Любовный узел, или Испытание верностью

ГЛАВА 33

АПРЕЛЬ 1153 ГОДА

Цыплячий бульон потихоньку побулькивал в котле; к его аромату примешивался запах сидра и трав. За стенами таверны над полями сгущались моросящие апрельские сумерки. Внутри было уютно; главную комнату озарял теплый красный свет от очага и лампы.

Кэтрин слегка вздохнула от удовольствия.

– Как приятно очутиться снова в Англии, – сказала она Эдит, обводя взглядом уютное помещение. – А здесь я всегда чувствую как дома.

– И правильно, – откликнулась Эдит. – Ты же знаешь, что вам с лордом Оливером всегда рады у нашего очага.

Руки хозяйки были в муке: она деловито катала клецки с травами, чтобы добавить их в бульон.

Кэтрин благодарно улыбнулась и некоторое время просто сидела и глядела в огонь, наслаждаясь теплом и уютом. Оливер, Годард и дети вышли во двор, чтобы посмотреть на кобылу и новорожденного жеребенка. Кэтрин наслаждалась спокойной минуткой. Она, конечно, не могла представить себя без Розамунды и мальчиков, но небольшая передышка – это так приятно.

Эдит побросала клецки в бульон и вытерла руки льняным полотенцем.

– Итак, где же ты была? – спросила она с искренним любопытством. Сама хозяйка не испытывала желания путешествовать дальше собственного заднего двора, но с живым интересом внимала рассказам тех, кому хватало духу выходить в поле.

Кэтрин обхватила руками поднятые колени.

– Ты знаешь, что двойняшки родились посреди битвы за Девиж?

– Ага, – прищелкнула языком Эдит. – Во рву, как слышал Годард, когда ходил в Бристоль за новостями.

Кэтрин рассмеялась.

– Не совсем так. У внешнего частокола, с Оливером в роли повитухи. Дома горели, а дождь хлестал как из ведра.

Эдит сложила руки на пышной груди.

– Чудо, что вы все остались живы, – сказала она, покачав головой. – Никогда бы не подумать при взгляде на этих малышей, что их жизнь началась так бурно.

– Бурное начало положил принц Генрих, их крестный отец. После церемонии он засыпал крестников таким количеством даров, что мы едва их упаковали. Ребята стали своего рода талисманом – доказательством победы успеха над случайностями. Плох ветер, который никому не приносит добра, Эдит.

– Это верно. – Эдит провела языком по зубам и кивнула, полностью соглашаясь со сказанным. Затем кинула любопытный взгляд на Кэтрин. – Ну, а куда вы отправились после Девижа?

Кэтрин нахмурилась, припоминая.

– Им, кажется, не было и трех недель, когда мы переправились через Пролив в Нормандию. Генриху требовалось больше средств. Кроме того, нас было слишком мало, чтобы одолеть Стефана. – Она слегка вздрогнула от воспоминаний и обхватила себя руками. – Была середина зимы. Дождь, холод, и вообще скверно. Даже после одной только переправы через море события у Девижа вспоминались, как летний пикник.

– И ты только три недели как поднялась с родильного ложа? Девочка, ты просто сумасшедшая! – осуждающе фыркнула Эдит.

Кэтрин улыбнулась.

– К тому моменту, как мы достигли твердой земли, я сама так считала. – Она подложила под котел еще полешко и принялась наблюдать, как пламя лижет его бока. – Мне было так плохо, что я с удовольствием дала бы награду тому, кто согласился бы швырнуть меня за борт.

Эдит снова прищелкнула языком, одновременно ужасаясь и наслаждаясь рассказом.

– А в Руане вы, наверное, зажили, как прежде?

– Некоторое время, – пожала плечами Кэтрин. – В основном мы следовали за двором по Нормандии и Анжу. – Ее глаза вспыхнули. – Я видела отца Генриха, человека, которого называют Жоффруа ле Бель за удивительную красоту.

– Он действительно красив?

