Любовный узел, или Испытание верностью

ГЛАВА 19

Оливер сидел с Джеффри за игральной доской и раздумывал над своим ходом, когда дверь их тюрьмы отворилась и вошел Луи де Гросмон.

Рыцарь окинул его удивленным взглядом. Он не рассчитывал увидеть де Гросмона, пока снова не придет его очередь дежурить, особенно если учесть, что во дворе тот стоял с женщиной. Довольное выражение лица и слегка опущенные веки свидетельствовали, что свидание прошло успешно.

– Ну, теперь-то что ему надо? – пробормотал Оливер уголком рта.

Джеффри оглянулся через плечо.

– Судя по всему, тебя. Может быть, все еще надеется уговорить тебя.

– Если так, то его ждет горькое разочарование, – скривил губы рыцарь и поторопился придать лицу безразличное выражение, потому что Луи уже подходил к столику.

– Мне нужно поговорить с тобой наедине, – без обиняков заявил он и махнул рукой в сторону другого столика в углу.

Теперь, когда этот человек стоял рядом, Оливер чувствовал запах семени и мужского пота, а также слабый, но волнительно-знакомый аромат розовых лепестков. Он слегка приподнял бровь, глянул сперва на Джеффри, потом на де Гросмона и неторопливо поднялся.

– О чем?

– О твоем выкупе. Луи снова указал в угол.

Оливеру очень хотелось зарыться ногами в землю и не двигаться с места, но это было совершенно бессмысленно. Если Луи желает обсудить выкуп, стоит пойти ему навстречу. Рыцарь осмотрительно пошел к пустому столику. На нем виднелось пятно от вина и несколько капель воска от свечи, сгоревшей вчера вечером.

– И что же с моим выкупом? – осведомился Оливер, когда Луи присоединился к нему. – Ты внезапно решил поднять ставки?

Луи присел на стол и слегка наклонился к рыцарю.

– Скажем так: ставки изменились.

Оливер немедленно уселся на скамью и скрестил руки, показывая, что не склонен к интимности и ничуть не удивлен.

– С чего бы? – язвительно поинтересовался он. – Я неожиданно разбогател или приобрел такой вес, что моя ценность невероятно возросла?

Де Гросмон улыбнулся губами, но не глазами: они были такими же настороженными, как у Оливера.

– Ты приобрел вес, причем настолько, что можешь забирать оружие и уходить.

Попытка сохранить невозмутимость позорно провалилась. Рыцарь опустил руки и уставился на де Гросмона широко раскрытыми глазами.

– Я могу идти? – повторил он с возрастающим недоверием.

– Когда хочешь, – развел руки Луи. – Вставай и уходи. Никто тебя не задержит.

– Ха! Не верю!

– Это так, клянусь своей душой, – перекрестился Луи. Оливеру осталось только в полной растерянности всплеснуть руками.

– Но почему?

Де Гросмон уронил руку, которой крестился, немного помялся, затем взглянул на рыцаря алчными горящими глазами.

– Кэтрин.

Краска бросилась в лицо Оливера, сердце тепло стукнуло. Перед мысленным взором промелькнула недалекая от истины картина: Кэтрин, с упрямо вздернутым подбородком, въезжает в Рочестер, не позволяя никому и ничему встать на ее пути.

– Она здесь? – быстро спросил он.

– Да, здесь, – кивнул Луи.

Думы Оливера были так полны образом Кэтрин, что понадобилась еще минута, прежде чем всплеск радости нарушили другие соображения. Тем острее и глубже вонзились в его мозг интимность, с которой Луи произнес «Кэтрин» без всяких иных добавлений, словно он хорошо ее знал, воспоминания о женщине в красном платье и темном плаще, тяжесть век де Гросмона от только что полученного удовольствия. Словно молотом обрушилась мысль, что Кэтрин заплатила этой змее выкуп собственным телом.

– Если ты прикоснулся к ней хоть пальцем, я убью тебя! – прорычал рыцарь, вскочив на ноги со сжатыми для удара кулаками.

Одним легким движением Луи перепрыгнул через стол, чтобы он оказался между ними.

– А если ты тронешь меня хоть пальцем, то будешь висеть на стене до тех пор пока вороны не очистят твои кости!

Де Гросмон посмотрел на других стражников, которые уже двинулись к ним, со свистом обнажив мечи, и коротким взмахом руки велел вернуться на место.

– Сядь, – приказал он Оливеру. – Это нам ничего не даст. Кроме того, ты многого не знаешь.

Оливер очень неохотно опустился обратно на скамью, однако глаза его по-прежнему пылали боевым огнем, а удары сердца тяжело отдавались в горле.

Луи остался стоять. Он потер ладонью подбородок, делая вид, что собирается с мыслями, хотя просто держал паузу. Наконец, выбрав подходящий момент, нанес жестокий удар:

– Я имею полное право прикасаться к Кэтрин хоть пальцами, хоть чем мне будет угодно, потому что она моя жена.

