Прошло шесть часов, Лейн сидел в комнате для допросов в окружной тюрьме, пытаясь уже в шестой раз дозвониться до Лиззи, он решил, что она каким-то образом узнала о всей ситуации. Может кто-то ей позвонил? Или она услышала новость по радио на худой конец? У нее не было телевизора.
Черт возьми, может кто-то выставил неоновую вывеску в центре города Чарлмонт, и она увидела ее по пути к себе в Индиану.
— Мы почти закончили, — сказал Самюэль Ти, возвращаясь к нему в эту ужасную серую комнату. — Хорошая новость заключается в том, что с тебя снято часть обвинений, но ты все равно под следствием, пока не закончится дело. По крайней мере, сейчас ты можешь поехать домой, но сначала тебя сфотографируют, в качестве подозреваемого.
Лейн отложил телефон и потер красные глаза. Пятнадцать минут назад они вернули ему его телефон и бумажник, и первое, что он сделал, попытался дозвониться до Лизи.
Учитывая в какой спешки, он покинул ее дом, был уверен, что если бы она хотела с ним связаться, то обязательно бы ответила на звонок.
Очевидно, она не желала слушать его объяснений.
— Сколько еще? — спросил он, потирая ноющую шею. — Сейчас я могу уйти?
— Практически, да. Они просто брали пробы на анализы, которые, к счастью, проводил мой дружбан, — Самуэль Ти сел. — Знаю это неполиткорректно, но слава Богу, что на свете имеются старые друзья, поэтому в этом городе все будет в порядке, или бы ты сейчас пялился в прутья решетки.
— Ты волшебник, — заторможено произнес Лейн.
— Поспособствовало то, что в истории Шанталь было несколько пробелов. По-видимому, это была ее собственная идея. Кто, черт возьми, принимает ванну сразу после избиения и тщательно моет губкой под сломанными наманикюренными ногтями? Это нонсенс. И потом такой маленький факт, что она позвонила в газету и на два телеканала, внимание!, находясь в отделении интенсивной терапии и реанимации, лежа на кровати.
— Говорил же тебе, — он опять проверил свой телефон на случай, если Лиззи перезванивала, а он каким-то образом не услышал. — Она собирается разрушить мне жизнь.
— Нет, я намерен этому воспрепятствовать.
Лейн попытался позвонить Лиззи в седьмой раз, потом молча положил телефон на стол.
— Как она выглядела? Шанталь, когда попала в больницу.
— Ты уверен, что хочешь увидеть ее фото?
— Да, мне нужно знать, насколько все плохо.
Самюэль Ти снова встал.
— Я посмотрю, что смогу сделать.
Дверь комнаты для допросов открылась и захлопнулась, Лейн крутил в руках свой телефон, подумывая отправить смс-ку, но сомневался, что она ее прочтет.
Невероятно. Он буквально не мог поверить, что все повторялось… две женщины, таже проблема... и какой результат?
Ему было страшно до ужаса, поскольку он знал ответ на этот вопрос — Лиззи уже однажды порвала с ним. Очевидно, таким же образом она собиралась поступить и сейчас.
Самуэль Ти вернулся через десять минут с конвертом.
— Вот.
Лейн взял конверт и открыл его. Выпали четыре глянцевых фотографии, и он нахмурился, глядя на них.
Синяки под глазами, на скулах. Следы на шее.
— Ужасно, — сипло сказал он. — Господи...
Он не испытывал к ней любовь, даже был вынужден жениться на Шанталь, но он никому не пожелал бы находиться в таком состоянии, особенно женщине. «И нет, — подумал он, — это явно сделала не она сама. Кто-то ее бил… многократно и жестоко».
— Может она заплатила кому-нибудь? — вслух произнес он.
Вторая и третья фотографии были сделаны крупным планом. Четвертая была…
Лейн вернулся к третьей. Наклонившись поближе, он стал изучать ее более подробно, и заметил порез под глазом.
Он отбросил снимки на стол и откинулся назад, закрывая глаза.
— Что? — спросил Самюэль Ти.
Прошло несколько минут, прежде чем он смог говорить. Он развернул фотографию и указал на кровоточащий разрез под глазом у Шанталь.
— Мой отец сделал это с ней.
— Откуда ты знаешь?
С ужасом, но совершенно четко, Лейн вспомнил ту страшную новогоднюю ночь, когда он был еще ребенком, и старший брат подвергся избиению за них.
