Королевская кровь-13. Часть 2

Глава 9

Вечер 27 мая, Нарриви, Тидусс, Алина

9 утра по времени Иоаннесбурга

С самого утра Алина не находила себе места. И проснулась она раненько, и почитать успела, и погулять, и на завтрак сходить. Все это можно было описать одним словом — нетерпение.

Ей хотелось посмотреть на Макса, пусть даже не он это был. Хотелось притронуться к нему. И тлела отчаянная надежда где-то глубоко в сердце, что он сейчас увидит ее глазами бога — и вспомнит, и сможет вернуться.

Оттого, что надежда могла быть глупой, холодели руки и хотелось плакать.

Она еще несколько раз за эти дни перечитала письмо Корвина. Что-то ее царапало, а что, она не могла сообразить. И что будет происходить на Арене, она не понимала и слегка тревожилась из-за этого. «Напитаю венец силой», — писал бог, и Алине представлялось, что корона будет ждать, пока Жрец сможет отпустить Макса, сам уйдет в небесные сферы, а на Арене соберутся темные для выбора из них сильнейшего. Или венец, напоенный силой, взлетит уже сегодня и опустится на голову кого-то из присутствующих?

Она вдруг представила, что венец выбирает ее, передернула плечами, а затем нервно засмеялась.

— А что, — сказала она себе и упала на кровать, раскинув руки, — старшие уже коронованы, Марина вполне может стать королевой в скором времени, да и Каро хочет помолвку с наследником Йеллоувиня. Меня тут и не хватает. Буду королевой… нет же, Корвин же хочет создать темную империю, так что буду императрицей Тидусса. Назовут его каким-нибудь Большим Тидуссом и буду править…

Это было нервное, и она, чтобы отвлечься, пошла разглядывать подготовленное горничной к церемонии фиолетово-черное платье с серебряным воротником и манжетами. Ворону наверняка будет приятно видеть свои цвета.

Алина в телепорт-зале дворца Рудлогов должна была встретиться не только с Матвеем и Дмитро. Накануне с Байдеком связался Александр Свидерский и сообщил, что он также будет присутствовать на церемонии, сопровождая герцогиню Симонову с детьми. И что барон фон Съедентент тоже получил приглашение.

Принцесса узнала об этом за ужином после возвращения из Тафии.

— Я отправил им всем приглашение перейти в Тидусс через наш портал, — говорил Байдек. — Они согласились. С таким сопровождением я за тебя спокоен. Хотя, уверен, хватило бы и Владыки Четери, несмотря на…

«Несмотря на его слепоту», — повисло в воздухе.

— А Матвей с Димкой как же? — встревожилась Алина, оторвавшись от пюре из цветной капусты и паровых куриных котлеток. — Они же теперь как бы и не нужны?

Василина улыбнулась и отставила стакан с водой.

— Твои друзья тоже пойдут, Алиш. Они единственные из всех сопровождающих, кто работает на Зеленое крыло. Так что у тебя будет большая свита.

— Тандаджи нужны глаза и уши, — добавил Мариан, — так что они уже наверняка проинструктированы, что запоминать и на что обращать внимание.

— Тогда ладно, — успокоилась Алина. — Вместе веселее.

— Тебя что-то все-таки беспокоит, да? — мягко спросила Василина.

— Всего понемногу, — вздохнула пятая Рудлог. — Но ничего, с чем бы я не справилась, Васюш.

Четери вышел из телепорта во дворце Рудлог в девять утра, когда в Нарриви было пять вечера — разница между странами составляла восемь часов. Закат в столице Тидусса ожидался около семи вечера — сказывалась близость к экватору.

Чет суть сощурил глаза, будто по привычке пытался всматриваться в окружающий мир, безошибочно нашел взглядом Алину. Во всяком случае его глаза остановились на ней.

Принцесса обрадовалась ему, подошла обниматься. Мастер был в сдержанном парадном фиолетовом шервани, вышитом серебром, которое перекликалось с сединой в его короткой косе.

— Ты в маске? — спросил он, коснувшись ее лица.

— Да, — Алина смутилась. — Это из-за семьи. Я же еще не выезжаю, да и принято у нас при частных выездах прятать лицо. А ты видишь одежду, да?

— Я вижу силуэты людей, наполненных токами виты, и сферы аур вокруг них, — ответил он, глядя словно сквозь нее, — а одежду едва-едва, как сплетение тончайших нитей стихий земли, воздуха и воды. Приучаю себя обращать на это внимание. Какого цвета твоя одежда, малышка?

— Как и твоя, фиолетовая с черным и серебром, — Алина провела рукой по манжете. Четери посмотрел на нее, на себя, и едва заметно качнул головой.

И принцесса поняла, что в нем тоже живет надежда — надежда, что он сможет когда-нибудь распознавать то, как выглядит цвет в стихийном исполнении. Пусть зрение не вернется, но это поможет ему уверенней чувствовать себя в мире.

Мастер вертел головой по сторонам, долго, дольше, чем зрячий, задерживаясь взглядом на колоннах и окнах зала, всмотрелся в Зигфрида, который уныло спиной к ним проверял исправность телепорта, но, похоже, не узнал его.

— Это наш маг, Зигфрид Кляйншвитцер, — пришла на помощь Алина.

— Запомню, — ответил Чет, еще раз окинув мага взглядом. Насторожился едва заметно, прислушался. — Идут твои друзья, — сказал он. — Хорошо, что они будут.

— Не только они, — спохватилась принцесса. Четери-то она и не рассказала об увеличении их делегации.

Четери выслушал, кивнул.

— Муж-медведь твоей сестры прав. Так спокойнее. Я услышу оружие, смогу отбить нападение, но если кто-то нападет магически, теперь могу не успеть среагировать.

— Ты думаешь, там будет опасно для меня? — удивилась Алина. — Но почему? Меня и без маски никто там в лицо не знает. Разве что те темные, кто сопровождал меня на Лортахе и видел в поселении, узнают, и то вряд ли.

— Что будет опасно, не думаю, — успокоил ее Мастер. — Но пути людского разумения причудливы, принцесса. Может, кто-то решит попробовать прихлопнуть Корвина и вернуть Тидусс под управление радж, а мы попадем под удар.

— Кто же пойдет против бога? — изумилась Алина. — Он же бессмертный!

— Дураков, смертников и отчаянных в мире много, — отозвался Чет, — знала бы ты, сколько я их повидал.