– Твоя кто? – задохнулся Оливер.

– Законная, венчанная и врученная мне с благословения церкви шесть лет тому назад. Мою Кэтрин я знаю с тех пор как мы еще детьми лепили из грязи замки во дворе Чепстоу.

– Ее муж мертв. – Слова сорвались с губ Оливера, хотя он едва сознавал, что произносит их. Мою Кэтрин? Иисусе, это непереносимо!

– Она думала так до сегодняшнего дня, но теперь знает правду. – Луи сдержанно улыбнулся, как от приятного воспоминания. – Разумеется, я не сержусь за нее за то, что она сняла вдовий платок, хотя могла бы быть и потерпеливее. Я все равно вернулся бы к ней.

– Но ведь именно ты бросил ее! – В голосе Оливера клокотала ненависть. Если бы у его бедра висел меч, он бы сейчас воспользовался им.

– Каждый человек хоть раз в жизни да ошибается, – пожал плечами Луи, словно дело было вполне обычным. Он осмотрел свои ногти и пощелкал ими. – Я не святой, согласен, но она это признает, как признала и причину, по которой мне пришлось бежать из Чепстоу, разыграв мертвеца. Разумеется, – тут он глянул Оливеру прямо в глаза с полным самообладанием, – если она захочет уйти с тобой, я мешать не буду, хотя, как мне кажется, она предпочтет сохранить супружеский обет.

– Ты так думаешь? – тон Оливера был исполнен отвращения. – Она пришла сюда, чтобы выкупить меня, а не искать тебя. Прошлое мертво.

Думай как знаешь, – снова пожал плечами Луи. – Только ты обманываешь себя. Мне не понадобилось силы, чтобы заставить ее лечь со мной только что. Она была более чем согласна и вовсе не разыгрывала из себя мученицу, которая платит таким образом выкуп. Она до сих пор привязана ко мне. Тебе совершенно незачем верить мне на слово. Спроси ее сам, прежде чем уйдешь.

Луи отвернулся и неторопливо направился к двери.

В один ужасный момент Оливеру показалось, что он сейчас втащит в комнату Кэтрин и выставит сложившуюся ситуацию на всеобщее обозрение, однако де Гросмон всего лишь поговорил со стражей. Раздался лязг металла, и он вернулся к Оливеру с поясом из Святой земли и оружием.

– Твой щит и шлем в караульне, конь в стойле, – сказал Луи, свалив то, что нес в руках, на стол. – Возьми их и постарайся оказаться подальше отсюда – до того, как ворота закроют на ночь.

Оливер перебирал в пальцах пояс, рассматривая знакомые медальоны. Единственная знакомая вещь во вставшем наперекосяк мире. Очень медленно, словно из тела выкачали все силы, он встал, опоясался. Так хотелось схватиться за меч и обрушить его на курчавую, красивую голову де Гросмона, но клинок остался в ножнах. Луи явно был готов к этому и, возможно, даже рассчитывал на подобный оборот, потому что покушение давало ему право убить соперника по суду.

– Еще две вещи, – вежливо сказал де Гросмон, хотя лицо его исказилось от нескрываемой злобы. – Во дворе ждет слуга, этакий бык. Забери его с собой. Моей жене больше не понадобятся его услуги. Ты найдешь ее в капелле. Полагаю, что на прощание понадобится всего несколько минут. – Он развел руками. – Ты свободен.

Какая ложь! Оливер смотрел в темные, как обсидиан, глаза Луи де Гросмона, в которых не было ничего кроме вызова и насмешки. Этот человек только что швырнул его в глубокий темный колодец отчаяния, лишив всякой надежды на освобождение.

– Помоги тебе Бог, если мы еще раз встретимся на бранном поле, – проговорил рыцарь сквозь стиснутые зубы.

– О, он поможет, – неприятно усмехнулся Луи. – Бог всегда на стороне тех, кто помогает себе сам.

Кэтрин пыталась молиться, но либо святые не отвечали, либо она этого не слышала, потому что час, проведенный на коленях, принес ей мало утешения. Она так неотрывно глядела на свечи, что зрение вконец затуманилось, и теперь все тонуло в колышущейся золотистой дымке.

Молодую женщину словно разрывало надвое. Левис – Луи, как он себя теперь называет, или Оливер? Она любила обоих: Луи со всем прошлым пылом юности, Оливера – с более спокойным чувством пришедшей зрелости.

