Мирон сминает мои губы в жадном поцелуе. На грани грубости, наглости и дерзости. Абсолютно в его стиле.
Волоски на руках встают дыбом.
Это так неожиданно. Дезориентирующе. Вопиюще неправильно. Я должна сопротивляться, оттолкнуть, закричать, сделать хоть что-то. Но я в таком шоке, что меня просто парализует.
Воздух в лёгких застрял, как и не успевший сорваться с губ крик. Комната перед глазами кружится, и весь мой мир переворачивается с ног на голову. Все звуки разом меркнут. Время останавливается.
Ещё мгновение назад я слышала звук затвора камеры за ширмой, десятки голосов, наполняющих студию, смех Ирины, стук каблуков и движение мебели. Теперь ничего. Полный вакуум.
Только Мирон и я.
Он целует, а у меня внутри взрыв. Микроинфаркт. Фейерверк, взлетающий до небес и гаснущий от накатывающих волн цунами. Посасывает нижнюю губу, втягивая в себя. Проделывает то же самое с верхней, совсем не брезгуя толстым слоем помады.
Он опирается на руки возле моей головы, нависая сверху. Не касается меня ничем другим, лишь терзает нервные окончания в губах и языке. Мирон склоняет голову набок, углубляя поцелуй так, как нравится ему. Сильно и напористо.
Веки не падают, я так и смотрю на его лицо вблизи от моего, не в силах пошевелиться. Рассматриваю трепещущие чёрные ресницы, тёмные спадающие на лоб пряди, которые теперь щекочут и мой, движение его скул и линии челюсти. Хочу дотронуться, погладить, зарыться пальцами в его волосы, притянуть к себе ближе и ответить на поцелуй со всей страстью и любовью, на которые способна.
Я почти делаю это: приподнимаю руку и… прихожу в себя.
Размахиваюсь и толкаю Гейдена в грудь. Упираюсь локтями, создавая между нами расстояние, и отворачиваюсь в сторону, вырывая губы из сладкого и ядовитого плена.
— Что ты делаешь? — выдыхаю рвано. — Зачем?
Первый вдох после поцелуя обжигает лёгкие. Прикасаюсь пальцами к саднящим припухшим губам, стараясь то ли стереть жалящий поцелуй, то ли поймать оставшееся после Мирона тепло.
— А на что это было похоже, неАнгел? Мы целовались, — в его хриплом голосе звучит насмешка.
Мирон и не думает отстраняться, продолжая нависать на вытянутых руках, бессовестно вторгаясь в моё личное пространство. Нарушает границы, переходит все рамки. Будто издевается или ждёт продолжения. Только его не будет.
Я обхватываю себя за плечи и возвращаюсь взглядом к лицу Мирона. Прищуриваюсь. Он в ответ прожигает меня взглядом чёрных глаз. Надо быть дурой, чтобы не заметить, как расширенный и потемневший зрачок полностью захватил радужку.
Мне не нужно смотреть на его пах, чтобы понять, как сильно он возбуждён.
— Да ну? — шепчу. — Зачем? По-дружески?
Во мне зреет протест. Он зреет давно, как нарыв, и вот-вот готов наконец прорваться и выплеснуть наружу всё то, что накопилось внутри. Я не какая-то игрушка или вещь, которую можно брать, когда захочется поиграть, а в другое время полностью игнорировать. Развлекаться и трахаться с другими, делая вид, что меня не существует. Я живая, всё чувствую. Мне больно и обидно до раздирающего жжения в груди.
— Потому что мне так захотелось, — наклонившись вперёд и почти касаясь моего носа своим, произносит Мирон. — А тебе это было нужно. Блеск в глазах и всё такое.
— Херня. Мне ничего от тебя не нужно, — выплёвываю, неотрывно глядя в любимые глаза. — Ничего. Ты ошибаешься, если считаешь иначе.
— Это ты ошибаешься. Я могу предложить тебе кое-что новое.
— Дружбу? — громко смеюсь. — И секс по дружбе? Не интересно! Проваливай! — толкаю его снова. — Поезд ушёл.
— Я так не думаю. Ты хочешь меня так же сильно, как и раньше. Я хочу тебя ещё сильнее, чем раньше.
