Телефон вибрирует в кармане пальто уже в третий раз за последние десять минут. Удобнее перехватываю покупки, полученные в пункте заказов на углу дома, и тычу локтем в кнопку лифта.
Эвелина Соколова понятия не имеет, что иногда люди могут быть заняты чем-то ещё в ожидании её звонка, кроме как гипнотизировать взглядом мобильник и отбивать ритм носком об пол. По крайней мере, так она думает обо мне. В том, что звонит именно моя будущая свекровь, нет никакого сомнения. С таким упорным постоянством это делает только она, и только когда ей от меня обязательно что-то нужно. Последнее время, к моему облегчению, это случается всё реже.
Прижав коробки к стене, четыре раза проворачиваю ключ в замке и дёргаю дверь на себя.
Захожу в квартиру и, как обычно, замираю на пороге. С восторгом оглядываясь.
Чисто и пусто.
До сих пор не могу поверить, что живу одна!
Мать Соколова сдержала своё обещание и сняла мне отдельную квартиру. Не царские хоромы размером с футбольное поле, а небольшую светлую гостинку. С хорошим ремонтом, новой сантехникой и отличной шумоизоляцией. Но как же я рада и этому жилью, где могу быть сама себе хозяйкой, ни под кого не подстраиваясь! Не переживать, что из холодильника исчезнет еда, что кто-то воспользуется моим полотенцем в ванной или залезет в мой комод с нижним бельем.
— Ангелина! — взвинченно цедит через зубы Эвелина, поднимая трубку на первом гудке. — До тебя не дозвониться. Ты где?
— Дома, готовлюсь к сессии. Где же мне ещё быть?
— Ещё не выздоровела?
Удивлённо приподнимаю бровь.
Пришлось соврать, что валяюсь с температурой под тридцать восемь и кашляю как туберкулёзник, чтобы никто меня не искал эти дни. Хотелось оставить поездку в столицу и мои планы по учебе в секрете. Не думаю, что госпожа Соколова одобрит мой план по отъезду из города на целый семестр.
— Мне уже намного лучше. Почти огурцом, осталось лёгкое покашливание, — произношу, закрывая дверь на щеколду, и разуваюсь.
— Мы с Игорем уехали на пару дней из города. Саша там один, он говорит, всё в норме, лекарства принял и собирается отдыхать, мы созванивались пару минут назад. Но я переживаю, эта женщина опять приходила. Если появится вновь, я не хочу, чтобы она застала его одного. Он может сорваться и наговорить ей лишнего.
Можно было догадаться сразу, что состояние моего здоровья её волнует меньше всего.
— Конечно, заеду к нему.
— И забери его любимый стейк в «Бравос». Деньги у тебя есть?
— Да, — поджав губы, смотрю на свои тёплые ботинки, из которых только что вылезла, и на несколько пакетов из доставок, которые ждут, когда я их распакую.
Сегодня видеться с Соколовым в мои планы не входило, но что поделать, за ту сумму, которая каждый месяц приходит мне на карту, я готова стерпеть все его капризы и даже покормить с ложечки, если потребуется.
До охраняемого коттеджного поселка, где расположен дом Сашиных родителей я добираюсь на такси за час. Как заботливая невеста везу заказанный его мамочкой стейк и контейнер с салатом. Хотя, думаю, Саша предпочёл бы бутылку виски и пачку сигарет.
— Чего припёрлась?
Соколов пребывает в поганом настроении, демонстрируя мне его прямо с порога. Последнее время это его обычное состояние. Я уже привыкла и стараюсь не реагировать на резкие слова, выпады и откровенную агрессию. Он меня ненавидит. Я к нему ничего не чувствую.
— Еды привезла. — Трясу пакетом, оглядывая Сашу с головы до ног.
Он похудел, побледнел и осунулся. Из дома почти не выходит. Ни с кем не общается. Стал почти затворником. Даже в универе не появляется. Ездит в основном только на физиопроцедуры в частную клинику — после снятия гипса у него остались проблемы с ногой. И к психологу.
В той аварии, в которую он попал два месяца назад, погибло два человека. Водитель второй машины скончался на месте, а пассажир, который был с Соколовым в «майбахе», умер через четыре дня.
— Оставь и проваливай, — цедит Соколов и, развернувшись, прихрамывая идёт в сторону гостиной, откуда доносятся звуки невыключенной видеоигры. — Мне нянька не нужна.
— Твоя мать считает по-другому.
— Да мне по хер, что она там считает. Боится, что таблеток наглотаюсь? Если я захочу, ты меня не остановишь.
— Дело не в таблетках, а в той женщине. Она опять приходила? Что хотела?
— Я с ней не разговаривал. Хочешь, ты поговори, — ехидно произносит Саша.
Он остановился, опираясь одной рукой о стену, и смотрит на меня через плечо. Прожигает ненавидящим взглядом, полным ярости и отвращения. Это тоже продолжается уже два месяца. И часто мне кажется: он хотел бы, чтобы я действительно в ту ночь оказалась с ним в машине, вместо того парня.
— Мне не о чём с ней разговаривать. Есть будешь?
