Красивый. Наглый. Бессердечный - 2

Эпилог. Два года спустя

Арина

Нет пути к счастью, счастье — это путь

Откинувшись в глубоком кожаном кресле, и медленно провожу ладонью по округлившемуся животу.

Мы не хотим знать, кто там: мальчик или девочка. Оба любим сюрпризы. Какая разница, если всё равно будем любить нашего ребёнка независимо от его пола.

Кир каждый вечер, обнимая меня перед сном, шепчет одно и то же: "Лишь бы здоровый. И чтобы был похож на тебя».

Я подозреваю, он мечтает о дочке. Но не признаюсь, что уверена — у нас будет мальчик. Не знаю, откуда эта уверенность... Может, потому что так сильно хочу увидеть маленькую копию мужа?

Одной рукой глажу животик, а второй... Перелистываю глянцевые страницы аукционного каталога. Совсем свеженький, ещё пахнет типографской краской и мне до одури нравится этот запах.

Может быть потому, что на шестом месяце хочется нюхать и не такое... А, может, быть, потому что это запах моего успеха.

На обложке гордо красуется стилизованная буква R. Станислав Эдуардович, мой отец, наверное, и представить не мог, что когда-нибудь логотип с домашних халатиков перекочует на частный аукционный дом.

А, может быть, и знал. Все наши разговоры с Киром об отце заходят в тупик. Он знал его, я – нет. Но мы оба не можем понять, каким он был на самом деле.

В документах, найденных в коробке из-под обуви, было много всего интересного. И благодарности от неизвестных нам людей за помощь. И проклятия от родственников тех, кто по его вине годами гнил в тюрьме. Я до сих пор не могу понять, каким он был... Наверное, разным.

Ветер шевелит шторы, и солнечные блики скользят по стене, где висят мои картины. Да, теперь я не только главный оценщик и директор, но и... скажем так, увлечённый художник по выходным.

Кир первым начал развешивать мои работы у себя в кабинете, потом — дома. Что будет потом, я не знаю. Пока мне просто нравится рисовать, я делаю это для души, для себя. К всемирной славе я не стремлюсь, мне достаточно того, что я имею.

Если счастья слишком много, его перестаешь ценить. Я предпочитаю принимать его дозированно, хотя не всегда получается.

В дверь деликатно стучат: - Арина Станиславовна, вам цветы, — с подчёркнутой официальностью объявляет Таня.

Я недовольно морщусь: - Хватит уже с этим "Арина Станиславовна"!

Таня, моя правая рука и лучшая подруга, игриво подносит палец к губам: - Тссс... Не разоблачай меня перед курьером. Мы же серьёзная фирма! – Оборачивается назад и громко командует. – Проходите.

Паренёк в форменной рубашке курьера опускает на стол пышные нежно-розовые хризантемы, перевязанный золотистой лентой.

- Это для вас, - бормочет, застенчиво опуская тяжёлый букет на край стола.

Улыбаясь, выуживаю из стеблей записку, всматриваюсь в знакомый почерк:

"Той, что каждое утро делает этот мир прекраснее. Люблю."

- Классный он у тебя! – Танька утыкается носом в цветы.

Да, моё неожиданное наследство ненадолго отдалило меня от подруги. Я то стеснялась внезапно открывшихся фактов биографии, то боялась обидеть Таню, слишком настойчиво предлагая помощь. Я же знаю, она бы ей пригодилась. К счастью, Таня ничуть не обиделась на меня. Осталась прежней — лёгкой, искренней и по-настоящему доброй.

- Брось, у тебя Стас тоже замечательный. Может, всё-таки переманишь его к нам? - Не-а, — Таня решительно машет рукой. - Он целиком в своей науке и лекциях, на кафедре пропадает с утра до ночи. Да и вообще, работать вместе - плохая идея.

Я молчу, ничего не отвечаю. Потому что считаю, что мы с Киром и в работе бы составили отличный тандем. Для юриста в моем агентстве полно работы, только муж увлечен своим проектом, и я ему не мешаю.

Телефон вибрирует, и я, не глядя, беру трубку. Знаю, кто это.