— Я тебя ненавижу!
Мирон наклоняет голову набок, прикусывает нижнюю губу зубами, оставляя на ней белый след, а затем делает резкий рывок.
И вот он уже касается меня всем телом. Вдавливается в моё, идеально подстраиваясь.
Дыхание сбивается и обрывается снова, потому что он опять меня целует. Теперь уже трогая везде, где ему вздумается.
Ладонью проходится от бедра до груди, безжалостно сминая тонкую и явно дорогую ткань платья, обтягивающего мою фигуру как вторая кожа.
Я начинаю неконтролируемо дрожать и выгибаюсь вперёд, когда Мирон с идеальной точностью находит затвердевший сосок и сжимает его до сладкой боли, до мерцающих звёзд перед глазами и липкой влаги в моих трусах.
Я бьюсь в его руках, стараясь оттолкнуть, ударить посильнее. Разорвать варварский и наглый поцелуй, остановить вездесущие руки, оглаживающие бедро в вырезе платья и мужские мягкие губы, снова и снова атакующие мой рот.
Испускаю капитулирующий стон, вцепляясь в плечи. Притягиваю Мирона ближе к себе, врезаясь ноющей и тяжелой грудью в его твёрдую, ходящую ходуном от частого дыхания. Запускаю пальцы в длинные растрепавшиеся волосы и на секунду жмурюсь от удовольствия, касаясь его языка своим.
Мирон скатывается с меня и ложится спиной на стену рядом. Улыбается и трясёт головой, смотрит исподлобья.
— Бешеная сука, — шипит Мирон, прикрывая тыльной стороной ладони губы. — Ты в курсе, что только что завела меня ещё больше?
Я прикусила ему язык. Со всей обидой и ненавистью, которые живут во мне ровно в таком же количестве, как страсть и любовь. Борются друг с другом не на жизнь, а на смерть, заставляя меня страдать, раздирая на мелкие частички моё сердце.
— Засунь руку в штаны и помоги себе сам! Или попроси более сговорчивую подружку.
— С тобой никто не сравнится, неАнгел.
Бьёт словами. Вскидываю глаза. Мирон смотрит открыто, без намека на насмешку. Что он такое говорит? Зачем? Опять играет?
Рядом с ним я схожу с ума.
Испытываю за короткий промежуток столько разных эмоций, что у меня начинает болеть голова.
— А ты уже пытался сравнить, да? Может быть, и мне надо? Может быть, мне тоже нужно с кем-то переспать, Мирон, чтобы вытравить тебя из своего сер…
Заткнись, Лина. Он больше не услышит от меня слов любви, даже если решит упасть передо мной на колени.
— Ну давай… — растягивая слова, говорит Гейден. — Договаривай.
— Пошёл на хер.
— Только с тобой.
Отскакиваю подальше.
Мне это больше не нужно. Всё в прошлом. Мирон и я. Это прошлое.
Поправляю сборящееся помятое платье, растрёпанные волосы. И выбегаю из своего укрытия, где ещё пять минут назад собиралась спрятаться от всех и перевести дух. Вместо спокойствия и отдыха получила порцию разряда тока, будто побывала под дефибриллятором. Сердце колотится на износ.
— Ангелина, готова? Ещё немного попозируешь? — зовёт Роман, не отрывая взгляда от своего фотоаппарата, видимо просматривая отснятый материал.
Зато рыжая уставилась прямо на меня и громко присвистывает:
— Теперь она точно готова.
Вот чёрт!
И на меня уже смотрят почти все.
Мальвина всплёскивает руками, хватается за кисти для макияжа и спешит в мою сторону, расталкивая остальных.
Ирина приподнимает брови. На её красивом лице читается лёгкое замешательство, а затем она быстро отводит взгляд и осматривает студию.
Надеюсь, у Гейдена хватит ума остаться за ширмой, и надеюсь, никто не успел меня хватиться. Улыбаюсь его матери, игнорируя немой вопрос в её взгляде, направленный на мой рот. То, что моя помада безжалостно размазана и испорчена, мне понятно и без зеркала.