— Я заказал пиццу, скоро привезут. Это дерьмо, что притащила, можешь съесть сама. Воняет тухлятиной на весь дом.
— Как скажешь, «малыш», — произношу усмехаясь.
Соколова передёргивает, и он показывает мне средний палец. Его некогда любимое обращение ко мне я теперь использую намного чаще, чем он.
Саша может плеваться ядом сколько угодно. Может выгонять меня сколько хочет. И говорить всё что ему вздумается. Я его личная груша для битья, оплаченная его дорогой мамочкой. И невеста для всех остальных.
Можно было бы уехать сразу к себе, потому что по-хорошему поручение его матери я уже выполнила. И подтирание соплей, и вывод из депрессии в мои обязанности не входят, но я решаю остаться. Мне жаль Сашу. Я вижу, как его ломает из-за чувства вины, и иногда правда боюсь, что он может с собой что-то сделать. А я, несмотря ни на что, не желаю ему зла.
Я прохожу на стерильную кухню Соколовых и разбираю пакет из ресторана. Кроме стейка и салата, нахожу ещё чизкейк. Саша сам отказался от него в мою пользу.
Ставлю чайник и иду в прихожую за оставленной там сумкой с ноутбуком. Решаю попить чай и подготовиться к сессии, пока Соколов играет в фифу.
В дверь несколько раз звонят.
— А вот и пицца! — выкрикиваю бодро. — Ты оплатил?
Саша, что-то невнятно бормочет в ответ. Ладно, разберусь
Распахиваю дверь и вскрикиваю.
Мирон стоял вполоборота, оглядываясь назад, себе за спину, ожидая, когда ему откроют. А теперь обернулся на мой крик и смотрит прямо на меня, растягивая губы в до боли знакомой едкой улыбке.
Горло схватывает удушающим спазмом, а в животе образуется пустота. Это чувство преследует меня с нашего последнего разговора, после которого мы не виделись почти два месяца. И сейчас, под пронизывающим до костей взглядом, я понимаю, что пустота разрастается ещё больше, причиняя почти физическую боль.
2.1
Шок от встречи проходит за считаные секунды.
Первая волна острых эмоций делает откат назад и, возвращаясь обратно, разбивается о стеклянный берег реальности. Он сделал мне больно. Проигнорировал моё признание в чувствах. Предлагал купить секс со мной. Мы со всем разобрались, там, на парковке перед универом. В нашу последнюю встречу было сказано достаточно. Я не должна быть с ним любезной. Не должна даже головы поворачивать в его сторону. Не должна, но очень хочу.
Смотрю в чёрные, насмешливо изучающие меня глаза и ловлю внутренний протест.
Прищуриваюсь.
Парень передо мной не успевает ничего сказать, а я уже понимаю: это не он. Не Мирон. Он выглядит точно так же, имеет такую же мимику и транслирует ту же энергетику, которая сначала чуть не сбила меня с ног. Но это не он.
— Тебя что, искупали в святой воде? — спрашиваю, приподнимая бровь.
В глазах Мирона обычно пляшут черти, зазывая искупаться в огненном котле порока и запрета, в глазах Марка читаются интерес, смешинки и нет никакой агрессии.
Второй Гейден оглядывает меня с головы до ног, застревая взглядом на полоске кожи между джинсами и укороченным свитером. И присвистывает, упираясь рукой в дверной косяк, чуть склоняет голову набок.
— Так ты уже знакома с моим братом, киса? — Тембр голоса у него тоже другой.
У Мира более грубый, хрипловатый, заставляющий кровь в моих жилах закипать, а низ живота наливаться теплом. От голоса Марка я не испытываю никаких эмоций. Внутри полный гормональный штиль. Есть только любопытство.
Разглядываю парня перед собой более пристально. Он в ответ бесцеремонно пялится на меня. Так и стоим. Сквозняк тянет внутрь дома холодный ветер, но я не могу пошевелиться.
— Знакома.
— Близко? — прищуривается Марк.
— Тебе зачем?
— Хочу знать: он опять меня опередил? Всегда везде первый. Как из матери вылезть, так и в понравившуюся мне девчонку залезть.
— Извини, ты опоздал.
— Вот чёрт! Я так и знал. Ты меня убиваешь, киса! — Притворно хватается за сердце и закрывает глаза, делая страдальческую мину, а потом быстро приоткрывает один, продолжая: — И что, я даже не заслуживаю искусственного дыхания рот в рот? Знай, я не брезгливый, можно сразу с языком.
Больше не могу сдерживаться и смеюсь. Громко и заливисто. Даже голова закружилась с непривычки. Организм в шоке. Смех и улыбки в последнее время большая редкость в моей жизни.
Марк Гейден имеет внешность своего похожего на дьявола брата, но при рождении явно смог выторговать себе характер получше, а язык подлиннее и поболтливее. Потому что за три минуты с момента нашей встречи он сказал мне слов чуть ли не больше, чем Мирон за всё время знакомства.
— Кто там? — Медленные шаркающие шаги раздаются за моей спиной.
Соколов вышел на шум из гостиной и теперь, нахмурив брови, сверлит Марка тяжёлым взглядом.
