«Люблю тебя».
«Люблю тебя».
«Люблю тебя».
Какая же я идиотка.
Психованно отшвыриваю подальше от себя белую толстовку, в которой никак уже пару минут не могу вывернуть рукава.
Опускаюсь на незаправленную, помятую постель и прячу лицо в ладонях. Слез нет. Есть какое-то омертвляющее чувство пустоты внутри. Словно все, что горело и полыхало во мне ярким огнем еще двадцать минут назад, потухло. Хочется исчезнуть из этой квартиры, из этого города и из жизни Мирона. Зачем я здесь? Видимо, все, что мне виделось и казалось: какие-то намеки, случайно оброненные фразы, касания, — все выдумка.
Чувствую себя жалкой и ущербной. Хотя ущербная здесь совсем не я, а Гейден. Это у него проблемы с эмоциями и выражением любви.
Я призналась ему в любви, а он не ответил. Что может быть хуже? Неужели я не заслуживаю хотя бы крупицу этого чувства?
За закрытой дверью спальни слышится веселый смех Ирины Гейден. Это она нас прервала в самый неподходящий момент. Тоже потеряла Мирона, потому что он больше суток не выходил на связь. Марк понятия не имел, где брат, и также не ночевал дома, поэтому она решила самолично приехать в квартиру.
Я успела убежать в комнату, прежде чем столкнулась с ней лицом к лицу. И это самое мудрое мое решение за последние сутки. Светить трусами в присутствии матери парня, с которым только недавно занималась сексом, — паршивая идея.
На кухне что-то гремит. Я надеюсь, Ирина выльет суп Евы и уйдет. Но, кажется, это лишь мои мечты, и она решила задержаться.
Тогда лучше уйти мне. У меня много предлогов.
Встаю на ноги и усилием воли заставляю себя нацепить на лицо сияющую улыбку.
Мне не больно. Я не умерла только что. И я… решила двигаться дальше. Бессмысленно играть в любовь с самой собой. Я могу любить Мирона на расстоянии, и моя любовь от этого не станет меньше. А его любовь ко мне не станет больше, ведь в нем ее совсем нет.
Подхватываю толстовку и дергаю дверь на себя. Она отлетает слишком легко.
На пороге с той стороны стоит Гейден. Он успел натянуть на тело футболку, и теперь я пялюсь в темную ткань на его груди, не поднимая взгляда. Зато ощущаю его колючий на своем лице.
— Ты куда-то уходишь?
— Да. По делам, — неопределенно веду плечами.
Теперь я смотрю в сторону кухни. Его мать нигде не видно.
— Еще недавно у тебя их не было.
— Я просто не озвучивала их вслух.
Зато озвучила кое-что другое, а ты притворился глухим.
— И что за дела?
— Что за допрос?
— Просто хочу знать, откуда тебя потом забрать в случае чего.
Теперь я смотрю на Мирона. Зло врезаюсь в его глаза своими, игнорируя зияющую дыру в собственном сердце.
— Я поеду сначала в аптеку, потом в универ, потом, может быть, прогуляюсь. Погода как раз располагает. Солнечно.
Мирон внимательно разглядывает меня в ответ, и я силюсь улыбнуться.
Делаю вид, что все нормально. Хотя хочется наброситься на эту глыбу льда с кулаками. Я ничего не говорила. Гейден не притворялся глухим. А потом он как-нибудь придет домой и не найдет здесь ни одной моей вещи. Все так, как надо. У нас ведь нестандартные отношения в паре, все не как у всех. Но как же тошно…
— Ангелина… — тихо и немного хрипло произносит Мирон.
Делает шаг ближе, а я, наоборот, отшатываюсь. Подальше.
— Ничего. Не нужно. Говорить. Мирон. Я в порядке. Дай пройти, — прошу холодно.
Немного постояв на месте, Мирон молча отходит в сторону. Протискиваюсь мимо, стараясь даже не коснуться его. Боюсь, случится физический контакт, который еще так остро помнит мое тело, и я разлечусь на тысячу осколков. Превращусь в тряпку. А сейчас я вроде держу лицо. Пытаюсь, по крайней мере.
Мирон идет следом. Чувствую его немое присутствие и тяжелый взгляд, прожигающий между лопаток.
Заглядываю на кухню.
Ирина Гейден увлеченно помешивает ложкой кофе.
— Здравствуйте, — говорю, прочистив горло.
Блондинка вскидывает голову и кажется даже слегка удивленной. Всего секунду, а затем на ее лице расцветает радушная улыбка, глаза лучатся теплом и приветствием. Будь я в другом настроении, присела бы напротив и немного поговорила с ней. Но сейчас я просто хочу уйти.
Таблетка. Универ. Прогулка.
У меня много веских и почти ненадуманных поводов.
— Ангелина! Я и не знала, что ты здесь. Мирон, мог и сказать, что прячешь в башне принцессу. Я бы так навязчиво не напрашивалась на кофе. Думала, проведу время с сыном, выслушаю последние новости, хотя скорее поделюсь своими. Мирон мне почти ничего не рассказывает, — обличительно говорит Ирина и шутливо грозит сыну пальцем. Она успевает встать на ноги и опустить чашку в раковину, явно собираясь уходить.
— И не одной вам.
— Ты можешь спросить все что хочешь, Лина, — так, чтобы слышала только я, говорит Мирон.
Неопределенно веду плечами.
— Я уже ничего не хочу.
— Быстро, — летит мне в спину.
— У всего есть пределы, — нахожусь с ответом.
Мой предел вот-вот настанет, и плотина больше не сможет сдерживать слезы.