– Как ангел, – вздохнула Кэтрин. – Не сказать правда, что он поступал, как ангел. У него был острый ум и он пользовался им без всякого милосердия, но это только усиливало его чары. Он умер от простуды, выкупавшись в реке Сене, когда возвращался из Парижа.

– Так вы и в Париже были? – вытаращила глаза Эдит. Кэтрин кивнула.

– Мы отправились с Генрихом и его отцом ко двору короля Людовика. – Она состроила недовольную гримаску. – Вот уж где мне не хотелось бы жить.

– Почему?

Кэтрин поджала губы и задумалась.

– Сначала там просто дух захватывает, так красиво и богато, – сказала она, подбирая слова. – У короля Людовика есть книга, переплет которой весь усыпан драгоценными камнями, огромными, как индюшачьи яйца, а его туника вся расшита жемчугом. Но спустя какое-то время там начинаешь задыхаться. Нам пришлось стоять на протяжении всей церемонии, а то, что прикрывали шелка и драгоценности, оказалось вовсе не таким хорошим. Вот Генрих ничего не изображает, не пускает пыль в глаза. Он вполне способен противостоять всему миру в старой охотничьей тунике; ему не нужны королевские одеяния, чтобы выглядеть, как король.

– А ты видела Элеонору Аквитанскую? – быстро спросила Эдит.

– Да, я ее видела, – улыбнулась Кэтрин.

– Не дразнись, как она выглядит?

Элеонора Аквитанская до недавнего времени была королевой Франции. Король Людовик развелся с ней, потому что она дала ему двух дочерей вместо желанного сына. Он был серьезным человеком без всякой искры юмора, который мог бы смягчить его характер. Богатая наследница, Элеонора оказалась полной его противоположностью. За ней повсюду, как запах экзотических духов, тянулся след волшебства, скандала и тайны. Принц Генрих воспользовался представившейся возможностью и женился на только что получившей развод Элеоноре, закрепив за собой таким образом юго-восток Франции. Ему было девятнадцать, ей тридцать. Про эту пару слышали буквально все. Возникло множество слухов и баллад, и вести просочились до каждого уголка королевства.

– Ну, – Кэтрин задумалась, поджав губы – У нее черные волосы и зеленовато-карие раскосые глаза. Она высокая, стройная, а голос такой, словно ей пришлось целую неделю дышать дымом.

– Звучит не особенно обещающе, – фыркнула Эдит. – Я слышала, что она – самая красивая женщина во всем христианском мире.

– Нет, если судить о красоте только по шелковистым золотым волосам, голубым глазам и розовым губкам, – грубовато откликнулась Кэтрин – Но в ней есть нечто более долговечное, чем красота – порода, манера держаться, которая останется при ней, когда она будет старой-престарой, а все обычные «красотки» давно растеряют свое очарование. Нужно увидеть ее, чтобы понять это. Все мужчины сходят по ней с ума, а женщины пытаются копировать жесты и фасоны платьев.

– Так Оливер тоже сражен? – озорно поинтересовалась Эдит.

– Он не стал подходить поближе, чтобы выяснить это, – рассмеялась Кэтрин. – Он наблюдал за ней издали, как следил бы за львом. И, по-моему, он прав. Она умеет рычать не хуже, чем мурлыкать.

Эдит слегка помешала клецки в бульоне.

– Выходит, как и ты, – заметила она.

– О нет, мне далеко до ее очарования, – возразила Кэтрин. – И нет никакого желания обернуть любого мужчину вокруг своего мизинчика.

– Даже Оливера? – скептически покосилась на нее Эдит.

– Я надеюсь, что любые свои поступки Оливер совершает по собственному желанию, – нахмурилась Кэтрин. – Пытаться манипулировать им было бы бесчестно.

– Так, по-твоему, Элеонора бесчестна?

– Нет. Но то, что пристало ей, не пристало мне.

Они снова замолчали. Эдит продолжала помешивать бульон, чтобы клецки не прилипали ко дну котла.