— Это не пицца. Ты ведь не подрабатываешь курьером? — повернувшись обратно, спрашиваю у Марка.
Я развеселилась. И даже мой вечно хмурый, кидающийся в меня словесными пикировками парень не сможет испортить внезапно улучшившееся настроение.
— Если только по доставке секс-услуг, киса. Заинтересовалась?
— Пожалуй, нет. И перестань называть меня «киса». Попахивает пошлятиной.
— Попробуй меня заставить, — чуть понизив голос, произносит Марк.
Еле борюсь с собой, чтобы не закатить глаза. Богатые парни с молоком матери впитывают в себя способность к дурацким подкатам?
Соколов останавливается рядом, так что до меня долетает запах его несвежей домашней футболки, и я чуть отстраняюсь, делая шаг вперёд.
— Марк? Ты… что здесь делаешь? А где..? — Буквально чувствую, как Соколов шарит глазами по пустынному двору за плечами Марка.
Я тоже смотрю туда. Сердце пропускает удар и вновь заводится с ускорением.
Мирона там нет. Есть только чёрный «порш» у дома напротив, на крыльце которого горит слабое освещение. Дом нежилой и принадлежит он семье Марка и Мирона. Я была там один раз. Вся мебель и вещи стоят запакованные в коробки или укрыты плёнкой. Их мать собирается выставить его на продажу сразу после развода.
С Ириной Гейден мы расстались в поезде чуть ли не лучшими подругами. Хотя назвать меня хорошей собеседницей можно было с натяжкой. Пока мы пили чай в вагоне-ресторане, я постоянно улетала в мыслях к её старшему сыну и теряла нить разговора.
Уже потом, на перроне, таща свой чемодан по каше из снега, то и дело оборачивалась. Мне казалось, кто-то издалека наблюдает за мной. Но потом пришла к выводу, что это просто моё больное воображение. Неадекватное желание выдать желаемое за действительное. Хотеть того, чего никогда не будет и что никогда не сбудется.
Зачем Мирону было приезжать на вокзал встречать мать? Это смешно. Ирина сама сказала ещё в поезде, что дети ждут её дома.
Гейден-младший при виде Саши широко улыбается. Кладёт мне руки на плечи, отчего я вздрагиваю — не ожидала физического контакта, и легко отодвигает меня в сторону. Проходит в дом. Марк тоже немного хромает, почти незаметно, с осторожностью наступает на правую ногу.
— Сокол! — Сгребает моего фиктивного парня в медвежьи объятия, похлопывая того по спине. — Слышал, ты решил стать затворником. Воняешь как носок бомжа, год прожившего под мостом. Не дело. Пойдём поболтаем. Твоя киса? Пусть сделает нам чай и плеснёт в него «Егермейстера». Волшебная микстура.
Продолжая фонтанировать шутками, Марк реально не замолкает ни на секунду и увлекает Сашу в глубь дома. А я остаюсь одна перед раскрытой дверью, глуповато улыбаясь.
Вдалеке на дороге мелькает оранжевая машина с нарисованной пиццей «Пеперони» на капоте. Решаю дождаться курьера и обнимаю себя за плечи.
Взгляд то и дело съезжает с автомобиля доставки на чёрный «порш». Под ложечкой начинает знакомо посасывать.
Марк сам приехал? Он ведь хромает, рискнул бы сесть за руль? И «порш» — машина Мирона, значит он где-то рядом?
Я задаюсь этим вопросом второй раз за сутки. Растирая себя руками, оглядываюсь по сторонам. Щеку покалывает, словно за мной наблюдают. Но на дороге между двумя стоящими напротив домами нет никого, кроме курьера, вытаскивающего коробки с пиццей из багажника.
Поднимаю взгляд выше и наконец вижу его. Сердце ухает в живот и стремительно подскакивает вверх, застревая в голосовых связках.
Мирон Гейден стоит на крыльце дома своей матери. Ещё секунду назад его там не было. За его спиной распахнутая дверь и темнота, словно он вышел прямо оттуда. Одетый в расстёгнутую кожаную куртку, под которой виднеется серая футболка и обычные синие джинсы. На ногах белые кроссовки. Его волосы привычно зачёсаны назад, и только одна непослушная прядь спускается на лоб.
От частого дыхания у меня пересыхают губы. Соски твердеют, натягивая ткань тонкого кружевного лифчика. И сейчас я не знаю, от холода ли моё тело решило взбунтоваться или от близости единственного парня, который подарил мне оргазмы.
Прислонившись к дверному косяку, Мирон не спускает с меня глаз. Засовывает в рот длинную белую полоску сигареты и зажимает её губами. Удерживает взглядом, даже когда, чуть нагнувшись к своим сложенным рукам, чиркает зажигалкой и затягивается.
Выпускает струю дыма вверх и чуть заметно кивает. Приветствует.
— Пошел к чёрту… — шепчу еле слышно.
Забираю у растерянного курьера две горячие коробки с пиццей и захлопываю дверь.
Меня трясёт. И отрицательная температура здесь совсем ни при чём.
Мирон вернулся. И он очень близко. Ближе, чем мне хотелось бы к нему быть.