— Я сейчас всё поправлю, — рядом со мной возникает Мальвина. — Тебя что, пытались сожрать?
— Нет, я неудачно попила воды.
— Ага, ещё скажи, что сосала чупа-чупс.
Молча опускаюсь на стул, позволяя ей привести в порядок мой макияж, который так безжалостно испортил Мирон.
Больше никто не комментирует мой внешний вид. Я встаю перед фотографом и со злостью смотрю в его сторону, собираясь выполнить, что от меня требуется, и наконец уйти. Надеюсь, огня в моих глазах теперь достаточно, потому что в душе творится настоящий пожар.
13.1
Остаток съёмки проходит в напряжении. Я зла, и меня колотит. Если Мирон хотел вывести меня из равновесия, опять пошатнуть мой мир, чтобы он содрогнулся от его присутствия и затрепетал, ему это удалось.
Не хочу выслушивать его предложения. Ничего стоящего всё равно не услышу. Сделки, завязанные на деньгах, меня больше не интересуют. Просто секс — тоже. Даже отношениями меня больше не заманить в тёмные дьявольские сети Мирона. Наоборот, хочется вырваться, уехать подальше, вытравить его из своей головы и сердца.
Стать свободной.
Только тело до сих пор пылает в тех местах, где он меня касался. На языке всё ещё чувствуется вкус Мирона. А колени становятся мягкими, когда мой взгляд наконец цепляется за фигуру в чёрной толстовке с накинутым на голову капюшоном.
Гейден выходит из-за ширмы, смотрит на на меня в упор, пытаясь смутить. Выше приподнимаю подбородок и прожигаю его взглядом в ответ.
Мирон прячет руки в передние карманы джинсов и поднимает брови. Никуда не торопится. Не уходит. Просто смотрит. Так смотрит, что кожа покрывается мурашками, а соски напрягаются и проступают под тонкой тканью платья.
Я тряпка. Даже когда злюсь и искренне ненавижу его, всё равно реагирую мгновенно.
Но я уже знаю, как задеть дьявола.
Опускаю ресницы и тут же взмахиваю ими вверх. Выставляю вперёд ногу в разрезе платья и немного откидываюсь назад, принимая выгодную позу. Пусть смотрит на то, что никогда больше не будет его.
Мирон кривит губы в усмешке. Губы, которые ещё недавно терзали мои. Ласкали и целовали так, словно и правда соскучились. Проходится взглядом по моему телу так, словно жалит его. Запоминая каждый изгиб, каждую деталь.
Встряхиваю локонами и запускаю пальцы в волосы, взлохмачивая их. Все взгляды в комнате обращены в мою сторону. Камера Романа делает снимки нон-стоп.
Спускаю лямку платья, придерживаю ткань на груди руками и стягиваю зубами шёлковую перчатку за указательный палец.
За спиной фотографа Ната запихивает в рот бутерброд и показывает два пальца вверх, подбадривая меня.
Только моё представление не для всех, а для одного-единственного, который следит за мной с непроницаемым лицом и маской безразличия. Но я вижу, как темнеют глаза Мирона, как он сжимает руку, спрятанную в кармане, в кулак и как напрягаются желваки на его челюсти.
Нужный эффект достигнут. Дьявол взбешён, возбуждён и не представляет, что я приготовила для него на десерт.
— Отлично. Шикарно. Я снял всё, что хотел, можешь расслабиться, Ангелина. Ты отлично поработала, — долетает до меня бодрый голос фотографа.
Я так вхожу в роль роковой соблазнительницы, что не сразу реагирую, возвращаясь в реальность.
Рассеянно моргаю, поправляю платье и осматриваюсь.
— Что, уже всё? Можно идти?
Ирина Гейден улыбается, рассматривая только что сделанные снимки.
— Всё! Закончили! — произносит она и взмахивает рукой, прося немного внимания.
Хозяйка всего этого безумия выглядит довольной и благодарит команду и фотографа за проделанную работу.
Завершение съёмки предлагает отметить шампанским и сетом мини-пирожных. Звучит гул одобрения.
Стараясь не смотреть на Мирона, прохожу мимо. Щёки пылают и пульс частит.