– Все эти бесконечные путешествия то туда, то сюда, – заговорила она немного погодя – Тебе не хочется остановиться и осесть где-нибудь?

– Всем сердцем хочется, – страстно сказала Кэтрин – Я, правда, могла бы жить в Бристоле или Руане, но как часто я тогда буду видеть Оливера? Его сыновья вырастут, почти не зная отца. Мне известно, что так живет большинство женщин, но это не для меня.

– Да, я вполне понимаю, – проговорила Эдит. – Мы-то с Годардом живем бок об бок и вместе ведем свои дела. Я, конечно, управлялась с таверной в одиночку целых пять лет после смерти моего первого мужа, но теперь и представить себе не могу, как обойтись без Годарда.

Кэтрин поджала губы.

– Если Генрих возьмет верх, тогда Оливер, наверное, получит обратно свои земли, но ни на что нельзя рассчитывать. Пока мы существуем одним днем.

– Думаешь, Генрих на этот раз возьмет верх, с третьей попытки?

– Думаю, что никому не победить, разве что договорятся, – задумчиво сказала Кэтрин – Бароны Стефана поддерживают его ради дружбы и из-за присяги, но вряд ли они встанут на сторону Евстахия. Им хочется, чтобы следующим королем был Генрих, так что, может быть, они предпочтут держаться подальше от очередной войны за права. Будут небольшие стычки и перестрелки, борьба за позиции, но в конце концов бароны решат, и решат они в пользу Генриха.

– Тогда остается молиться, чтобы это произошло поскорее, – заметила Эдит.

– Аминь, – перекрестилась Кэтрин.

Мирная передышка кончилась: ее прервали возбужденные голоса. Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетели два маленьких мальчика, крутясь, как дервиши. По пятам за ними неслась Розамунда. Годард и Оливер, погруженные в разговор, вошли значительно спокойнее.

– Мама, мы видели жеребенка! – громко объявил Генрих и вцепился в Кэтрин, заставив ее опустить колени и взять его на руки. Он не только носил имя своего королевского крестного, но, похоже, перенял изрядную долю кипящей энергии принца. Его волосы были слегка рыжеватыми, а глаза зеленые с ореховым оттенком, как у Кэтрин.

– Неужели, солнышко?

Генрих энергично закивал и тут же принялся описывать, хотя ограниченный запас слов затруднял это непростое занятие. Темноволосый сероглазый Саймон пытался помочь. Мальчишеские голоса становились все громче. Розамунда поморщилась и зажала пальцами ушки.

– Тихо! – взревел Оливер, перекрыв своим мощным баритоном все остальные голоса.

Повисла тишина, но отнюдь не мертвая. Мальчишки не заплакали, не испугались, а просто уставились на отца круглыми укоризненными глазами.

– Вот так лучше, – сказал Оливер, сурово посмотрев на них и сопроводив свои слова сухим кивком, хотя дрогнувшие уголки губ едва не испортили все впечатление. – Что подумают хозяева о ваших манерах?

Эдит улыбнулась. В уголках ее глаз собрались веселые морщинки.

– А, мы привыкли к такому, – откликнулась она. – Хотя обычно нашим посетителям нужно выпить кружечку другую эля, чтобы начать так орать. Не надо так уж нападать на котят. Их приятно слушать.

– Галки галдят, посчитай котят, – сказал Оливер, шутливо дернув Розамунду за прядку, и подхватил Саймона на руки. – Шумные котята.

– Неужели ты предпочел бы обойтись без них, чтобы было тихо? – спросила Эдит.

Оливер поцеловал сына.

– Даже самый громкий их крик возвращает мне рассудок. Конечно, было бы лучше, если бы они могли сидеть хоть минутку спокойно, как настоящее золотко, но, когда тебе всего три года от роду, не стоит требовать слишком многого.