Друзей Алина ждала Зеркалом, но они действительно появились из коридора, дублирующего коридор в Семейного крыло для слуг и служащих. И Димка, и Матвей одеты были в темные костюмы и белоснежные рубашки, в начищенные ботинки, и принцесса разглядывала их с удивлением.

— Какие вы красивые, — сказала она восхищенно, когда обнялась и с ними. — Откуда вы взяли костюмы?

— У нас есть, но это не наши, — с неловкостью пробасил Матвей.

Димка хмыкнул.

— Это нам Управление выдало. Тандаджи, когда инструктировал, сказал, что мы должны выглядеть прилично. Вот нам и выдали.

— А о чем инструктировал? — заинтересовалась Алина.

Друзья переглянулись.

— Магдоговор на молчание? — догадалась она.

— Угу, — отозвался Димка с неловкостью.

Мальчишки пошли здороваться за руку с Четери.

— Нашел ли тебя мой ученик Вей Ши? — спросил у Матвея Четери, придержав его руку.

— Нашел, — усмехнулся Ситников. — Учит. Кривится правда, снисходит забавно. Он прикольный. Меня это не бесит, если что, смешно и все. Пусть учит.

— На самом деле, — усмехнулся Мастер, — это ты его учишь, молодой Лаурас. Пусть идет как идет. Твой добрый нрав и основательность — лучшая наука.

Вышли из телепорта и Мартин с Викторией, уважительно поздоровавшись с Четом, пожав руки мальчишкам и тепло поприветствовав Алину. А Александр Данилович с герцогиней и детьми приехали на авто, и их тоже проводили в телепорт-зал.

Димка при виде Екатерины Симоновой чуть порозовел, но поздоровался с каким-то лихим изяществом, поцеловав ей руку, как настоящий дворянин. Девочки ему обрадовались, бросились обниматься, затем бросились к Мартину и повисли на нем уже надолго. Барон подкинул в воздухе одну, другую, и зал огласился детским визгом. Спина Зигфрида стала выказывать еще больше обреченности. Катерина смотрела на все это с теплотой, а Виктория — с слегка смешливой снисходительностью.

Алина с Симоновой знали друг друга давно, еще когда та была просто Катей Спасской, подругой Марины, и поэтому «рада тебя видеть» было сказано искренне с обеих сторон. А затем Зигфрид выстроил на арке переноса кристаллы, которые должны были засветиться, когда на телепорт-вокзале в Нарриви окажется свободный, готовый принять их портал.

Ждать пришлось минут двадцать — но наконец кристаллы вспыхнули, и вся компания шагнула в телепорт.

Координаты каждого индивидуального перехода можно было найти в справочниках, выставлялись они поворотами и активаций камней-артефактов на арках. Часто в справочниках давалось сразу несколько координат соседних порталов, отличающихся лишь одной позицией — тогда входящего перебрасывало на первый освободившийся портал. Чтобы не было столпотворения и зависания арок, когда в одну пытались войти сразу несколько человек с разных сторон, в переходы были встроены предохранители: каждый запрос на переход встраивался в очередь, и пройти человек мог, только когда перешел предыдущий. Тогда камни начинали светиться. Часто приходилось ожидать своей очереди.

Нарриви встретил их старым телепорт-вокзалом, красивым слегка обветшалой величественной роскошью, которая говорила, что и Тидусс когда-то жил богато. Сейчас же под украшенными лепниной гулкими сводами едва-едва теплились охлаждающие артефакты. Как и все телепорт-вокзалы он был поделен на две части — в одном крыле, побольше, находились общественные арки, через которые народ перемещался как рейсовым автобусом, по времени и билетам.А Алина и спутники вышли в крыло, где работали индивидуальные переходы — их использовали люди, не настолько богатые, чтобы иметь телепорт у себя дома, но достаточно, чтобы не ожидать в толпе переходящих. Или, как сейчас, их использовали государственные службы для приема делегаций там, где в административных зданиях не было порталов.

Выйдя и покачнувшись от слабости, принцесса схватилась за железное ограждение, которое было выставлено рукавами от арок телепортов — чтобы прибывающие не смешивались и шли сразу к дверям. На нее сразу обрушился поток звуков — музыки, птичьего пения, перекрикивания, гула людских голосов. И Алина, пока остальные выходили, огляделась.

Это крыло с высокими арочными окнами от пола, дублирующими арки порталов, несколько десятков которых выстроились в стене в пяти метрах друг от друга, с мраморным полом, огромными люстрами под потолками и огромными же деревянными дверями, выглядело больше дворцом, чем вокзалом. Стояли тут пестрые диваны для ожидания, где-то в стороне играла легкая музыка, зазывая в кафе, под потолком порхали птица, а со всех сторон танцевали, приветствуя гостей, группки смуглых улыбчивых женщин в тсари и с множеством цветочных гирлянд на шее. Из арок выходили и выходили люди. Темные. Они тоже, как Алина, оглядывались по сторонам, задерживая взгляд на прибывающих, и очень удивлялись, когда к ним подбегала танцовщица и надевала на шею гирлянду цветов. К прибывшим подходили чиновники, вели их куда-то, и командовали этим всем важные господа в тюрбанах и костюмах.

— Тут слегка бардак, да? — сказала она, оглянувшись на Четери.

Тот усмехнулся.

— Видимо, Великий Ворон приказ-то отдал, велев явиться своим детям, а уж срочно исполнять его, схватившись за головы, бросились чиновники. Да и Тидуссу свойственна хаотичность. Корвину как богу Хаоса это должно нравиться.

Алину иногда поражало, как он говорит о Жреце — с почтительностью, но при этом не чуждой иронии и даже братского тона. Но, впрочем, они и были с Черным братьями по оружию.

К Алине тоже подбежали, и она, смеясь — невозможно было не рассмеяться в ответ на такую жизнерадостность — склонила голову перед радостной девушкой. Подошла тидусска и к Чету — но оробела, замерла перед ним — видимо и сюда дошла молва о Мастере. И тогда Четери сам безошибочно взял из рук танцовщицы цветы и надел себе на шею.

И пусть его движение было легким, Алина понимала, что ему это дается так же тяжело, как ей сейчас — ходить.

— Приветствую, приветствую, — со страшным акцентом на рудложском проговорила девушка и убежала к Мартину и Виктории.

— Пятьсот лет назад я такое обилие детей Ворона видел только когда бывал в Блакории, — сказал Четери, оглядывающий невидящим взглядом крыло вокзала. Он щурился, будто ему тяжело было смотреть. — Трудное дело задумал Жрец. Но нужное. Тьмы в них всех капли, в тебе и то побольше, — он посмотрел на Алину, — но твою тьму питает твой огонь. В Максе ее было много.