- Привет, Ариша. — Голос Кира тёплый, чуть хрипловатый от усталости после долгого совещания.

- Привет. — Улыбаюсь, представляя, как он сидит в своём кабинете, закинув ноги на стол, как всегда, когда остаётся один. — Ну что, великий фармацевтический магнат, как успехи?

- Всё по плану. Испытания завершаем, документы подписываем. Через месяц, если ничего не сорвётся, запускаем производство. Устал, как собака...

- Два года прошло, осталось восемь — и сможешь продать компанию. Вот тогда и отдохнёшь, — шучу я, прекрасно зная, что Кир не расстанется со своим детищем ни за какие деньги.

На том конце провода раздаётся смешок. - Вряд ли. Через восемь лет даже твой аукционный дом не сможет оценить, во что превратится "ФармаФьюжн".

Отец наверняка хохочет где-то там на облаке. Его "никчёмный проект" стал золотой жилой, его приёмный сын женился на родной дочери, а я, как и указано в завещании, осталась Рейгис.

Нужно было видеть лицо регистратора в ЗАГСе, которая чуть не упала в обморок, поняв, что у нас с Киром одинаковые фамилии. Причем, вряд ли это могло быть совпадением, как с Ивановыми.

- Кстати, — вдруг оживляется Кир, — ты не представляешь, что сегодня вытворила Зоя Михайловна.

- О боже, что на этот раз? — Я уже предвкушаю историю. Его бабушка — это отдельная вселенная.

- Пришла к нам в офис с этим своим новым ухажёром. Ты же знаешь, тот, что в детском театре играет?

- Вахтангом?

- Да! Ну так вот, она устроила ему экскурсию по лаборатории. И, кажется, Гематогеныч теперь в него влюблён.

Я хохочу.

- Они там втроём чай пили, и Глеб Германович всё пытался объяснить Вахтангу, как работает наш новый препарат. А тот кивал и говорил: "О, как поэтично! Прямо как у Шекспира — молекулы в вечном танце!"

- Ну хоть кто-то оценил его лекции, — фыркаю я.

- Кстати, - вдруг интересуется Кир, - бабушка спрашивает, когда наша мама собирается закрывать дачный сезон?

Наша мама. Как же приятно это слышать.

- Ох, я не знаю... Мама всегда последняя уезжает, уже когда снег лежит. Она же теперь у нас замужняя женщина и знатный садовод. Её оттуда за уши не вытянешь. Зоя Михайловна может сама позвонить и спросить.

- Я думаю, бабушка боится, что рядом будет Данил. Он их дачные женские посиделки не очень любит.

- Да брось, нормально он к этому относится. Только, когда они не голосят советскую эстраду после бани на всю деревню.

Кир смеётся.

- Это точно, они отлично спелись. Ничего, скоро у нас будет ребёнок — и мама даже вспоминать не будут про дачу и баню. Будет только к нам приезжать.

- Ты уверен, что ты этого хочешь? - поднимаю бровь. - Она же будет учить нас, как правильно пеленать, кормить и воспитывать.

- Пусть учит. Я всё равно буду делать по-своему.

Я улыбаюсь. Да, он именно такой.

- Я скоро освобожусь. Хочешь, заеду за тобой?

- Хочу.

- Тогда жди.

- Жду.

Кладу трубку и смотрю на свои картины. На ту, что висит прямо передо мной — наш дом. Тот самый, который остался нам от Станислава Эдуардовича. Где началась наша с Киром история.

Дом с большими окнами и террасой, где мы будем пить кофе по утрам. Где будет бегать наш ребёнок. Где Кир будет рассказывать мне что-то важное, а я буду слушать, улыбаясь.

Я закрываю глаза, и передо мной встаёт картина предстоящего ужина с мужем. В этот момент приходит осознание — моя жизнь сложилась абсолютно, безусловно удачно.

Мой путь к этому счастью напоминал горную тропу: где-то приходилось карабкаться по острым камням, где-то — останавливаться, чтобы перевести дыхание. Были крутые подъёмы и неожиданные спуски. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю — мои раны, царапины и усталость того стоили. 4 года спустя

- Савва, ну куда ты?! — смеюсь, пытаясь поймать маленькое торнадо в синем комбинезоне с изображением динозаврика на спине. Честное слово, от настоящего трицератопса здесь было бы меньше разрушений.

