В основном там были однодолларовые купюры, но попадались и пятерки, и даже десятки. Деньги лежали на кровати горкой.
Лорен перевела взгляд с нее на Майкла и обратно.
— Ты что… ты что — банк ограбил? — Ничего умней в тот момент в голову не пришло.
В ответ он заржал как дикий мустанг и плюхнулся навзничь на кровать, прямо на зеленые бумажки.
— Нет… не-ет… — В его смехе прорезались истерические нотки. — Не ба-анк… это тебе-е… Все, все тебе-е… Ты мне деньги давала… теперь — вот, возьми-и… Сколько надо… И все, все… конец кочевой жизни…
Он что — собирается ее бросить? И хочет от нее откупиться этими деньгами?
Не подозревая о мыслях, заставивших Лорен застыть как соляной столб, Майкл наконец-то перестал смеяться, поерзал и, достав из кармана брюк черную кожаную коробочку, протянул ей:
— Вот, это тоже тебе…
Лорен полумашинально взяла, растерянно глядя на него. Неужели это действительно то, о чем она подумала? Нет, не может быть — кольца обычно дарят в красных коробочках — в красных, а не в черных.
Потом все-таки опомнилась, открыла… Это и правда было кольцо — изящный гладкий ободок, увенчанный бриллиантом; золоченая надпись "Тиффани" на подкладке коробочки говорила сама за себя.
— Я так давно уже решил, — с пьяным апломбом заявил Майкл, — что когда смогу купить тебе кольцо, тогда и предложение сделаю. Вот. Сюрпри-из, — Снова глупо заржал: — Ты бы… ты бы видела, какое… какое у тебя лицо было… банк ограбил… дорогая, у тебя кри… криминальное… это… мышление, — Вдруг, резко оборвав смех, спросил: — Слушай, а ужин у нас есть? Я жрать хочу, как дворовый пес.
Цыпленка он съел за пару минут, жадно хрустя костями (именно что как дворовый пес) и запивая горячим кофе. Сытная еда, похоже, его немного протрезвила, и, приступив к закускам, он был уже способен внятно объясняться и не заливаться то и дело дурацким смехом. Говорил, правда, с набитым ртом, но это можно было пережить.
Оказывается, деньги эти были за его тот самый роман — аванс от литературного агентства. Агентство это связалось с ним, еще когда они только переехали к миссис Йенсен — оставили на ветровом стекле "Леди удачи" карточку и записку с просьбой позвонить.
Он позвонил и на следующий день уже подписал контракт, согласно которому должен был представить кусок текста определенного объема, получить аванс — целых тысячу девятьсот долларов, — и потом дописывать остальное. Сроки были оговорены жестко — отсюда его не раз фанатично повторенное "Мне надо работать"
Почему он не рассказал все это Лорен? О-оо, хотел сделать ей "сюрпри-из" (право слово, мужчины иной раз как дети). И вот, правда здорово получилось? И уже завтра — ну, или там в понедельник — они пойдут к риэлтору выбирать квартиру. Приличную, в хорошем районе и, раз она так хочет, с видом на парк.
И можно ему еще половинку цыпленка, раз Лорен все равно его не ест? А чего она, кстати, не ест — вкусно же.
Заснул он сразу, едва коснулся головой подушки, а Лорен еще долго не спала. На душе было как-то не по себе — уж слишком быстрые перемены начались в ее жизни. Но вроде никакого подвоха тут не было — деньги, сосчитанные (четыреста семьдесят три доллара) и сложенные в пачку, лежали у нее в чемодане (Майкл сознался, что в банке нарочно попросил мелкими купюрами, чтобы горка повнушительнее выглядела).
А на пальце сверкало колечко… Про предыдущее Майкл с апломбом заявил:
— Мы его торжественно выбросим.
А вот фиг ему. Она то колечко на память сохранит — может, детям своим будет показывать.
Следующее утро началось с небольшого, но бурного скандала: страдающий похмельем и потому злой Майкл против невыспавшейся и сердитой Лорен. Он хотел, чтобы она немедленно бросала эту чертову работу — вот прямо сегодня не пошла туда и все. Лорен категорически отказывалась: раз она договорилась на месяц — так должна доработать, это вопрос самоуважения. Тем более люди там хорошие, грех их подводить.
Победила, разумеется, Лорен — Майкл капитулировал типично по-мужски:
— Ладно, нет у меня сил с тобой больше спорить, и так голова трещит. Делай что хочешь. И свари мне, пожалуйста, еще кофе.
К кофе он получил таблетку от головной боли — не упрямился, взял.
"Монтана стейкс" встретил ее горой грязной посуды и большим блюдом вчерашних канапе.
— Там, в холодильнике, тебя еще кусок свадебного торта ждет, — сообщила Айрис. — Хоть тебе это уже не актуально (существует поверье, по которому женщина, положившая под подушку кусок свадебного торта, увидит во сне своего будущего мужа), но поешь — он вкусный.
Часам к пяти Лорен расправилась со вчерашней посудой, и наступили обычные рабочие будни. Так, по крайней мере, она думала, пока часов в семь к ней не подскочила возбужденная Айрис:
— Там, с заднего хода, тебя мужик спрашивает. Кажется, твой муж. С собачкой. Но он же вроде с бородой был раньше?
— Сбрил, — ответила Лорен и пошла общаться.
Это действительно оказался Майкл с Чалмером. Подойдя и быстро чмокнув ее в щеку, он потребовал:
— Отпросись на завтра.
— Ты что — я не могу, — возмутилась Лорен. — А зачем?
— Валер нас на ужин приглашает.
Она не сразу вспомнила, кто это, потом сообразила и переспросила:
— Нас — в смысле тебя? Я-то ему зачем?
— Ты — моя невеста, — безаппеляционно отрезал Майкл.