— А во мне? — жизнерадостно поинтересовался подошедший барон. Он, как и все старшие маги, с Четери общался на равных, без благоговения, будто тот был обычным своим парнем. И, кажется, Мастеру это было по сердцу.

— А в тебе ее зерно, но она растет, — ответил Четери, едва заметно улыбнувшись. — Сколько будет, когда вырастет, я не знаю.

Дмитро и Ситников, увешанные цветами, разглядывали вокзал и хорошеньких танцовщиц, Виктория — камни на арках переходов. Вышли Катерина, державшая за руку старшую дочь, и Александр Данилович, взявший на руки младшую. Девочки выглядели настороженно-любопытными, но, получив на шеи цветы, разулыбались и расслабились.

— О, а это, кажется, тоже к нам, — сказал барон, и все посмотрели вперед. К ним спешил смуглый усач в белой шапочке-фесе в виде усеченного конуса и белом же легком костюме, но с гербом Тидусса на кармане. Алина помнила этот герб: на сине-зелено-голубом фоне полосами, символизирующем море, лес, небо, лежал геральдический щит, поделенный на четыре части — в одной из них были заросли бамбука, в другой — тидусская флейта бансури, в третьей — три меча наискосок, в четвертой — шесть маленьких духов разных стихий, выстроившихся в круг. Собственно, весь национальный характер был изображен на этом гербе.

Она задумалась о том, как впишется этот герб в историю Гёттенхольдов и будущую темную империю. Поместят его на ворона на фоне двух изогнутых клинков? Или Корвин придумает что-то еще?

— Солнечная земля Тидусса приветствует вас, — церемонно сказал чиновник. — Прибыли ли вы на торжество господина нашего Корвина? Алина показала ему письмо. Его лицо просветлело. — Сейчас я провожу вас к машине, за мной, за мной! Вас отвезут ко дворцу, а там встретят и укажут, куда идти.

Пока он вел их к выходу, Алина крутила головой, надеясь увидеть кого-то знакомого, возможно, узнать кого-то из дар-тени. Люди, мужчины, женщины, дети, старики, выходящие из ряда телепорт-арок справа и слева, тоже смотрели по сторонам, и даже кого-то узнавали, жали руки, обнимались или кивали. Но глаз ни за кого не цеплялся, и она, поправив маску, вышла за чиновником за высокую дверь, которую им попридержали пышно одетые усатые полицейские с перьями в тюрбанах.

В лицо пахнуло жаром и терпким запахом зелени, пряностей, раскаленного камня и человеческого пота, а звуков стало еще больше — клаксоны автомобилей, рев мопедов, шум базара, расстелившегося на другой стороне площади. Солнце, идущее на закат, заставляло здания, стоявшие вокруг, отбрасывать длинные тени. Здесь было шумно и очень многолюдно, и мелькали среди домов росчерки быстрых стихийных духов.

У длинного крыльца, похоже, оборачивающего огромное здание по периметру, выстроились десятки черных длинных машин. В какие-то садились люди, какие-то отъезжали, какие-то приезжали.

— Ничего себе, — не выдержал до сих пор молчавший Димка. — Это же Джи-райны, магический усилитель, броня, десять мест внутри. Откуда их тут столько?

— Раджи со всего Тидусса предоставили для высоких гостей, — с сильным акцентом, но на рудложском, ответил чиновник. — Во дворце господина нет еще телепорт-арок, а он далеко, и раджи не могли оставить его гостей без помощи.

«Еще бы они оставили», — подумалось Алине.

Чету кланялись со всех сторон, похоже, здесь уже все знали, кто он. Он шагал по лестнице с едва заметной осторожностью, прислушивался, чуть морщась от шума, но Алина все равно держалась поближе. И Матвей, как она заметила, тоже.

В машину они поместились все и тронулись с места.

Белоснежные арочные своды телепорт-вокзала вставали посреди почти современного квартала. Дома и обилие зелени неуловимо напоминали Пески, но если в Белых городах преобладали белый и лазурь, то тут здания, по крайней мере в центре, были выше, до пяти этажей высотой, строились из серого пористого камня а крыши — в виде сплющенных сфер, раскрашенных в яркие цвета: преобладали тут лимонно-желтые, но видела Алина и охряные, и синие, и зеленые. В такие же яркие цвета были покрашены ставни и арки над окнами.

Дальше по ходу движения проезжали они и богатый квартал: старинные дома, окруженные садами, поблескивали мозаикой, серыми полированными колоннами, башенками и скругленными крышами всех цветов, чем-то похожими на шапочки-фесы. Но чем дальше от центра, тем беднее выглядел город. Нет, попадались здесь и современные многоэтажные дома, и активное автомобильное движение, но Алина, глазевшая в окно, заметила, что начали попадаться и незастекленные окна, завешанные какими-то тряпками, и босые ребятишки, бегающие по дырявым тротуарам.

Несколько раз среди машин видела она и слонов с целыми семействами на спинах, и буйволов, впряженных в повозки, были тут и мотоциклы, везущие за собой прицеп с пассажирами или горой товара.

Водитель, что вел гостей, помалкивал. Девочки баловались на первом ряду с Катериной и Александром, Димка сел на второй с Мартином и Викторией, а Матвей с Четери и Алиной разместились на последнем. Четери тоже смотрел, даже вглядывался в окно, и Алина уже было открыла рот, чтобы рассказать ему, что она видит — и закрыла.

— Не стесняйся говорить, — тут же проговорил дракон, — я буду благодарен, Алина.

— Тут так пестро и многолюдно, — принцесса почувствовала, что краснеет. — Ты бывал раньше в Нарриви?

— Бывал, когда путешествовал по миру после обучения у Мастера Фери, — откликнулся Четери. — Это была страна дворцов, храмов и рынков, окруженная лачугами. Но люди тут были веселые и добрые. Столько сказок и легенд, как здесь, я нигде не слышал, тут водились чудовищные злые духи в топях и на местах лесных пожаров, а добрых тут было видимо-невидимо. Говорили тогда, что тидуссцы как дети, и поэтому их любят боги, и часто спускаются побродить среди них. Хотя я много где среди простых людей такое слышал. Может, и правда. Духи тоже, говорят, в множестве находятся там, где проходили боги.

