет замуж за сильного аристократа и уже их сын станет императором.
— Однако как-то в апреле, когда цвела степь, отец приехал с инспекцией в северную провинцию Оусинь, — говорил Вей Ши неторопливо, вспоминая, — и там он встретил мою мать. Она была простолюдинкой, дочерью пастуха, богатого, владеющего двадцатью табунами лошадей, но пастуха. Училась на ветеринара, приехала к родным на каникулы. И отец полюбил ее с первого взгляда.
«Она шла по степи и собирала цветы, и ветер играл в ее косах, — говорил отец маленькому Вею. — Так я встретил прекраснейшую женщину на свете».
— Так получилось, что отец тоже представился ей простолюдином. И она полюбила его как простолюдина. Однако, когда все вскрылось, она не захотела во дворец. И наложницей быть не захотела, хотя женщины простой крови могли рассчитывать только на это. Она была горда и неприступна, — продолжал Вей Ши, — и отец отступил, но он тосковал…
— А когда тоскует Ши, плохо всей стране, — понятливо заметил Четери.
— Да, — кивнул Вей Ши. — Дед нагружал его работой, царедворцы предлагали ему других женщин, но он не мог ее забыть. В то время погибла его вторая жена…
…тогда говорили что-то о заговоре рода Вэнью, из которого происходила вторая супруга. О том, что желали они извести старшую жену отца, благородную Джиайо из рода Мэйдин, чтобы вторая жена стала старшей императрицей и больше влияния род получил на правящий дом. И что должна была вторая жена, не зная этого, преподнести первой подарок — золотую пташку-артефакт, которая пела и летала, как настоящая, и веселила хозяйку, перебирая ей волосы. И в коготок которой было вделано вещество, превращающееся в контакте с любимыми духами старшей императрицы в яд, похожий на яд из ядовитых грибов, мгновенно останавливающий сердце.
Но, говорят, что вторая жена искренне любила первую, как сестра. И не знала о планах своих родичей. Потому, подарив пташку, о плохом не думала. И только велением рока объясняется то, что в один из дней старшая жена дала средней воспользоваться своими духами, а пташка царапнула именно среднюю.
Говорят, было разбирательство, и дед лично перетряс весь род Вэнью, отчего он поредел вдвое.
— А отец, даже не выдержав траур, вновь поехал в провинцию Оусинь. И украл мою мать со свадьбы. Родители ее, понимая, к чему идет дело, спешили выдать ее замуж, но не успели. Он ее унес, вопреки ее желанию, желанию ее родителей и желанию моего деда и своего отца.
— Разве сейчас в мире вне Песков принято выдавать девушек замуж велением родителей? — удивился Четери.
— В традиционных регионах всякое бывает, — ответил Вей Ши. — На нашем севере, частично в Бермонте, да и в эмиратах, и в Тидуссе такое повсеместно.
«Я долго сердилась на него, но твой отец нашел нужные слова и смог убедить меня, что нам не жить друг без друга, — говорила мать и обнимала маленького Вея. — А когда у меня появился ты, мой тигренок, я поняла, что он был прав. Ты, моя радость, мог родиться только в любви».
Она любила сына, а он обожал ее. Даже когда вышел из младенчества, прибегал к ней ночами, когда снились кошмары — юные Ши еще не могли управлять мощным наследием первопредка и слишком часто сила их принимала формы причудливые и странные. И тогда мама пела ему степные песни, брала его под горячий бок, дула в лицо и приговаривала что-то гортанное. У нее в роду, впрочем, как у всех с севера, были шаманы, и мама умела успокаивать и заговаривать.
Но этого не стал говорить Вей Ши своему учителю. Слишком личными были эти воспоминания.
— Она смирилась, и родился я, — просто сказал он. — И это примирило с ней и отцом деда. Он сердился не потому, что мать была простой крови, а потому, что отец нарушил все мыслимые грани приличий, и пусть пресса у нас дисциплинирована, слухи об этом пошли по всей империи, высокие го-туны были оскорблены.
Но он простил моего отца и признал, что был неправ. Что Вечный Мудрец показал нам — гармония невозможна без любви, и, если уж встретил ее, не отворачивайся.
— А что говорит делать Великий Ши, если не встретил любовь? — поинтересовался Четери.
— Тогда живи так, как предписывает честь и традиция, — ответил Вей.