Марат
— Бессовестная! Я из-за неё такого стыда натерпелся, а она… — третий день стоит заговорить о Ладе, как в лёгких от возмущения кончается воздух.
— Да ладно тебе, — угорает брат. — Когда бы ещё ты вмазал Лаврушину.
— А не надо было намекать, что я любитель умывать дам под капотом.
— На мокром месте потерял партнёра, — ржёт эта бестолковая сволочь.
— Я же тебе говорил, что просто лизнул качели! — начинаю выходить из себя.
Антон с мнимым вниманием склоняет голову набок.
— Угу, качели. Зимой. В тридцать с хвостиком лет.
Не верит, гад. Я как только не объяснял, он всё равно не верит!
— Это ради дела. — Зло смотрю на него исподлобья. — Теперь Лада мне желание торчит.
Брат от нового приступа смеха набок сползает.
— То-то я смотрю она который день тебя динамит. Признайся уже как есть: язык деревянный, опыта мало, не впечатлил.
— Антон… — рычу предупреждающе.
Последнее китайское...
— Ну ладно, всё. — Поднимает он руки в примирительном жесте. — Есть женщины в постели брёвна, а у тебя во рту полено.
Я кидаю в недоумка мобильным.
— Напомни, почему ты с самого утра продавливаешь мой диван? Тебе домой не надо?
— У меня ремонт. Мы же договорились, что я пару дней поживу у тебя. Чем твоя башка забита? Помимо очевидного.
— Не хочешь дышать краской, помолчи. Голова раскалывается, — произношу флегматично, ослабляя узел на галстуке. — Нужно как-то выкурить Ладу из квартиры и провести аукцион. Мероприятие должно пройти с размахом. Можно привлечь внимание прессы какой-нибудь знаменитостью. Пусть даже те, кто не в курсе скандала, увидят, что я обожаю животных. Что ты делаешь, Антон? — бурчу раздражённо, видя, что брат навёл на меня камеру телефона.
— Пытаюсь запечатлеть твою любовь к животным. Не вертись, испортишь кадр.
Да? Я и не отдавал себе отчёта, что чешу между ушами уснувшего котёнка. У нас на почве мяты полная идиллия.
Лишь бы малый не сторчался.
— Если ничего не делать, одними снимками в соцсетях помилован не будешь, — всё же высказываю свои опасения.
— Но и хуже от них тоже не будет, — парирует Антон. — Не отвлекайся, придумывай, как Ладу уломать.
— Там гиблый номер.
Как будто я не пробовал. Не придумывается! Тратить на аукцион такими жертвами добытое желание жаба душит. На мои звонки Лада не отвечает, сообщения так и висят без реакции. Мне что теперь день и ночь у подъезда её караулить?
— Всё, — неожиданно заявляет Антон. — Собирайся. Я договорился о встрече.
— Ты что сделал? — Недоверчиво выпрямляюсь в кресле.
— На вот, учись. — Он протягивает мне телефон.
— Лада, я идиот! Но ты-то милосердный, добрейшей души человек. Мы можем увидеться? Я очень хочу извиниться, — зачитываю дичь, отправленную Автопромовне от моего имени. — Ты рехнулся? Не буду я перед ней извиняться! С фига ли?
У меня в голове такой пируэт не укладывается. Извиниться за что?!
— Ты дальше читай, — лениво отмахивается мой младший брат и по совместительству источник большинства моих конфузов.
Там дальше ответ, первый за всё время. Что неприятно задевает самолюбие.
Хрен с ним, читаю дальше:
— Ладно, приезжай через часик. Даже забавно послушать, как такой самодовольный павиан извиняется. Надеюсь, это будет не хуже, чем сериал, которым я ради тебя пожертвую.
— Ну вот. А ты говорил, гиблый номер, — снисходительно лыбится Антон.
Но я продолжаю читать:
— И ещё. Прихвати с собой мешок картошки. Мне на двенадцатый этаж такие тяжести не поднять.
На этом месте я не выдерживаю и хлопаю ладонью по подлокотнику кресла.
— Ты олень?!
Вопрос риторический, если что. Крик души просто.
— А что такого? Реально же высоко живёт девка. В авоське по килограмму носить заманаешься, — не догоняет мой брат. — Хотя… надо признать, заявка наглая. Она такими темпами скоро на шею сядет. Хотя тебе, наверно, привычней на лицо?
— Мешок картошки? — Насмешливо приподнимаю бровь.
Но нет, Антон не догоняет.
— Ну, ты можешь пойти с пустыми руками. Только тогда не удивляйся, если и уйдёшь ни с чем.
— Ты олень, — повторяю уже утвердительно и печатаю ответ:
«Зоя Михална, узнаю ваш почерк. А Лада точно выйдет? Не хотелось бы переть мешок обратно».
«А с какой целью ты жаждешь её увидеть? Опять деловая встреча?».
Гюнтер как обычно. Всё ей надо знать. Но она, в отличие от внучки, хотя бы на контакт идёт. Что уже полдела.
«Да. Сугубо деловое предложение».
«Тогда зачем ей выходить? Я тебе открою, заходи — предложишь».
— Какова вероятность не быть посланным в эротический тур хотя бы с порога? — бормочу себе под нос. Знаю же, что толка не будет. Пустая трата времени и больше ничего.
— Лада у тебя кто? — вдруг спрашивает брат задумчиво.
— Истеричка.
— Кошатница! — Закатывает он глаза. — Не хочешь облажаться, бери с собой парламентёра.
— Кого?
— Кота, дубина. Кончай тупить. Женщины тугодумов не любят.
— Что же ты никого себе до сих пор не завёл, если умный такой?
Тоже мне коуч! Сапожник без сапог, мать его!
— Не лезь не в своё дело. Со своей мамзелью разберись, Казанова.
— Я-то разберусь, — цежу мрачно, поднимаясь с кресла. — Она у меня через обруч горящий скакать будет.
— Куда это ты? — доносится из-за спины.
— Картошку искать, — бурчу я. — И молись, чтобы у них лифт работал.