— Духи и сейчас тут, — призналась Алина, глядя, как мелькают в толпе хвостики анодари, или расползается на стене дома вьюнок-паутинка, как бывает только в присутствие равновесников. Из круглых печей уличных пекарей то и дело вылетали огнедухи, будто чувствуя ее, а еще она видела мангустов, подозрительно покрытых лишайниками, как будто они были каменные. По учебникам духоведения она помнила, что в Тидуссе стихийные духи принимают великое множество форм, избалованы почитанием и часто привязываются к семьям, становясь кем-то вроде домашнего духа и помогая по мере своего разумения.

Постепенно каменные строения сменялись бамбуковыми домами — побогаче, с удивительными плетеными крышами, тоже разноцветными, и победнее, где крышей являлись косо уложенные пальмовые листья. Зелени вокруг по-прежнему было видимо-невидимо — создавалось ощущение, что она стремилась заполонить любое свободное место. И везде были люди, много людей — они на обочинах шли по своим делам, тащили пожитки, ремонтировали обувь, готовили в открытых печах, ели, играли, пели и танцевали. Ощущение, что им здесь было тесно.

Дворец Гёттенхольд Алина увидела издалека — темный, с высокими шпилями, он поднимался на холме в стороне от города, окруженный тропическим лесом. К нему по дороге поднималась вереница машин. Солнце клонилось все ниже.

— Как родной на холме встал, — услышала она голос барона и улыбнулась. Ей казалось, что темный, строгий дворец со шпилями-воронами совсем чуждо смотрится тут, среди зелени и яркости.

Когда они вышли у дворца, на Алину снова обрушилось обилие запахов и звуков. Птицы пели повсюду. К гостям тут же подошел еще один чиновник, уже в тюрбане, и с поклоном осведомился, не хотят ли гости освежиться перед церемонией, а если нет, то готовы ли они следовать за ним к Арене. Освежиться не хотелось никому, и принцесса с сопровождающими направилась по брусчатой дороге, огибающей дворец, по которой группами уже следовали другие гости. Среди них Алина видела и темных, и типичных тидуссцев в богатых национальных одеждах, которые шли многочисленными семьями, сопровождаемые слугами, которые несли детей.

Алина читала о коронационной Арене старой династии в Блакории и знала, что она находилась под землей. Так что получасовой путь меж лугов, перемежающихся тропическими зарослями, из которых доносился то рев, то рычание, то птичий крик, к холму со срезанной верхушкой ее не столько удивил, сколько утомил. На полпути она схватилась за Матвея, который посматривал на нее с тревогой.

— Давай я тебя на руках понесу, — предложил он. Четери чуть повернул голову, одобрительно прислушиваясь к этому.

— Я могу создать воздушную доску, — оглянулся Свидерский.

— Нет, я сама, иначе я никогда не окрепну, — вздохнула она.

— Можно было и не спрашивать, — вмешался барон, — Михей был таким же упрямцем.

И трое магов посмотрели на принцессу с одинаковой степенью умиления.

Девочкам, кстати, Алекс доску все-таки накастовал, усадил их на нее, и они плыли над дорогой рядом с мамой, ухватившись одна за другую, как верхом на лошадке.

Солнце стремительно садилось, удлиняя тень холма, который все увеличивался, оказавшись высотой с десятиэтажное здание. У входа его зажглись магические светильники. По левую руку видна была большая столица, пестрая даже со стороны, в которой загорались редкие огни.

Наконец они дошли и до холма. Сопровождающий поклонился им, поклонился молодому человеку, который стоял у входа, приветствуя группы гостей. К нему то и дело подходили чиновники-тидуссы, что-то спрашивая. Лицо его показалось Алине знакомым, но она не успела сообразить, как Матвей отпустил ее и шагнул вперед.

— Дуглас! Макроут! — он протянул руку. — Ты как здесь?

— Я служу нашему первопредку, — с достоинством ответил неизвестный Дуглас. Он посмотрел на Четери и склонил голову. Пожал руку Свидерскому, радостному Димке. — А вы как здесь?

— Сопровождаем, — ответил Дмитро суховато и покосился на Алину. И Макроут тоже внимательно посмотрел на принцессу. Так же как она на него.

— Я боюсь ошибиться, но у вас очень примечательные черты лица и цвет волос, ваше высочество, — сказал он. Судя по тому, что он кинул взгляд на ее губы, говорил он именно о них. — Вы меня не помните, да?

— Не могу вспомнить, — призналась Алина.

— В нижнем мире меня звали Хитша. Я, — тут он чуть запнулся, — был среди тех, кто встретил вас и Охтора на заставе. А в поход с вами меня не взяли по причине молодости.

— Точно, — улыбнулась Алина, — а я-то думаю, откуда я вас знаю. Вы трогали мои крылья, да?

И после этих слов барон, она могла бы поклясться, слегка покраснел.

— Да, — ответил он.

Алина обрадовалась.

— Вы ведь знаете тех дар-тени, кто с нами тогда ушел к долине? — спросила она. — Они здесь?

— Частично здесь, но, я думаю, будут все, — ответил он. — У многих внизу остались те, о ком они хотели бы позаботиться, поэтому они снова пойдут на Лортах. Вы хотели бы пообщаться с ними?

— Очень, — ответила она искренне.

— Я сделаю так, чтобы вы могли поговорить на пиру, — пообещал он.

— Благодарю, барон, — Алина почувствовала себя так, словно камень свалился с души.

— Для меня огромная честь познакомиться с вами, — ответил он. Оглядел всю группу, вновь задержал взгляд на Четери. — С вами со всеми, дамы и господа. Проходите пожалуйста.

Арена окунула их во тьму и прохладу, в запах камня, сырой земли и легкого ладана — огромная площадка посередине со статуей Черного на ней, темные ряды сидений, поднимающихся ввысь, вдоль сферы, которая словно была выплавлена в холме и заканчивалась круглым срезом наверху, сквозь которое было видно прозрачное закатное небо. Закат освещал статую и часть рядов сквозь узкие окна, прорезанные в стенах холма, из-за чего Арена напомнила Алине нарезанный дольками арбуз со снятой крышечкой. Было все равно темно и пришлось, проходя по рядам и поднимаясь по лестнице вслед за сопровождающим, ориентироваться на белый тюрбан сопровождающего.