Сын с визгом носится по кухне, размахивая деревянной ложкой, как мечом. Его тёмные кудри взъерошены, щёки розовые от восторга, а глаза — точь-в-точь как у Кира, с тем же озорным блеском.

- Ма-ма! - кричит он, подбегая и хватаясь за мою ногу. - Па-па!

- Папа скоро придёт, - глажу его по голове, но Савва уже срывается с места, увлечённый новой «миссией» - добраться до кошачьей миски и вылить воду на пол.

Я ловлю его за капюшон в последний момент, поднимаю на руки и целую в макушку. Он пахнет детским шампунем, печеньем и беззаботностью.

- Давай лучше папу встречать, — предлагаю, и Савва тут же забывает про кота, энергично кивая.

Из окна видно, как во двор заезжает знакомая машина. Кир выходит, слегка уставший, но улыбающийся. Он задерживается у калитки, что-то пишет в телефоне - наверное, рабочие сообщения. «ФармФьюжн» давно переросла стартап и превратилась в серьёзную компанию, но Кир по-прежнему вникает во все детали.

- Па-а-ап! — Савва вырывается из моих рук и мчится к двери.

Я не успеваю его остановить. Малыш распахивает дверь и с разбегу врезается в отцовские ноги. Кир наклоняется, подхватывает его под мышки и подбрасывает вверх, отчего Савва визжит от восторга.

- Ну что, бандит, маму сегодня терроризировал? — спрашивает Кир, заходя в дом.

- Терроризировал, — вздыхаю я, но не могу сдержать улыбки. - Устроил гонки по кухне, пытался накормить кота моим омлетом и чуть не разбил вазу.

- Настоящий Рейгис, — Кир целует меня в щёку, одной рукой удерживая Савву, который уже тянется к его сумке — проверить, нет ли там чего вкусного. - Как ты?

- Всё отлично, - глажу округлившийся живот. - Ещё месяц - и в роддом.

Кир ставит Савву на пол, и тот тут же мчится к игрушкам, а муж обнимает меня, осторожно, будто боится повредить.

- Ты думаешь, что будет девочка? — шепчет он.

- Мог не стесняться и спросить у врача, раз так хочешь дочку.

- В нашей семье сюрпризы – норма, так что не надо призывать меня к серой обыденности. – Шутливо зарывается лицом в мои волосы.

Савва возвращается с машинкой и требует внимания, так что мы садимся на пол, разбирая его «парковку». Кир рассказывает, как прошло совещание, а я делюсь новостями агентства — Таня справляется блестяще, хотя и жалуется, что её трёхлетний сын унаследовал её энергичность.

- Кстати, — вспоминаю, — Зоя Михайловна звонила. Говорит, что Вахтанг хочет поставить спектакль про жизнь сотрудника лаборатории. Он что-то там изобретает, вирусы выбираются наружу...

- О нет, — Кир подкатывает глаза. — Только не это. Где он это будет ставить? В своём ТЮЗе?

- Не знаю, но Глеб Германович уже написал ему сценарий.

- Тогда это катастрофа.

Мы смеёмся, а Савва, не понимая шутки, серьёзно повторяет:

- Ка-та-стро-фа!

Кир хватает его в охапку, щекочет, и кухня наполняется смехом.

Я смотрю на них и чувствую, как внутри что-то тёплое и светлое разливается по всему телу.

Жизнь — удивительная штука.

Мы не всегда сразу видим, зачем нам даются испытания. Но потом оглядываешься назад и понимаешь: если бы не тот провал, не та боль, не тот нелепый поворот — ничего бы не сложилось так, как нужно.

Главное — не сдаваться, даже когда кажется, что выхода нет.

Мы прошли через недопонимание, обиды, страх, ревность. Но сейчас, в этом доме, среди детского смеха, среди привычного хаоса и бесконечных «катастроф», я опять понимаю — именно таким и должен быть путь. Сложным. Чтобы научиться ценить то, что есть.