Красивый. Наглый. Бессердечный - 2

Глава 24.

Вопросы крови – самые сложные вопросы в мире

Кир

- Да твою же мать! – Выдыхаю в ужасе. – Моя кто?

- Бабушка, - Гематогеныч виновато пожимает плечами. – Мама вашей мамы, Кирилл Станиславович.

Объясняет мне, будто я умственно отсталый. Хотя я себя сейчас именно так и чувствую.

- Да ладно…

Импульсивно хочется приоткрыть дверь и ещё раз заглянуть в комнату. Попытаться рассмотреть в бабульке что-то близкое и родное.

Только вспоминаю её визг, и понимаю, что скорее отважусь заглянуть в клетку с тигром.

- Капец какой-то… - В недоумении с нажимом веду рукой от лба до подбородка. Я бы сейчас с удовольствием опустил лицо в ведро с ледяной водой. – И что делать-то теперь?

- Пойдёмте, Кирилл Станиславович, - Гематогненыч берет меня под локоток, и я уже не сопротивляюсь его дурной привычке.

Мы идём по длинному коридору вдоль стеклянных стен, пластиковых дверей, хромированных ручек. Кажется, даже воздух вокруг белоснежен и дезинфицирован. А за спиной остаётся простое деревянное полотно. Я даже слегка оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что мне не померещилось.

- Надо было начать с лаборатории, я же говорил. – Ворчит Гематогеныч, и все тащит меня вперед.

Втаскивает в небольшое помещение. Там ни души. Вдоль одной стены – длинный стол с парой белых стульев. На одной из столешниц стоят какие-то колбочки-пробирочки-трубочки под синим светом. На другой стоит оборудование.

Выкатывает мне один из стульев, и падает на второй. Указывает рукой, чтобы я садился.

- Темно же, может свет включить?

- Стоять! – Гаркает Гематогеныч. – Зою Михайловну чуть не довёл, еще и потенциал биологической активности не дашь замерить.

Почесываю бровь. И сам понимаю, что брякнул глупость. Но правда же, темно! Падаю на второй стул. Неловко себя чувствую, всегда не любил места, где в избытке чего-то хрупкого, научного и непонятного. Случайно заденешь, сделаешь что-то не то – и всё. Я даже на уроках химии на лабораторных работах всегда изображал приступ кашля.

О своей новоприобретённой бабушке я не думаю вообще. То есть, как человека, мне её, конечно, жаль. Но никаких родственных чувств, радости или, наоборот, разочарования я не испытываю.

У меня и матери-то не было. Отец всегда говорил, что она бросила меня малышом. Так что мне особо и не интересно, что за женщина вырастила такую кукушку.

- Кирилл, - Гематогеныч слегка наклоняется вперед, - «ФармаФьюжн» полностью содержалась на деньги твоего отца. Он сделал инвестиции в разработку лекарств. И здесь, - он обвёл руками помещение, – разрабатывается «Феникс», средство, которое помогает стабилизировать болезнь Альцгеймера. И мы надеемся, что в скором времени добьёмся и положительной динамики у пациентов. Зоя Михайловна её показывает…

- Вы над ней опыты что ли ставите? – С подозрением вскидываю бровь.

Ничего не понимаю в фармакологии, но отлично знаю, что это незаконно. Гематогеныч грустно мотает башкой.

- Мы пытаемся её спасти. И твой отец, как её опекун, дал на это согласие. Феникс создавался специально для Зои Михайловны. Без терапии она, скорее всего, уже умерла. В среднем такие пациенты живут около семи лет. Зоя Михайловна находится у нас уже девять…

- Девять? И я ни сном, ни духом!

Меня опять охватывает злость на отца. Вот гадёныш! И скрывал ведь от меня… Хотя, он от меня столько скрывал, что после его смерти меня просто накрыло скелетами, выпавшими из его шкафа. Интересно, что ещё мне предстоит узнать?

- Наверное, у Станислава Эдуардовича были на это свои причины. – Гематогеныч пожимает плечами. – Но хочу, чтобы вы знали, Кирилл, - наклоняется ко мне ещё сильнее, его глаза странно блестят с синем свете, заливающем лабораторию. – Он был хорошим человеком. И если бы не он…

- Да срать я хотел на ваше мнение! – Горячась, вскакиваю, и Гематогеныч ловко отодвигает от меня какую-то стеклянную плошку. – Он задолбал своими тайнами. Секретные дочки, секретные бабки, секретные разработки… А на самом деле, он был редкостным козлом, и мне стыдно, что я ношу его фамилию.