На Арене стоял сдержанный гул. Одна половина была заполнена пышными, разодетыми семьями тидусским аристократов, другая, попустынней и поскромнее — темными, одетыми в цвета Ворона, но если чем и блистающими, то серебряными элементами в одежде или украшениями. Были они как два мира, которым предстояло еще слиться, и различались, как строгий герб Гёттенхольдов и яркий герб Тидусса, как дворец Корвина и дворцы местной знати, и непонятно было Алине, как перпопредок собирается эти различия стирать. А если учесть, что сюда же вольются иномиряне с их варварским мышлением, то и вовсе это казалось невозможным.

— Ваши места, добрые гости, — остановился сопровождающий, и, поклонившись, указал на первый ряд. — Господин велел, чтобы тех гостей, которые будут сопровождать Мастера, — он легко второй раз поклонился Чету, — усадили на лучшие места.

На каменных ступенях, исполнявших роль сидений, забавно смотрелись цветные, с круговыми узорами и кисточками тидусские подушки — от них мрачноватая Арена приобрела праздничный, даже какой-то солнечный вид.

Все рассаживались. Вокруг, за спинами, волновалось людское море. Шептались, увидев Чета, разглядывали друг друга, здоровались, переговаривались. Алина продолжала осматриваться, как и Димка с Матвеем, отмечая детали и пытаясь увидеть знакомые лица.

Статуя Жреца посредине напоминала больше воителя, чем ученого, как в современных храмах, и Алина засмотрелась на него, пытаясь разглядеть знакомые по долине Источника черты, но не смогла.

Вот наконец перестали заходить на Арену люди. Прошел десяток минут, за которые гул затих и опустилась на сидящих тишина. Раздался звук гонга, и в этот же момент последний солнечный луч скользнул по статуе Жреца и погас. Холм погрузился в темноту, над головой в стремительно темнеющем небе начали проступать бледные звезды, а на стенах меж окнами — зеленые огни магических светильников. Засветились ядовитой зеленью глаза темных вокруг, и Алина увидела, как мягко сияют глаза Мартина фон Съедентента. Поднесла руку к лицу — ее сияли так же. Темно было только там, где сидели тидуссцы, но зеленые светильники сгладили различия между ними и темными, сделали почти одинаковыми, а тишину — таинственной, плотной, заставили Алину ближе прижаться к Матвею — ей стало не по себе.

Вошли на каменный пол Арены служители Храма Всех Богов из Нарриви — в темных одеждах, с фиолетовыми накидками, с серебряным шитьем, как бывало на праздновании зимнего солнцестояния, дней Ворона. Второй раз ударил гонг — и священники встали вокруг статуи. И третий раз ударил — и на голове статуи Жреца проявилась серебряная корона, сверкающая изумрудами.

— Это венец Гёттенхольдов, — громким шепотом, чтобы слышали все рядом сидящие, пояснил фон Съедетент. — Лежала в часовне в их дворце.

— Помню ее, — задумчиво откликнулся Четери, — и сейчас сияет стихией Черного.

Алина вспомнила фотографии венца из учебника истории королевских домов Туры: зубцы, напоминающие то ли вороньи перья, то ли лезвия, увенчанные крупным черным жемчугом, напоминающем о том, что Блакория — приморская страна, — покоились на широком обруче, украшенном ромбовидными изумрудами и узорами.

Жрецы забили в бубны и гонги, запели коронационную песнь, запели на староблакорийском.

— Значит, все-таки сегодня кого-то коронуют, — прошептала Алина себе под нос. Ей снова стало не по себе, будто она что-то упускала. Четери покосился на нее, словно хотел что-то сказать.

— Что? — спросила принцесса. Но ответить он не успел — песнь закончилась, тьма, и так почти не разбавляемая светильниками сгустилась до непроглядной, а затем схлынула. И на арене соткался из нее Корвин Черный.

Алина судорожно вздохнула и прикипела к его лицу взглядом, напоминая себе, что это не Макс, это не ее Макс. Но сердце забилось сильнее, и скомкала она в кулаках платье.

Одет он на сей раз был не в длинное темное одеяние, а в парадный тидусский костюм, чем-то похожий на парадные одежды в Песках: на фиолетовую удлиненную рубаху был надет черный местный кафтан — джумали — с серебряным шитьем и короткими, до середины плеч, рукавами, а на ногах были брюки чуридаши — широкие на бедрах и суженые на щиколотках. На ногах — серебряные плоские сандалии. Костюм был тидусским, а сдержанность его — истинно гёттенхольдской, и это тоже было стежком в сшивание новой нации.

На рыжем Тротте все это должно было казаться смешным, но выглядело, пусть и непривычно, но мрачновато и торжественно.

— Мой народ, — сказал он и оглядел всех, кто пришел к нему сегодня, и льдистой крошкой его голос коснулся кожи. — Сегодняшний день возвещает новый отсчет дней темного дома. Сегодняшний день — это начало нашей общей истории. Ваши имена запомнят, потому что именно вы ляжете опорными камнями в основу нового государства, имя которому будет Нахтанга, Тьма, дарующая радость. Будьте верны ему, и помните, что дело страны важнее личного обогащения и обид. Служите ему верно, и государство воздаст вам сторицей. Я могу основать его, но строить и растить его будете именно вы, люди. Тяжелая это доля, но и благодарная, и почетная в веках. И теперь я говорю — дом Гёттенхольдов, дом темной крови возрожден и будет у дома и страны глава, ваш повелитель!

Запели служители хвалебную песнь тому, кто и так стоял перед ними на арене, запели, призывая опустить корону на голову достойнейшего и сильнейшего потомка. С каждым ударом гонга, с каждым напевом воздух на Арене становился все холоднее.

И вдруг корона засияла зеленью и поплыла к Ворону. Он протянул руки — та потерлась о ладони как старый пес, и Алина, глядя на все происходящее в какой-то прострации, вдруг вспомнила дубы в роще Макса и отстраненно задумалась, не являются ли венцы-артефакты вместилищами стихийных духов, которые подчиняются правилам своих создателей и безошибочно определяют сильнейшего?

А затем Ворон взял и надел венец себе на голову.

И холм содрогнулся. Вынырнули из-под пола сомнарисы, закружили под потолком. Ринулись во все стороны холодные потоки — и у всех темных за спинами раскрылись полупрозрачные темные крылья. Едва слышно выматерился на блакорийском фон Съедентент, ахнула Виктория, что-то пробормотал Алекс Кате и пищащим от радости детям.

А Алину в этот момент ударило осознанием. Если Жрец сейчас в теле Макса и себя в этом теле короновал, то это значит?..