Каковы бы ни были причины, но Луи уже жестоко предал ее однажды. Но когда он говорил, что изменился, он казался таким честным и привлекательным, что Кэтрин сомневалась в собственном суждении. Он по-прежнему умел заставить ее летать и, помимо всего прочего, был ее мужем. Она не могла обвенчаться с Оливером, пока данный ею обет еще не утратил силы, не могла любить его от всего сердца, зная, что Луи жив. Оливер заслуживает большего. Кроме того, если он отвоюет свои земли, ни один рожденный ею ребенок не будет законным, а значит, право наследования может оспариваться.

Как она посмотрит ему в лицо и выскажет все это, молодая женщина не знала. Перспектива выглядела столь ужасающей, что ей дико хотелось спрятаться и подождать, пока рыцарь не уйдет. Но Оливер заслуживал большего.

– Мать Мария, святая и блаженная, помоги мне найти нужные слова, – обратилась Кэтрин к статуе девы Марии перед алтарем. – Помоги мне перенести это.

Мать Христа торжественно смотрела на нее, держа на руках младенца Иисуса. Голова Кэтрин осталась пустой.

Пламя свечей на алтаре вздрогнуло от сквозняка, в лампаде заколебался язычок. Молодая женщина услышала за своей спиной тихое поскрипывание кожаных подошв на каменных плитах и стук меча о кольчугу. Она медленно обернулась, чувствуя зияющую пустоту в желудке. Оливер подходил к ней.

Он был в шлеме. На забрале появились пятна ржавчины. За его спиной висел щит, а у бедра меч. Во мраке капеллы волосы казались цвета спелого ячменя, а серые глаза почти черными. Он оглядел ее с ног до головы, и Кэтрин внезапно подумала о грязи, которую земля сарая оставила на ее юбке.

– Он принудил тебя или ты пошла с ним по собственной воле? – без всякого выражения спросил рыцарь.

Молодая женщина беспомощно смотрела на него, совершенно не зная, что отвечать.

– Я… что он сказал?

Оливер сделал нетерпеливый жест.

– Неважно, что он сказал. Все, что мне нужно знать, заставил ли он тебя силой?

Щеки Кэтрин обдало жаром. Она со стыдом опустила глаза, чувствуя себя запятнанной, стиснула руки и спрятала их в складках платья.

– Он не брал меня силой. Точнее, начал он, но я… я не сопротивлялась.

Взгляд Оливера словно ударил ее; она взметнула руки к груди, словно защищаясь, и отрывисто произнесла:

– Он мой муж.

– Который бросил тебя, чтобы спасти собственную шкуру. Господи, Кэтрин, неужели ты не можешь увидеть его таким, как есть?

Оливер шагнул к ней, загремев доспехами.

– Он столь же честен, как слово продажной девки!

– Он изменился. Я знаю, что изменился.

Кэтрин ненавидела себя за то, насколько слабо звучат ее оправдания.

– Хотя могла разглядеть это, только лежа на спине, – завершил обвинитель.

Молодая женщина охнула и съежилась, словно ее ударили.

– Я понимаю, как тебе больно, – заговорила она, невзирая на дрожь. – Но ведь я тоже страдаю. Прежде чем выносить приговор, подумай, что бы ты сделал, если бы твоя Эмма неожиданно вошла в комнату и сказала, что ее смерть была ошибкой, что ты снова можешь заключить ее в объятия. Кого бы ты выбрал, мудрый Соломон? Жену или ту, которая лишь обещала стать ею?

Голос Кэтрин поднялся и оборвался на самой высокой ноте. Оливер уставился на нее, затем плечи его поникли, и он молча покачал головой.

Сердце Кэтрин чуть не разорвалось при виде этого признания поражения.

– Пока Луи жив, я его жена, но это не значит, что я люблю тебя меньше.

Она сделала шаг по направлению к рыцарю, с мольбой протянув руки. На мгновение ей показалось, что сейчас он оттолкнет ее или просто повернется и уйдет. Обе эти мысли промелькнули по его лицу, но тут же исчезли: осталось только чистое страдание. Оливер пересек последние три ярда, которые их еще разделяли, и обнял ее.

Кэтрин зарыдала, прижавшись к кольчуге, и почувствовала, как его тело тоже содрогается от горя. Он поднял ладонями ее лицо, поцеловал в губы, и она почувствовала соленый привкус их смешавшихся слез.

Священник, вернувшийся в капеллу, чтобы зажечь новые свечи, возмущенно закашлялся.

Оливер и Кэтрин медленно расстались.

– Если я буду нужен тебе, разыщи меня. – Оливер провел рукавом гамбезона по глазам. – Если нет…

Он сглотнул и твердо закончил:

– Если нет, оставь меня. Сколько бы сыновей ты ни родила ему, как бы велико не было твое счастье… Я желаю тебе добра, но не хочу этого знать.

Она смотрела, как он уходит из капеллы и не двигалась, пока звук шагов не стих вдалеке, затем поклонилась перед алтарем и пошла искать темный уголок, в котором можно свернуться и выплакаться.