В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.
Кир
Просыпаюсь я от того, что кто-то стучит в кухонную дверь. Поворачиваюсь на сложенных на полу одеялах и тут же стону от боли в спине.
Чёрт. Всё тело затекло!
С удивлением смотрю на дергающуюся в дверной ручке швабру и пытаюсь вспомнить, что вчера произошло.
Точно! У меня же бабка теперь! Я пол ночи не спал, потом догадался дверь закрыть. Мало ли, что ей в голову взбредёт.
- Сейчас открою, я не одет, - бурчу, подтаскивая к себе шорты.
Дверь перестаёт дергаться, и из прихожей разносится пение. Мурлычет что-то, типо «Утро туманное».
Бля! Я так сам чокнусь. Неделю я не вынесу.
Выдёргиваю швабру и, потирая ноющую шею, тащусь в комнату. Бабуля там вяжет и напевает уже при полном параде – своих любимых следочках и аккуратном ситцевом платье, на котором видны заломы, как на новой сложенной вещи. Явно только достала.
Увидев меня, бросает на меня взгляд поверх вязания. А спицы так и продолжают мелькать. Надеюсь, это не свитер с оленями для меня?
- Ой, Кирилл... Давно вставать пора. Приведи себя в порядок, я блинчиков сейчас напеку.
- Класс, - произношу полным оптимизма голосом и тащусь в ванную.
Спасибо, что Кирюшей не назвала. Несколько раз просил вчера, вроде запомнила.
Нарочито долго плещусь, придумываю себе дела на сегодня. В принципе, жить так какое-то время можно. Днем буду уходить, ночью дверь на швабру. Газа у меня нет, этаж низкий. Ничего не случится. Телефон ей куплю на всякий случай и свой номер вобью. Хотя нет, не свой, а Гематогеныча. Пусть рассказывает ему о житии-бытии и жалуется на то, что внук ей совсем не интересуется. Пусть Гематогеныч быстрее заберёт свой ценный экспонат.
Когда выхожу из ванной, в квартире пахнет реально, как у бабушки. Принюхиваюсь, раздувая ноздри. Желудок отзывается бурчанием, а рот заполняется слюной.
У нас дома блины не пекли, отец не уважал всякую сдобу. Если что-то и готовили, то из серии спагетти - карбонара.
- Кирилл, завтракать иди!
Повезло мне сегодня. Кажется, у бабули день задался. Без припадков обойдёмся?
Захожу на кухню. Одеяла уже сложены стопкой в углу и мне становится неловко. Что-то я заставил пожилую женщину за собой убирать.
- Сгущенки у тебя не нашла, - Зоя Михайловна, стоя ко мне спиной наливает на сковородку шкворчащее тесто. Я даже вздрагиваю. У неё на затылке глаза что ли? – Или варенья какого. Вкуснее бы было, а то только масло.
-Угу, - вяло отзываюсь. – У меня нет.
Что я, Карлсон?
Сажусь за стол и передо мной появляется тарелка с блинчиками.
- Бери, пока свежие.
Киваю и сворачиваю блинчик, чувствую себя неловко. Идиотизм какой-то. Осторожно надкусываю. Вкусно... Реально, неплохо.
- Удались блинчики? – Прямо со сковородки выкладывает передо мной дымящийся блинчик.
- Да, очень, - мычу с набитым ртом.
- Ну вот, и дело... Хватит тогда. А то притомилась.
Ставит сковородку на плиту и, покряхтывая, опускается напротив меня.
- Ты ешь, и рассказывай потихоньку. Вроде хороший ты парень, Слава на тебя в последнее время не жаловался... - Склоняет голову и хитро на меня смотрит
Чуть не давлюсь блином. Чего? Отец ездил в это Зуево-Кукуево на меня тёще жаловаться?
- А что, он часто ездил... – конец фразы я в буквальном смысле съедаю.
Просто не знаю, как к ней обращаться. На «вы» – как-то глупо, бабушка ведь. Но на «ты» – совсем уж фамильярно. Пожилая женщина, второй день знакомы.
- Нет, раз в год, может. Раз в два года... – Вздыхает. - Слава, как заболел, новости и перестали поступать. Умер-то как? Хорошо похоронили?
Значит, и про это бабуля в курсе. Что-то она сегодня и впрямь, прямо образец здравомыслия. Может и правда, домашняя обстановка помогает? Чего её тогда там держали?
- Достойно похоронили. Много людей было... – Бурчу, подхватывая новый блинчик.
- Да, это хорошо, что много. Слава - достойный человек был. Жаль его... – Оторопев смотрю, как Зоя Михайловна сухоньким пальчиком проводит по нижнему уголку глаза. – Если бы не он, меня бы и не было.
- Да, наверное.
- Жениться-то не надумал ещё?
- Не, рано. Погуляю ещё. - Тоскливо утыкаюсь в тарелку. Мне не нравится этот допрос.
- Ты не тяни, а то вон, как Слава. Поздно женился, не успел вон тобой полюбоваться. Ты же юрист, как и он?
- Ага.
- Это хорошо, что ты со Славы пример берёшь. - Вздыхает. - Только не дело это, с родным отцом не общаться.
- Чего? – округляю глаза, вылупившись на неё. И тут же снова вспоминаю, что у бабули проблемы. Опять заговаривается, наверное.
- Я... Я общаюсь. Недавно вот виделись. – Импровизирую на ходу. А то вдруг заорёт опять. – Нормально всё у него, в работе весь.
- Да? – Бабуля в удивлении поднимает чётко очерченную, не смотря на возраст, бровь. – А я думала, что из Андрея ничего хорошего не выйдет.
У меня в голове сейчас бегут зелёные цифры из фильма «Матрица». Вроде слова понятны, а смысл – нет. Про кого она вообще говорит сейчас?
Зоя Михайловна разглаживает клеёнчатую скатерть, а я смотрю на её сухонькие пальцы и сердце почему-то молотит об рёбра со всей дури.
- Пару лет назад Стас говорил, что Андрей спился вроде, - поднимает на меня светло-серые глаза. Чистые, как роса. Ни грамма безумия. – Я рада, что ты не в него пошёл. Но не пей никогда, гены всё-таки.
- Ка-ка-кие гены? – этот простой вопрос даётся мне с трудом. Во рту сухо, язык еле ворочается.
- Как какие? Андрюхины... – Будничным тоном произносит бабуля. – Тебя Стас, как своего, воспитывал.
Я отшатываюсь назад, хватаясь жирными руками за стол. Ножки стула скользят по дешёвому ламинату.