Между лопаток покалывает от взгляда, и я облегчённо вздыхаю, оказываясь за ширмой. Ната, успевшая переодеться в объёмный зелёный свитер, вскидывает голову, отвлекаясь от своих высоких ботинок на шнуровке.
— Не останешься на афтепати? Девчонки в клуб собираются, — шутливо произносит рыжая.
— Да меня уже ждут, — говорю, пытаясь расстегнуть молнию.
И я почти не вру.
Ева убежала сразу, как её отпустили. Не успела даже ни с кем попрощаться. Я хочу последовать её примеру. Но что-то подсказывает, что мне так сделать не удастся. Буквально чувствую присутствие Мирона за тонкой стенкой ширмы. Он как хищник кружит рядом в ожидании, когда жертва потеряет бдительность.
Быстро переодеваюсь, аккуратно вешаю платье на вешалку и ставлю около него сверкающую обувь. Накидываю на плечи пальто и беру сумочку.
Телефон вибрирует. Мазнув взглядом по экрану, поджимаю губы.
— Ангелина, можно тебя на минуточку?
Ирина Гейден тормозит меня около ширмы и суёт в руку бокал на тонкой ножке с пузырящейся жидкостью внутри.
— Конечно. Но я немного спешу. За мной уже приехала машина.
— Да, съёмка задержалась, пришлось даже продлевать аренду студии, но зато всё вышло потрясающе. Я очень рада, что Мирон посоветовал позвать тебя, — говорит Ирина, совсем не замечая, в какой шок меня вводят её слова. Я с такой силой сжимаю холодное стекло, что боюсь сломать. — Ты идеально вписалась в образ и картинку в целом. Ты очень красивая девушка, Ангелина. И мой сын это знает.
Я немею и, кажется, глохну, потому что совсем не слышу, что она говорит дальше.
Медленно оборачиваюсь, обводя взглядом опустевшую студию, пока не нахожу у противоположной стены близнецов.
Марк что-то рассказывает, активно жестикулируя, его щёки немного покраснели после мороза. Мирон внимательно слушает, сложив руки на груди, немного хмуря чёрные брови.
Моё сердце разгоняется, набирая за секунды обороты, когда Мирон, будто почувствовав мой взгляд, отрывается от брата и встречается со мной глазами. Зрительный контакт длится всего несколько секунд, и я отворачиваюсь первой, возвращая внимание его матери.
— Спасибо вам за возможность. И Мирону… передайте спасибо, — говорю, аккуратно опускаю нетронутое шампанское на столик рядом и поправляю сумку на плече.
Телефон снова вибрирует.
— Ангелина, оставайся с нами, пообщаешься с девочками. Я скоро уеду, и здесь начнётся совсем другая вечеринка. Развлечёшься. Потом Мирон может тебя отвезти. Отменяй такси, — чуть понизив голос, произносит Ирина.
Кажется, она искренне разочарована моей спешкой.
Отрицательно покачиваю головой.
— Это не такси.
На улице вновь повалил хлопьями снег. Оглядываюсь по сторонам в поисках нужной машины, замедляя шаг.
— Привет, я уже заждался и немного замёрз.
Ярослав вырастает передо мной так неожиданно, что я на секунду теряюсь.
— Необязательно было выходить из машины.
Он выглядит точно так же, как и несколько дней назад. В его растрёпанных волосах путаются снежинки, они же оседают на мехе, торчащем из капюшона его парки.
Парень всматривается в моё лицо и присвистывает в восхищении.
— Шикарно выглядишь. Поехали?
— Да. Нет. Стой. Мне нужно кое-что проверить.
Я хватаю Ярослава за воротник куртки и тяну на себя до тех пор, пока его губы не оказываются в опасной близости от моих. Я не осмеливаюсь его поцеловать и даже как-то трушу. Решимость, бурлившая во мне, молниеносно гаснет. Инстинкты орут об опасности. Затылок неприятно покалывает, и я уже хочу обернуться в сторону входа в здание и проверить свою догадку, но Ярослав всё решает за меня.
Парень быстро ориентируется и опускает ладонь мне на талию, прижимает к себе и, боднув мой нос своим, целует.