— Ангелина, ты не зашла в салон посмотреть снимки после съемки. Неинтересно, что получилось?
Ирина Гейден двигается в сторону прихожей, и я иду следом. Нет, она реально решила уйти вместе со мной?
— Может быть, чуть позже? Сейчас сессия в самом разгаре.
Вру. Мне совсем не интересно. Это было словно в другой жизни, хотя прошло не больше недели.
— Мама, — давит голосом Мирон. — Вернись на кухню.
Ирина замирает, переводя взгляд с меня на сына, и чуть прищуривается. Она наконец тоже чувствует витающее в воздухе напряжение?
— Я ухожу, вы оставайтесь, — говорю, снимая с вешалки светлый дутый пуховик.
И, пока между сыном и матерью происходит немой диалог, успеваю накинуть на себя куртку, схватить с тумбы ключи и выскочить за дверь.
— Что ты опять натворил? — слышу перед хлопком строгий голос Ирины.
Мои губы невольно трогает улыбка. Только эта женщина может отчитывать Гейдена как маленького провинившегося мальчика. А затем на глаза набегают так долго сдерживаемые слезы. А я не имею никакого права и никакого веса в его жизни. Пора это принять и смириться.
В ближайшей аптеке покупаю таблетку экстренной контрацепции и бутылку воды. Выпиваю ее прямо там и еду в универ.
Там довольно многолюдно и шумно. Я сразу вливаюсь в привычный ритм, отключаю голову и на ненадолго забываю о ноющей боли под ребрами.
Решаю несколько вопросов, поймав нужных преподавателей, и захожу в деканат. Еще раз уточняю детали перевода на целый семестр в другой универ и интересуюсь, можно ли сдать сессию досрочно. Получаю положительный ответ с небольшим но: преподаватели должны быть готовы поставить мне экзамены вперед. Приходится еще раз обойти преподавательский состав и заручиться устным согласием у четырех из пяти. Пятого я просто не успеваю застать. Придется приехать еще раз завтра.
— Помнишь, мы вчера на вечеринку не попали? — шепчутся в очереди у кофейного автомата.
Я жду, когда мой пластиковый коричневый стаканчик наполнится черным кофе с молоком, и немного поворачиваю голову.
— Я слышала, вчера там облава была. Продержали всех до утра. Допрашивали.
— Рейд был, да.
— Видео слили в сеть.
— Говорят, наркотики нашли.
— Кого-то арестовали. Какого-то парня.
— И еще бывшую мисс универ. Как ее там? Вика?
— Ректор в ужасе. Ее родители донатили в универ.
— Еще б. Поток денежек прикрыли.
Шепот становится все громче. Автомат плюется кофе все интенсивнее. Волоски на коже встают дыбом.
Смотрю на двух первокурсниц, промывающих кости золотой молодежи универа, и натыкаюсь на их внимательный взгляд в ответ. Они склоняют головы чуть ниже друг к другу и округляют глаза:
— Она тоже там была… — тараторит одна. — Я видела. Она встречается с Гейденом. Он за нее другому парню нос разбил.
— Красивая…
— Недостаточно громко, еще не все услышали, — произношу едко, малолетние сплетницы затыкаются, хлопая ресницами.
Забираю свой кофе и иду к выходу. Меня немного потряхивает. Вчера на вечеринке была полиция? Как быстро она туда приехала? И про аресты — неужели правда?
Мне и спросить не у кого. Все общение обрубила и восстанавливать нет никакого желания. В моей группе такое не обсуждают. Вечеринки их волнуют меньше всего. Только приближающиеся экзамены.
От информационного голода спасают социальные сети. Зайдя в свой аккаунт, вижу в сообщениях от совсем незнакомых людей несколько ссылок на видео с вечеринки. Там я обличаю Ярика и Вику. Потом появляется разъяренный Мирон и заталкивает меня себе за спину.
Сердце предательски дергается.
Я пересматриваю этот момент раз за разом, пока не начинают слезиться глаза.
Есть и другие фото и видео, где запечатлено, как в квартиру врывается вооруженный отряд в масках. Легкое удовлетворение вихрем проносится в душе, когда я вижу, как скручивают и выводят Ярослава. Его лицо перекошено от злости и бессилия.
За все плохое приходит расплата. Я тоже не святая и совершала плохие поступки. Даже мерзкие. На моем счету полно грязных денег семьи Соколовых, которые не выходят из моей головы. Я не могу их тратить. Они с душком. Всегда будут напоминать усталое и изможденное лицо матери погибшего парня… ей эти деньги были бы нужнее. Они не заменят ей сына, но… но будут не лишними. А я немного очищу свою совесть. Да. Если я их отдам Валентине, то точно буду спать чуточку спокойнее, даже если она швырнет их мне обратно в лицо.
К Мирону я возвращаюсь поздно. На улице уже темно. Холодный ветер щиплет щеки.
В квартире не горит свет и стоит звенящая тишина. Никого нет.
Беру из фруктовой вазы банан. Сдернув кожуру, собираюсь ее выбросить и зависаю над мусорным ведром, полным осколков разбитой посуды. Хмурясь, оглядываю пространство. Это Мирон сделал? Ну явно не Ирина поколотила целый чайный набор…
Переодеваюсь в спальную футболку и забираюсь в постель. На телефоне пусто. Но я тоже не собираюсь Гейдену писать. У нас двухсторонний игнор.
Как же с ним сложно… Больно и сладко одновременно. Штормит.
Проваливаюсь в сон в первом часу ночи все еще в одиночестве.
Сквозь сон слышу тихое:
— Прости меня, НеАнгел.
Легкое касание в шею. Тяжелое вокруг талии. Горячее к спине.