Ледыш и Недотрога

Глава 34. Виолетта

Я вышла из общежития и подставила лицо нестерпимо яркому весеннему солнышку. Тут же зажмурилась и глубоко вдохнула, потому что почувствовала себя очнувшейся от очень долгого сна, длиной примерно пять месяцев. Именно столько времени мне потребовалось, чтобы принять решение и смириться с ним.

Каждый из ста пятидесяти мучительных дней я начинала с пролистывания документов, переданных мне Ледатом. Каждая ночь была в слезах и боли, которую я причиняла себе, пытаясь что-то решить.

Зазвонил сотовый, и я глянула на номер. Мама. Разумеется, родителям не доставило труда найти сбежавшую дочь, но я не открывала дверь общаги и не отвечала на звонки, меняя номер телефона каждый месяц, чтобы ещё несколько дней выгадать для принятия решения. А после чтобы не дать себя переубедить.

Поджав губы, отклонила вызов и пошла к старенькому велосипеду — моя покупка с первой зарплаты за репетиторство. Теперь я не могла себе позволить такси, и приходилось экономить на всём, о чём раньше и не задумывалась. Покупать дешёвую туалетную бумагу, делить лапшу быстрого приготовления с соседками, меняться надоевшей одеждой…

Поначалу было очень тяжело, и не раз возникала предательская мысль махнуть на гордость и вернуться, где меня ждала тёплая постель, вкусная еда, фирменные шмотки и заботливые родители. Отца выпустили почти сразу, как очнулся дедушка Ледата. Я знала об этом, потому что мама прислала сообщение с этой новостью и просьбой приехать домой.

Как я могла?

Я ненавидела Троцкого за то, что отдал мне папки, иссушившие мои глаза ежедневными слезами, но смирилась и сделала свой выбор. Поэтому сегодня освободила день, отпросившись с занятий, отменив репетиторство и поменявшись сменами с девочкой, которая выступала со мной в ближайшем клубе, чтобы поставить жирную точку в этой истории. И навсегда разорвать отношения с семьёй, потому что собиралась сделать то, что не прощают.

Крутила педали, наслаждалась рано пришедшим теплом и стараясь не думать о том, что мне предстояло. Предать тех, кто тебя вырастил? Наверное, ужаснее меня нет во всём мире. Но это было правильно, и я решилась поступить по чести. Папина дочка, которая слушалась каждого слова, станет той, кто воткнёт нож в спину.

— Доброе утро, Виолетта Игоревна, — прокурор встретил меня широкой улыбкой ещё на парковке. Судя по окуркам, мужчина специально ждал меня и сильно нервничал. — Разрешите проводить вас через служебный ход?

— Я не собираюсь скрываться, — спокойно отказалась я и направилась к главной лестнице, по которой сновали люди.

Прятаться не было смысла, отец и так узнает, кто передал следствию доказательства. Сами по себе бумажки ничего не значат, если нет людей, которые станут свидетелями. Я собиралась честно рассказать суду всё, что знала. Лицом к лицу с тем, кто был целым миром, — моим любимым папой, — но в одночасье стал чудовищем, лишившим жизни чьего-то любимого сына. С этим я никак не могла смириться.

Но в толпе меня схватили за руку и, зажав рот, потащили в сторону. Запищав, я попыталась вырваться, но не получилось. Прокурор затерялся среди людей, и вокруг не осталось никого, кто бы помог. Мелькнула чудовищная мысль:

«Неужели отец?..»

Но, оказавшись за углом, я внезапно ощутила свободу и, развернувшись к похитителю, с силой двинула носком тяжёлого ботинка по его ноге.

— Ты в своём репертуаре, — прошипел парень в чёрной толстовке и джоггерах.

Несмотря на солнечные очки и кепку, надвинутую на лицо, я мгновенно узнала парня.

— Ледыш?! Что ты здесь делаешь?

— За тобой приехал, — сняв очки, ухмыльнулся он.

Я всмотрелась в его бледное осунувшееся лицо, отмечая жёсткие складки у губ и меж бровей, и в груди снова заныло, будто кто-то проткнул сердце ножом и повернул. Видеть Троцкого было так больно, будто мы расстались лишь вчера! Ледат подтолкнул меня к знакомому мотоциклу, украшенному изображением козла:

— Садись.

— И не подумаю! — сбрасывая его руку, возмутилась я.

— Если войдёшь туда, будешь ненавидеть себя до конца жизни, — серьёзно проговорил он.

— Тебе-то что? — не обращая внимания на брызнувшие из глаз слёзы, выкрикнула я. — Сам отдал мне документы!

— Да, — признал он и, шагнув ближе, сократил расстояние между нами так, что у меня перехватило дыхание. — Но вовсе не для этого.

— А для чего?! — я с вызовом посмотрела в его тёмные глаза.

И тут Троцкий меня поцеловал. Приник к моим губам так яростно, так жадно, будто иссушённый жаждой путник к живительной влаге. Пил моё дыхание и ловил всхлипы, впитывая в себя, наполняясь мной и заполняя меня собой.

Я будто перестала существовать в реальном мире, вознеслась к облакам. В окутавшей меня эйфории позволила усадить на мотоцикл, и мы полетели от мрачного здания суда в солнечную неизвестность.