— Когда он ударил Эдварда, его перстень оставит такой же след. Мой отец ударил ее тыльной стороной ладони... и перстень рассек кожу.
Самуэль Ти тихо выругался.
— Ты серьезно?
— Серьезнее некуда.
— Подожди, я приведу назад следователя. Думаю, он захочет это услышать.
Лиззи поехала на работу на рассвете, по дороге она вспоминала, как всего лишь несколько дней назад, она точно также ехала в Истерли, когда ее обогнала скорая помощь, спешащая в особняк.
Тогда и сегодня она испытывала такое же чувство тревоги. И больше всего боялась встретиться с Лейном.
Она не включала радио, ей не хотелось слушать скандальную новость от местной радио станции — что один из самых известных мужчин Чарлмонта избил свою беременную жену, и ту доставили в больницу. Дальнейшие подробности не изменят саму ситуацию в целом, поэтому она чувствовала себя ужасно.
Проехав мимо главного входа в особняк, она двигалась вниз по дороге для сотрудников, проезжая мимо полей и теплиц, прямиком к стоянке. Никого не было вокруг, даже Гари МакАдамса, она приехала очень рано.
Она так и хотела.
На автопилоте Лиззи выключила двигатель и потянулась за своей сумочкой.
— Вот черт.
Она ушла из дома, забыв солнцезащитные очки и шляпу.
Ну и ладно, она не поедет за этим назад.
И, наверное, было неплохо, что она не взяла с собой телефон. Лейн не переставая названивал ее. Даже в четыре часа утра, он все равно продолжал звонить.
Дорога до черного входа Истерли заняла больше времени, чем обычно, она оправдывалась перед собой, что чувствовала себя не очень хорошо - вымотанной. Грета покинула ее около часа ночи, она же сидела у окна и наблюдала рассвет на своем дворе, заваленным ветками после бури.
Хорошенькая метафора для ее жизни.
Войдя на кухню, она обнаружила там мисс Аврору, готовящую завтрак у большой плиты.
— Доброе утро, — произнесла она, надеялась, что ее голос звучал спокойно. — Вы не видели, мистера Харриса?
Мисс Аврора помешивала шпателем яйца на сковороде.
— Наверное, он у себя в комнате. У меня нет заказов от семьи на завтрак, поэтому я готовлю его для тебя и себя, и всех, кто еще присоединится. Завтрак будет в комнате отдыха в десять.
— Мне очень жаль. Я…
— Увидимся там.
Лиззи сделала глубокий вдох.
— Я постараюсь прийти.
— Ты придешь, — мисс Аврора кинула взгляд через плечо, ее черные глаза поблескивали. — В противном случае, мне придется тебя разыскать и поговорить о том, что не стоит верить всему, что ты слышишь и видишь по телевизору.
Лиззи не отрывая от нее взгляда, толкнула дверь на выход из кухни и направилась к мистеру Харрису. Прежде чем постучать, она бросила взгляд на офис Розалинды. Дверь была опечатана лентой и посередине стояла сургучная печать.
«Еще одно место преступления в доме», — подумала она. — Интересно, как выглядит спальня Шанталь?»
Дворецкий открыв дверь, отскочил.
— Мисс Кинг?
Лиззи вздрогнула.
— Ой, извините. Мне нужно с вами поговорить.
Мистер Харрис нахмурился, но видно что-то заставило его изменить свое надменное выражение лица.
— Проходите.
Как и следовало ожидать его комната была выполнена в английском стиле — книги в кожаных переплетах, антикварные стулья и темно-красные цвета, как гранат, выдавали в нем приверженца Востока. Помимо гостиной, здесь имелась также кухня, чем-то напоминающая кухню мисс Авроры, но в три четверти меньше, с противоположной стороны дверь была закрыта, и Лиззи догадалась, что это скорее всего спальня и ванная комната.
Здесь приятно пахло — лимоном и чистотой, а не затхлым воздухом, как в других помещениях.
— Я принесла заявление об уходе, — резко сказала она. — Две недели. Я должна была сообщить об этом Розалинде, но...
Мистер Харрис мгновение молча смотрел на нее, а затем сел за резной стол, на котором лежали какие-то документы, но компьютера не было.
— Это неожиданно.
— В моем контракте написано, что я обязана предупредить вас за две недели.
— Могу я поинтересоваться, почему?
— Просто решила сменить обстановку. Я подумывала об этом уже некоторое время.
— Вы? — он сцепил руки. — Это никак не связано с тем, что произошло вчера ночью?