— Да как так-то! — пробормотала она возмущенно и встала. За ней стали подниматься остальные, кланяться Ворону. Шум поднялся невообразимый. А она стояла и негодующе смотрела на бога. И, кажется, он ее взгляд почувствовал, потому что посмотрел на нее и едва заметно покачал головой.

— Разве можно так? — едва слышно в общем шуме проговорила она. Темные начали аплодировать, выкрикивать пожелания процветания, тидуссцы на другой стороне Арены застыли в поклонах. Кажется, только Четери услышал и тоже поднялся, укоризненно сложил руки на груди, направив взгляд в сторону Корвина. Встал и Матвей, который, похоже, ничего не понял, но почувствовал ее смятение. — Ты забрал его тело, а теперь и наше с ним будущее забираешь, если он вернется?

«Не все мы вольны иметь свободу, пташка, — он не шевелил губами, но голос она слышала у себя в голове. — Если сын мой вернется, то из-за сути его, тела, пропитанного моим в нем пребыванием, крови, усиленной моим духом, станет сильнейшим темным на Туре. Он и так силен, но не смог бы принять корону Гёттенхольдов. А теперь сможет. И даже если бы я не надел ее на себя, не провел бы сейчас коронацию, усилив своих детей, венец бы все равно выбрал его, когда мне пришлось бы уйти. Судьбы этой твой муж может избежать, только если не удастся ему вернуться, а так была она предопределена с той поры, как отправился он с тобой на мои поиски. Не печалься, дочь моя. В любви любые испытания легки, а все, что я знаю о моем сыне, говорит мне, что тебя он от них убережет. Да и я буду тебе должен».

Алине очень хотелось крикнуть, что он и так должен, что она хочет только, чтобы их оставили в покое. Но вокруг шумела радостная толпа, и она только сглотнула слезы.

— Ты мог бы мне сказать раньше, — проговорила она. — Почему ты не сказал?

«Не хотел печалить тебя раньше времени, пташка», — и она словно услышала мысленный вздох. — Мне жаль тебя, но судьба всех ведет неумолимо, хотим мы этого или нет'.

Он отечески улыбнулся ей и отвернулся к приветствующим его людям.

На плечо принцессе опустилась тяжелая рука Четери.

— Я думал, ты все поняла, — она едва расслышала его сквозь ликующую Арену. — Это же было очевидно.

— Видимо, истощение коснулось и моих мозгов, — пробормотала она, и помотала головой, стряхивая слезы. — Я и подумать не могла… или не хотела подумать. Я что же, — она мрачно огляделась вокруг, но окружающие будто и не заметили произошедшего, — теперь и правда императрица Тидусса? Нет, империи Нахтанга?

Он погладил ее по плечу.

— Это всего лишь слова, — ответил он. — Ты — это ты, Алина. С остальным вы разберетесь.

Она грустно прижалась к нему, не став говорить, что она не хочет разбираться. Вокруг продолжали шуметь, а она сквозь туман слез в глазах поглядывала на спутников.

— Я так и знал, — говорил барон, стараясь вывернуть голову, и оглядывая крылья, то пряча их, то вновь создавая. — Вики. Я так и знал. Я теперь наполовину ворона.

— Они очень красивые, Март, — воодушевляла мужа Виктория.

— Хотя, — он оживился, — у меня тут появилась пара идей, как применить их в деле отдачи долга Черному…

— Тсс! — Виктория сделала страшные глаза и показала подбородком на детей Катерины.

Смотрела за свою спину и Катя, улыбаясь, но не удивляясь, пищали от восторга ее девочки: «А у нас такие же будут, да, такие же?». Александр Данилович просто любовался спутницей, и лицо у него было очень мягкое, теплое. А Матвей с Димкой вертели головами вовсю, запоминая происходящее для Тандаджи.

Наконец, Арена затихла. Люди начали садиться. Жрец стоял, поглаживая ластящихся к нему со всех сторон сомнарисов и оглядывал ряды соратников.

— У каждого из вас теперь будет больше силы, — проговорил он, — крылья не смогут обрести лишь те, кто погиб на Лортахе. Но это не делает вас менее моими детьми, чем других.

Он повернулся к той стороне, где сидели притихшие, озадаченные тидуссцы.

— Не думайте, что я обделю вас, тех, кто решил быть верным мне, — сказал он им. — Но я не могу сделать кровь в ваших жилах темной. Для этого каждого мне пришлось бы убить и воскресить, а это много долга положит на мои плечи.

— Они боятся, — сообщил Четери негромко. — Я чувствую страх с их стороны.

— Но вы будете силой империи Нахтанга, и я могу дать вам достойную награду. Когда мы вернемся во дворец, каждый из глав ваших семей получит родовой камень, в котором будет темная стихия — он сможет лечить и людей, и землю, а темные духи не смогут навредить вам.

И тидуссцы встали и поклонились Корвину во второй раз.

— А теперь, — сказал бог, — приглашаю вас на пир в мой дворец. Отметим сегодняшний день медом и вином по достоинству.

И он растворился во вновь нахлынувшей тьме. Люди стали подниматься, потянулись к выходу.

Там Алину со спутниками встретил уже знакомый сопровождающий, и они пошли обратно к светящемуся окнами дворцу по дороге в джунглях, под сияющей растущей голубоватой луной.

Были в большой зале накрыты столы. Черный встречал гостей на деревянном массивном троне, и благосклонно кивал всем, кто заходил в зал, и подходил к нему, и кланялся, называя фамилию семьи. Затем слуги отводили их за столы. После стал церемониймейстер выкликать тидусских радж, и каждый из них поднимался из-за стола и вновь подходил к Черному, и получал из его рук большой, с куриное яйцо, необработанный аметист.

— Я обещал вам поговорить с вами о нашем будущем, — сказал Жрец, когда закончилась раздача фамильных артефактов. Он поднял огромный кубок, в который слуга налил светлого вина. — Пируйте, радуйтесь, дети мои. А если будут у вас вопросы, вставайте и спрашивайте. И не бойтесь ничего, каким бы ни был вопрос. Пока же послушайте, что я скажу.

Неведомо мне, долго я буду править или завтра придется мне уйти. Но если уйду, вам останется могучий правитель, с силой как у первых Гёттенхольдов, тот, в чьем теле нахожусь я сейчас. Слушайте его как меня самого, потому что человек он разумный и справедливый, смелый и сильный.