- Он знал, что вы так воспримите. Поэтому написал вам письмо, просил передать после смерти. Лекарство от рака ему не помогло, но мы доработаем препарат, и поможем другим…

- Какое на хрен лекарство! Он умер, потому что был старым козлом, и мне жаль, что он не сделал этого раньше!

Стою, сжимая руки в кулаки. Тяжело дышу.

Это страшно, когда дети желают смерти родителям. Это неправильно! Они должны помогать, заботиться и поддерживать. Но проклинать, даже после смерти – никогда. И сейчас меня рвёт на части от того, что я впервые в сердцах решился сказать то, о чём думал в последнее время. Да, я бы хотел, чтобы он умер сразу после моего рождения. Лучше расти в детском доме, чем с ним!

- Посмотрите, - Гематогеныч невозмутимо подставляет под микроскоп плошку, которую я чуть не уронил, крутит какие-то винтики.

Немного стыдясь своей вспышки, для вида прикрываю глаз и смотрю в тёмное отверстие.

Херня какая-то всё двоится, ничего не понятно.

- «Феникс» показывает отличные показатели. Тау-протеин…

- Угу, - обрываю его, отрываясь от микроскопа. На лекцию по занимательной биологии я не записывался. – Это всё очень интересно, но я здесь при чём?

- Недостаток финансирования вынуждает нас свернуть некоторые программы. А Зоя Михайловна – очень дорогой пациент. Мы приняли решение, что дальнейшее восстановление она должна проходить в домашних условиях.

- Ну уж нет! – машу ладонями, - у меня даже и квартиры нет. Решайте проблемы финансирования, вы директор, в конце концов.

Разворачиваюсь к выходу и уже берусь за ручку двери. Всё это классно, увлекательно и очень полезно, наверное.

Только ко мне не имеет отношения. Пусть делают, что хотят. У меня и так настроение после обретения бабульки испорчено, не хочется тусы, мечтаю только вернуться домой и обняв подушку, провалиться в сон. И забыть обо всём, что я здесь видел. Вязаные следочки со снежинками, задравшуюся на бедре ночнушку и дикие крики.

- Я директор, и я так решил! – Гематогеныч выпрямляется и с вызовом смотрит на меня. – Вы заберете Зою Михайловну, и каждую неделю будете отчитываться о её состоянии, заполняя тесты.

- Да пошли вы! – Цежу сквозь зубы. – Вам меня не заставить.

- А я заставлю!

Мы стоим, как два ковбоя друг напротив друга. Каждый уверен в своей правоте и никто не собирается уступать. У меня даже пальцы дёргаются непроизвольно. Так и вытащил бы из его кармана торчащие оттуда бумаги о назначении, а потом плеснул в лицо содержимое плошки с драгоценными тау-протеинами.

- Вы сами подписали согласие о том, что согласны нести ответственность за свою родственницу…

- Что? – округляю глаза. – Вы мне вместе с приказом подсунули ещё и это? Я вас засужу!

Хорош, блин, юрист! Даже не читал то, что подписал.

- Не получится, у нас тоже юротдел неплох!

- Мне некуда её, не понятно что ли?

- Ей нужны условия, близкие к реальной жизни…

- Вот и обеспечивайте их!

Ладонь, лежащая на ручке двери дёргается, кто-то пытается войти в лабораторию. Не успеваю убрать руку, как к нам влетает запыхавшаяся Анюта. Она всегда так носится что ли?

- Глеб Германович, Зоя Михайловна… - мы оба перестаём орать друг на друга и поворачиваемся в её сторону. Анюта молча открывает рот, держась за грудь. Пытается сказать что-то, но дыхание сбивается. Наконец, произносит. – Зоя Михайловна хочет видеть внука.

Если бы меня сейчас треснули по башке, даже в этом случае, я бы опешил меньше. Эта бабуля что-то отражает? Я-то думал, что её больше интересовал торт, а не я.

Гематогеныч смотрит на меня с таким видом, будто выиграл миллион в лотерею:

- Я же говорю, её состояние с каждым днём всё лучше. Ей нужна семейная обстановка…

- Так что ей сказать? Она волнуется.

- Ладно, пойдёмте… - Бурчу недовольно. – Попрощаюсь с бабулей.