— Нет, ну я действительно не могу, — замотала головой Лорен. — Да меня никто и не отпустит — завтра же воскресенье, народу полно.
— Скажи, что у меня день рождения.
— Что — правда? — Стыдно сказать, она до сих пор не знала, когда у него день рождения.
— Нет. Но неужели я тебя учить врать должен?
Делать нечего — пришлось идти отпрашиваться. Когда Лорен с горящими от стыда (врать нехорошо) ушами начала мямлить что-то про день рождения мужа, хозяин даже не дослушал, махнул рукой:
— Спроси у Дины — если она не против, то я тоже.
Повариха вредничать не стала, лишь потребовала:
— Только тогда послезавтра выйди на два часа раньше и сегодня на лишний часок задержись. — Подмигнула: — А красавчик он у тебя — без бороды ему даже лучше.
Лишь когда Лорен выскочила во двор, чтобы сказать Майклу, что ее на завтра отпускают, она сообразила совершенно ужасную вещь: а ведь пойти-то ей в ресторан (наверняка суперфешенебельный) совершенно не в чем.
Все воскресенье прошло под знаком подготовки к ужину. А что делать, если на голове — воронье гнездо, а маникюр — господи, она уже не помнила, когда его и делала. Про платье же и говорить не стоит — Майкл чохом забраковал все имевшиеся у нее наряды, да и сама Лорен понимала, что выглядят они… как выражался недоброй памяти Флинн, "не комильфо".
Но идти в чем-то надо — не нагишом же. А купить что-то приличное — в воскресенье и при этом не по заоблачной цене — малореально.
В конце концов Майкл, поджимая губы, выбрал одно из ее концертных платьев — шелковое, синее, "в пол" и с усыпанной голубыми стразами лентой по декольте; сказал:
— Ладно, вот это более-менее сойдет.
Лорен обрадовалась: к этому платью имелись почти новые туфли на шпильках, да и надевала его всего дважды. Но поскольку оно почти год пролежало в чемодане, требовалось освежить его и отутюжить.
Помогла миссис Стреттон — когда Лорен прибежала к ней срочно просить утюг, посоветовала отнести платье в круглосуточную химчистку — через два часа оно будет как новенькое, дома так не сделать. Та же миссис Стреттон на робкий вопрос, не знает ли она какую-нибудь приличную парикмахерскую поблизости, не только рассказала обо всех местных салонах красоты, но и позвонила в один из них, чтобы узнать, работает ли сегодня некая Памела, без которой, по ее словам, "там делать нечего — остальные парикмахерши ей в подметки не годятся".
К шести часам Лорен чувствовала себя как Золушка перед балом: страшновато и радостно, и такое чувство, будто внутри щекочутся пузырьки, как в шампанском.
Добираться до ресторана пришлось на такси — затратно, конечно, но не ехать же в вечернем платье в метро. Он оказался где-то в пригороде… или в парке — во всяком случае, выйдя из машины, она не увидела вокруг ни домов, ни улицы — только деревья, кусты и уходящие в темноту дорожки. И одноэтажное здание с покатой крышей и стеклянными стенами, ярко освещенное изнутри и сверкавшее, как драгоценный камень.
Сам ресторан показался Лорен не таким уж фешенебельным — не было ни бархатных портьер, ни ковровых дорожек, ни даже орхидей на столах. Но много зелени — даже по стенам лианы вьются, светло и просторно — не надо бочком протискиваться между тесно сдвинутыми столиками.
На полукруглой невысокой эстраде настраивали инструменты трое чернокожих музыкантов в белых смокингах. Перед эстрадой — свободный участок паркета, нетрудно было догадаться, что когда играет музыка, там танцуют.
Все эти подробности Лорен успела рассмотреть, пока метрдотель вел их с Майклом к столику мистера Валера — пожилого носатого мужчины с коротко стриженными волосами цвета перца с солью. При их приближении тот встал и пожал Майклу руку, Лорен же руку вместо того, чтобы пожать, вдруг поцеловал. Она удержалась и не отдернула ее, лишь подумала: "Хорошо, что я маникюр сделала"
Шампанское, крошечные солоноватые безе с разноцветной икрой (о-оо, вкусно); Майкл рассказывает Валеру о литагенте — Лорен скромно молчит и разглядывает свернутую в форме голубки салфетку, пытаясь понять, как это ее так красиво сложили; даже разворачивать жалко.
Но вот доходит очередь и до нее — Валер с улыбкой говорит:
— Майкл, мы с вами оба забыли о приличиях и не уделяем внимания вашей очаровательной спутнице. — И, уже ей: — Я вижу, вы почти не пьете шампанского…
Не объяснять же ему, что хотя оно наверняка дорогое и "аристократичное", но, по ее мнению, слишком кислое. И Лорен, вежливо улыбнувшись, говорит:
— Я вообще алкоголь… не очень…
— Может, вам по душе придется сидр… или сок? — Не дожидаясь ее ответа, взмахом руки подзывает официанта.
— И то и другое было бы прекрасно, — отвечает она, и он заказывает по бокалу "и того и другого"; снова обращается к ней:
— Майкл сказал, что вы певица?..
— Да, — Лорен скромно опускает глаза, — я даже в джаз-ансамбле пела. — (Господи, как давно это было, сколько с тех пор всякого-разного случилось)
— А вы не хотите спеть для нас?
Что? Он что — всерьез?
— Прямо сейчас? — осторожно переспрашивает она.
— Ну да, — кивает Валер, — вон оттуда, — взмахом руки показывает на эстраду.
Секундное замешательство — что делать? — и тут сидящий рядом Майкл незаметно дает ей пинка локтем, вслух же с улыбкой говорит:
— Давай, малышка, ступай. Это твой шанс.