— Мне очень жаль, что в семье возникли такие проблемы.
Мистер Харрис вздернул брови.
— Неужели я ничего не могу сделать, чтобы убедить вас остаться?
— Я приняла решение, но спасибо.
Она оставила его, вернувшись в коридор и закрыв за собой дверь. Постояла пару минут, смахнув слезы, подняла голову, молясь, что бы не потекли из носа сопли.
Она не могла представить себе, что ей придется оставить Истерли по такой причине. Но пути назад уже не было. Она приняла решение, написав заявление об уходе, еще когда у нее в доме была Грета, и они съели полтора литра шоколадного мороженого, между ее первой и второй истерикой.
На самом деле она не верила, что Лейн мог избить Шанталь, она вообще не верила, что Лейн способен на что-то подобное, это было на него совершено не похоже. Но было уже не важно.
И совершенно было не важно была ли его жена беременна или чей это ребенок.
Истина заключалась в том, что проведя десять лет с семьей Брэдфордов, Лиззи пришла к выводу, что она коренным образом отличается от них, не тем, что у Брэдфордов было больше денег, чем она могла увидеть за несколько жизней. А тем, что откуда она родом, там выходили замуж и рожали детей, участвовали в программе 401 статьи (статья отчислений в пенсионный фонд), проводили вместе всей семьей отпуск один раз в году, путешествую в Дисней или Сендалс. Они платили налоги, справляли годовщины свадеб и дни рождения, устраивая совместные ужины, и они не изменяли своим женам и мужьям.
Они жили достойно, скромно, и не разыгрывали безумные драмы, как у Брэдфордов.
И еще дело касалось ее влечения к Лейну (черт, может оно тоже было связано с всеобщим помешательством, перекинувшемся на нее), теперь у нее не было не сил и не средств, чтобы быть рядом с ним в любом качестве. Она слишком сильно и слишком быстро влюбилась… как и в тот раз, и это не принесло в ее жизнь ничего, кроме множества бессонных ночей... и глубокой депрессии.
В жизни каждого могут встать серьезные вопросы, которых не в состоянии избежать. Рак, несчастные случаи или другие трагедии, здесь ты сам не можешь уменьшить свои шансы от полученной травмы, главное выжить, эта самое важное для всех живых существ на земле.
Но есть и других проблемы, которые представляют для тебя серьезную опасность, ты вправе разрешать сам — сделав шаг в сторону, если ты здравомыслящий взрослый человек и хочешь вернуть свое нормальное существование, и позаботиться о себе, как-то защитить... и полюбить себя, в конце концов.
Но когда дело касалось Лейна Болдвейна, она не могла довериться самой себе, поэтому решила урегулировать эту проблему, вернее своего помешательства и потери контроля... отсутствием с ним близости.
А именно, она решила уволиться.
Словно наркоман, она собиралась прекратить все и сразу, одним махом и даже не собиралась обсуждать с ним это. Как героиновый наркоман, желающий войти в глубокий транс, осмыслено вводя себе шприц. Несомненно, Лейн попытается вернуть все назад и объясниться, но несмотря на их отношения в последние дни, факт оставался фактом — ее сердце опять было разбито, и ее решение уволиться не подлежало обсуждению.
Сейчас... она собиралась улучшить свою жизнь, вернув ее в нормальное состояние.
Направляясь к теплицам, она отправилась месту, где стояла рассада. Но прежде чем взять с собой необходимый инвентарь и секатор, она остановилась и достала свой телефон.
Дальше она произвела операцию, которая заняла всего лишь секунду.
И, наверное, это было глупо.
Но она перевела семнадцать тысяч четыреста восемьдесят шесть долларов и семьдесят девять центов из своих сбережений... на счет ипотеки.
Выплатив до конца весь долг за ферму.
Да, скорее всего это был не самый умный ход, учитывая, что она собирается ее продавать. Но гордость потребовала, чтобы она совершила эту операцию. Гордость и чувство удовлетворения, что она выплатила все, полностью выкупив это место.
Она всегда хотела иметь свой собственный мир — дом, который бы она обустроила и купила без чьей-либо помощи.
Тот факт, что теперь она не должна никому не единого цента, был полной противоположностью того, что она на самом деле чувствовала.
Являясь неопровержимым доказательством, что она совершенно не следила за ходом своих мыслей.
Лейн вернулся в Истерли, как только его освободили.