Совсем скоро, не пройдет и трех месяцев, тронется Тидусс в путь к Туне. Будет идти он не больше года, и когда пристанет к ней, станет с материком одним целым. И тогда хлынет империя за границы Тидусса, будете вы строить город за городом, поселение за поселением, не торопясь, потому что земли и работы и вам, и вашим потомкам хватит.

Вижу я, что многие из вас печалятся о Блакории, стране, чье железо и ягодный сок навсегда в нашей крови, — сказал он, и люди, слушавшие его, закивали. — Но пусть утешит вас то, что Блакория мала для темной крови, оттого и дрались ваши предки и мои дети в гражданской войне, оттого и пытались уничтожить друг друга. В новой империи каждый из вас станет хозяином своей земли, и подчиняться вы будете только императору. Да, пока те земли оживают, но время идет, и будут там высокие леса, заливные луга и охотничьи угодья, равных коим не будет на Туре. Темная кровь вдохнет во всю грудь.

— Но зачем нам тогда нужен был Тидусс, господин? — осторожно спросил один из темных, седовласый мужчина, поднявшись. — Прошу почтенных радж не обижаться, — он легко поклонился в сторону столов тидуссцев, — но и нам, и вам нужно знать, зачем ты сливаешь наши народы.

— Мы не затаим обиды, — ответил такой же пожилой тидуссец, поднимаясь. Камень его тюрбана сверкал в свете ламп. — Нам тоже важно знать то, что ты задумал, господин.

— Государство — это люди, — ответил Черный. — Мало, очень мало осталось темных, и вы пришли ко мне, потому что тоскуете по своей земле, где можете пустить корни. А простых людей на новые земли нечем будет заманить. — Он повернулся к столам с тидуссцами. — Вы же, тидуссцы, народ плодовитый, сдерживаемый только малым пространством и бедностью. Вам, как и темным, тоже мало места. Если дать простым тидуссцам место, то Туна уже через тридцать лет будет заселена. У империи Натханга будет много подданых, а это значит рабочих рук и налогов.

Оба спрашивающих поклонились и сели.

— Повелитель, с тидуссцами мы найдем общий язык. Но как нам принять лорташцев, которые были нам врагами? — спросил другой, поднимаясь.

— Вы помните жизнь на Лортахе, знаете их и знаете, на что они способны, — ответил Жрец. — Природа Лортаха похожа на природу Тидусса. Они умеют поднимать твердыни на голой земле, строить дома из деревьев и добывать пищу охотой. Они пойдут первыми на Туну и сделают за вас грязную работу. А вы силой своей, полученной от меня, сможете их контролировать. Они уважают только силу — но если приблизить к себе их норов и тха-норов, то вы получите верных слуг.

— А если они объединятся и захотят свою провинцию? — поднялся еще один темный. — Тогда из нее будут идти вечные набеги и грабежи.

— Я не дам им этого сделать, — покачал головой Жрец. — Каждому из сильных темных родов под руку поступит несколько тысяч норов и нейров. Они и станут вашей армией и рабочей силой на первое время. А затем за поколения смешаются с тидуссцами и возможность противостояния уйдет в прошлое.

Встал еще один тидуссец.

— Позволь я скажу прямо, повелитель, — проговорил он, и Корвин кивнул. — Опасаюсь я, что несмотря на артефакты, данные тобой, будет в нашей империи деление на второй и первый сорт, на истинных твоих детей и нас, взятых ради народонаселения. Как избежать этих обид, как избежать противостояния?

— Верный вопрос, — улыбнулся бог. — Чтобы не было деления на чистую и нечистую кровь, пусть ваши дочери и сыновья присмотрятся друг к другу.

Алина увидела, как молодые тидуссцы и темные стали кидать друг на друга осторожные взгляды.

— Не заставляйте, не принуждайте, — продолжал бог. — Но если будет такой союз, не препятствуйте. Так сольются две ветви аристократии и каждая семья будет носителем темной крови.

— Но это разбавит нашу силу, — осторожно возразил кто-то из темных, поднявшись.

— В первых трех поколениях теперь не разбавит, — усмехнулся бог. — Вы будете не слабее, чем потомки моих братьев и сестры. И дети ваши от таких браков будут не менее сильны. Думайте. Я не тороплю. Будет время еще познакомиться, наследников познакомить, будет время породниться.

Долго после этого говорил Черный в зале дворца со своими потомками, а слуги носили им напитки и еду. Алина слушала, и перед глазами ее вставал далекий континент, которому только предстояло стать обитаемым. Наконец, закончились вопросы, заиграла музыка. Черный пил вино и смотрел на людей, а люди, кажется, расслабившись, начинали общаться, представляться друг другу. А Алина смотрела на него — и видела Макса. Своего Макса. И тяжело ей было на сердце.

К столу ее подошел Дуглас Макроут.

— Ваше высочество, — сказал он тихо, — вы хотели повидать тех, кто шел с вами к долине Источника.

— Они все-таки здесь? — обрадовалась Алина.

— Я собрал их в соседнем зале, — ответил барон. — Пойдете?

Она поднялась. Встал и Четери.

— Я пойду с тобой, — сказал он.

— И я, — пробурчал Матвей.

И Алина, готовая уже возразить, не стала этого делать. У каждого своя задача, пусть, она точно знала, ей и ничего не грозит от людей, которые отдали за нее свою жизнь.

Макроут провел ее светлым коридором, в окна которого глядела ночь, к дверям в соседний зал. И распахнул, приглашая войти.

Она шагнула внутрь. Зал был небольшой, напоминал кабинет, и при виде ее с диванов, кресел стали вставать мужчины, поворачиваться от окон и книжных полок. Матвей и Четери остались у двери, а она, вглядываясь в мужчин, сняла маску. Их было семеро.

— И правда, ты, — сказал изумленно темный в годах, в очках, в костюме. — А худая-то какая… простите, ваше высочество…

Алина вгляделась в него и ахнула.

— Верша? А где твои усы?

— А тут у меня никогда и не было усов, — улыбнулся он. — Врач я тут. Жил в Инляндии, да вот пришлось бежать в Рудлог. Зовут Магнус Изер. Тяжелее скальпеля ничего в руках не держал.

Она, застенчиво улыбаясь, подошла и обняла его.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо вам всем,- она оглядела окружающих. — Как я рада, что могу с вами снова увидеться!

Темные обступили ее — видно было, что им тоже неловко и они не знают, как себя вести. А она крутила головой, выглядывая, узнавая. Нешта, который в погоне за ними погиб первым, оказался сантехником из Блакории, Тушта — учителем, чудом оказавшимся в Йеллоувине и имевшем отчетливые йеллоувиньские черты, которые она на Лортахе под бородой и длинными волосами и не очень-то разглядела. Она называла имена, узнавала о жизни темных здесь, и радовалась, как ребенок, и утирала слезы.

— Утреша, — сказала она уверенно мужчине, который здесь тоже был выбрит, коротко стрижен, но на лице имел шрам. — Ты похож на себя лорташского.

— Сергей Долгов, ваше высочество, — поклонился он. — Я служу в рудложской армии, — он усмехнулся, — так что тут мы с моим дар-тени почти одним занимались.

— И красная куртка есть? — засмеялась Алина.

— Красный мундир, — кивнул он, улыбнувшись.

— А где же Хорша? — спросила она, оглядев давних попутчиков и защитников еще раз. — Дар-тени, который в повязке ходил, помните?

— Мы связывались с ним после того, как Вечный Ворон вернулся, и мы все вспомнили, кто мы есть и кем были на Лортахе, — сказал Долгов. — Он служил в блакорийской армии.

— Служил? — уточнила Алина.

— Да, — ответил он. — Погиб через две недели после того, как победили лорташских богов. В Блакории столкновения продолжались все это время. А Сашту с Орхой мы так и не смогли найти. Возможно, тоже нет их уже на этом свете.

Алина вздохнула.

— Главное, что все было не зря, — сказал тот, кто на Лортахе был седоусым Вершей. — Главное, что у вас с Охтором все получилось. А мы свою жизнь живем, ваше высочество. Сейчас собираемся снова на Лортах.

— И ты? — спросила его принцесса.

— И я, — ответил он и подмигнул так, как это делал Верша. — Я ж помню все. Опыта у меня по Лортаху много, оружие мозг помнит, а руку сейчас ставим в тренировках с другими бойцами. Не зря ж мы там лучшими бойцами были.

— Но ведь если вас там убьют, то вы умрете окончательно, — тяжело проговорила Алина.

— Людей надо вывести, — покачал головой Утреша-Долгов. — Не пойдем мы, другие пойдут, менее умелые.

— Не грустите, ваше величество, — подбодрил ее Верша-Магнус. — Лучше расскажите, как вы до Источника добрались. Мы в газетах, конечно, читали, но из ваших уст оно понятнее будет.

И Алина, усевшись в кресло, в который раз, упуская все личные подробности, рассказала о своем путешествии.

Приоткрылась дверь. В зал заглянул Дуглас Макроут.

— Пир заканчивается, — сказал он. — Сейчас повелитель говорит прощальное слово. Прошу всех в зал.

Принцесса вновь вздохнула. На душе было тяжело и светло одновременно.

— Пожалуйста, берегите себя, — попросила она, — мы обязательно встретимся после вашего похода и вы мне все расскажете, хорошо?

— Хорошо, — обещали ей, и ей было и тревожно, и тепло от этого.

Они шли обратно по коридору, а из зала, где проходил пил, доносился морозный голос Жреца. И когда Алина вошла в зал, она услышала:

Я рад был быть сегодня со своими детьми и своими поддаными. Счастлив, что вы разделили со мной этот день. Отпускаю вас.

Слуги распахнули двери, и Темные, и тидуссцы, кланяясь, стали выходить из дверей. Только за столом, где были ее спутники, никто не тронулся с места: маги о чем-то весело переговаривались, поглядывая на двери, чуть устало выглядевшая Катерина держала на руках младшую дочь, а Димка играл со старшей в ладушки.

Алина не стала садиться. Она подошла к каменному тронному помосту, остановившись в паре метров от него, и подняла голову, глядя на бога.

Зал пустел и замолкал. Замолчали за ее спиной и маги. Встал рядом Четери, и Корвин улыбнулся ему. Раздались сзади шаги — то подходили Мартин, и Виктория, и Александр, и все они встали вокруг нее, словно беря ее под защиту.

Она оглянулась. Никого не было больше в зале, кроме нее и ее спутников. Димка и Катя с детьми остались за столом и настороженно смотрели на нее.

Корвин встал и спустился вниз. Остановился в метре от нее.

— Я не он, пташка, — сказал он печально. — Ты не дозовешься его так.

— В сказках работало, — пробормотала Алина. — Ты ведь не развеешь меня в прах за это, да, отец?

— Как бы я мог, — усмехнулся он. — Да и я люблю своих дерзких детей.

Алина приблизилась к нему, вглядываясь в знакомые черты. Сердце билось сильно-сильно, и ее словно засасывало в морозный водоворот от близости Жреца.

— Ты не мог бы закрыть глаза, Великий? — попросила она, выдохнув.

Он покачал головой, но закрыл — и она обхватила его лицо ладонями, встала на цыпочки и поцеловала в губы — и на нее словно дыхнуло холодом из бездонной пропасти. А затем обняла и прижалась щекой к груди. Там, внутри, билось живое сердце, но тело казалось куском льда.

— Возвращайся ко мне, — все равно попросила она и сморгнула слезы. — Возвращайся. Я очень тебя жду.

И она отступила, вгляделась внимательно. Черный открыл полные тьмой глаза — и она разочарованно вздохнула.

— Все равно нужно было попытаться, — сказала она упрямо.

Он протянул руку и погладил ее по голове.

— Я бы хотел увидеть, какой будешь ты, когда станешь взрослой, — сказал он с улыбкой. — Если Триединый позволит, я буду любоваться тобой и твоей силой, дочь моя. А теперь идите, — он посмотрел за их спины, где захныкала одна из девочек Кати. — Это для меня сегодня день силы, а для вас, смертных, тяжелый день. А ты, Мастер, — он посмотрел на Четери, — не останешься ли на чашу вина со мной?

— Я должен доставить принцессу в Рудлог, да и жена будет беспокоиться, — невозмутимо ответил Четери. — Но если ты, Великий, этой ночью придешь ко мне на крышу, я велю достать лучшего вина и сделать для тебя медовых лепешек, запечь барашка, а также побуду твоим собеседником.

— Тогда в полночь, — согласился бог легко и хлопнул Чета по плечу. — Идите, — повторил он, оглядывая остальных. Выжидательно посмотрел на Мартина, на Викторию.

— Мы стараемся, Великий! — тут же высказался барон.

— Да вижу уж, — хмыкнул бог. — Все будет, не тороплю я вас. Всему свое время.

И все время, пока Алина возвращалась во дворец в Иоаннесбурге, в ушах ее звучали эти слова.

Всему свое время. Всему свое время.