За минусом времени, потраченного на поездку на ферму Самуэла Ти, чтобы забрать свой Porsche.
Он ехал по дороге для обслуживающего персонала, проезжая мимо полей и теплиц, по двум причинам. Первая, у главных ворот толпилась пресса, и вторая, он хотел удостовериться, что Лиззи была на работе.
И она действительно была в Истерли. Ее бордовый фермерский грузовичок был припаркован на стоянке вместе с другими.
— Черт возьми, — выдохнул он.
Подъехав к гаражам, он припарковал свой автомобиль под магнолией и направился к черному входу в бизнес-центр. Ввел код, который ему продиктовал Эдвард, рывком открыл дверь и уверенной походной вошел внутрь, мимо стойки регистрации, офисов, конференц-залов и обеденной зоны.
Мужчины и женщины в костюмах с тревогой посматривали на него, но он игнорировал их.
Он не остановился даже перед стеклянным кабинетом личного ассистента своего отца.
— Я иду к нему.
— Мистер Болдвейн, Вы не можете…
— Черт возьми, я могу.
— Мистер Болдвейн, его…
Лейн распахнул дверь и… замер на месте.
Отца за столом не было, он окинул взглядом комнату.
— Мистер Болдвейн, мы не знаем, где он.
Лейн бросил взгляд через плечо.
— Что?
— Ваш отец... он должен был сегодня утром улететь, но так и не появился в аэропорту. Пилот прождал его целый час.
— Вы звонили ему домой?
— И на сотовый тоже, — женщина прикрыла рот ладонью. — Он никогда не делал такого раньше. Его нет в особняке.
— Черт.
И что теперь?
Лейн развернулся и направился прочь, ассистентка прокричала ему вслед:
— Пожалуйста, передайте ему, чтобы он мне позвонил.
Выйдя на улицу в лучи утреннего солнца, он ускорил шаг, переходя на бег, ворвавшись на кухню особняка. Он пронесся мимо плит из нержавеющей стали и столешниц, стукнул по двери, ведущей в коридор обслуживающего персонала. Он перепрыгивал через две ступеньки, чуть не врезался в горничную, пылесосившую на втором этаже.
Вперед по коридору, мимо своей комнаты… и Шанталь, к люксу его отца.
Лейн остановился перед дверью, и подумал, что тогда он реально был не готов увидеть труп Розалинды, а сейчас также не готов ко второй части — увидеть труп его собственного отца, и это совершенно не касалось того, что он не хотел видеть мертвое тело одного из своих родителей.
Нет, было гораздо все сложнее, если этого мужчину стоит уложить в гроб, Лейн собирался, черт побери, быть именно тем, кто положит голову этого ублюдка на вышитую подушку.
Лейн открыл дверь.
— Отец, — рявкнул он. — Ты здесь?
Быстро прошагав в комнату, он прислушался, закрыл дверь, если он здесь и живой: он собирался вдарить этому сукиному сыну, небеса помогут ему в этом.
Шанталь могла быть шлюхой и лгуньей, но она женщина, и никто не смеет ее бить, не важно какие при этом имеются обстоятельства.
— Здесь? — спросил он, открывая дверь в ванную комнату.
Когда он не обнаружил его в душевой кабине, развернулся и отправился в гардеробную.
Там тоже его не было.
Нет, постойте-ка.
Чемодан отца с монограммой, которым он пользовался в поездках, был открыт и частично собран. Но... собран как-то неряшливо. Внутри одежда была вся мятая и такое впечатление, что собирал его человек, который понятия не имеет, как это делать.
Лейн порылся в содержимом чемодана и не обнаружил там ничего заслуживающего внимания.
Но он заметил, что любимые часы отца Audemars Piguet Royal Oak, пропали из коробочки, а также не было его бумажника.
Вернувшись в спальню, он осмотрел мебель, книги, стол, но он не мог сказать, пропало ли здесь что-нибудь или переставлено, поскольку эту комнату он посещал всего лишь несколько раз... и двадцать лет тому назад.
— Что ты задумал, отец? — спросил он в пустой комнате.
Следуя инстинкту, он быстро вышел, закрыв за собой дверь и спустился вниз по лестнице для персонала на первый этаж. Ему понадобилось меньше минуты, чтобы выйти к гаражам, он оказался внутри и пересчитывал машины. Phantom был на месте, но пропали два Mercedeses. На одном уехала Шанталь.
Отец видно уехал на другом.
Вопрос... куда и когда.