Они все сели ужинать цыплячьим бульоном Эдит. Генрих и Саймон поглощали его с удовольствием и даже не слишком свинячили. Это были крепкие, подвижные дети, крупные для своего возраста, очень похожие по фигуре на Оливера. Очень изящная темноволосая Розамунда ворчала на грязь, которую они развели, и держалась, как настоящая леди, чем очень гордилась Кэтрин, – и Оливер тоже. Это было видно по выражению его серых глаз. Пусть не все улажено, но жизнь хороша и, как уверяла себя Кэтрин, будет еще лучше.

Этой ночью они с Оливером легли на постель в комнате, где уже ночевали прежде, в те дни, когда она была еще сараем. Мальчики спали вдвоем на куче соломы, покрытой, чтобы она не колола, овечьей шкурой. Розамунда дремала рядом с ними; ее дыхание смешивалось с дыханием малышей.

– Завтра в Бристоль, – тихо проговорил Оливер в волосы Кэтрин.

Она улыбнулась и прижалась к нему, прошептав:

– Тушеные угри.

Его грудь содрогнулась от безмолвного смеха. Он заключил ее в объятия, и они прижались рот ко рту, бедро к бедру. С тех пор как дети подросли, они стали настоящими мастерами в том, как заниматься любовью молча, и пользовались любой представившейся возможностью.

Забавно, думала Кэтрин, пока Оливер углублялся в нее, а она сжимала его ногами: Луи требовал, чтобы она для него кричала и стонала, а теперь ее принуждают к полнейшей тишине. Она крепче вцепилась в Оливера и изогнулась, сжав зубы, с напряженным горлом и тающим лоном. Слишком редко выпадали возможности. Его уста закрыли ее губы в страстном поцелуе, и они затряслись вместе, впивая радость друг друга с каждым содроганием, пока не обессилели.

Он приподнялся на локтях и собрал губами пот с углубления на ее горле. Кэтрин закрыла глаза, подставив шею. Ощущение его близости рассылало по ее плоти заключительную легкую дрожь удовольствия.

– Завтра в Бристоль, – повторил Оливер.

– Тушеные угри, – отозвалась она, подавив смешок.

– Генриха не будет там еще примерно неделю, но он превратит Бристоль в одну из своих опорных баз. Я хочу, чтобы ты осталась там с детьми, когда я уйду.

Кэтрин открыла глаза и всмотрелась в его лицо в полоске лунного света, падавшей через окно.

– Ради безопасности? – спросила она без всякого выражения.

– До тех пор пока мы не убедимся, что бароны заставили Стефана замолчать по-настоящему. Я не хочу, чтобы повторился Девиж.

Она провела своей ногой вдоль его бедра и икры и попыталась повторить тот же мурлыкающий тон, какой Элеонора Аквитанская использовала для флирта с мужчинами.

– Значит, ты пугаешь меня старыми призраками, а то вдруг не останусь?

Его зубы ласково сомкнулись на коже ее горла.

– Я знаю, что ты будешь там в безопасности… что ничего не случится.

– Тебе приятнее, чтобы беспокоилась я, а не ты?

– Если и будет бой, то мне там не участвовать, – сказал он с легкой ноткой нетерпения. – Я буду с обозом. Если Стефан пробьется так далеко, то нам всем конец.

– Ты говоришь это специально, чтобы успокоить меня?

– Разумеется. – Его губы, шелковистые и требовательные, снова прижались к ее – Мне не грозит никакая опасность. Просто я не знаю, с какой скоростью понадобится перемещаться Генриху. Мы не сможем позволить себе большой обоз.

– А, так ты просто меня не хочешь.

– Кэтрин! – сердито выдохнул он. Она со смехом обвила руками его шею.

– Сперва ты получил все, что надо, а потом собираешься поступать по-своему?

Он взял ее. Она испустила приглушенный вопль. Розамунда слегка шевельнулась во сне и, вздохнув, перевернулась на бок.

Кэтрин затаила дыхание. Оливер мгновенно отстал и лег на спину. Розамунда постепенно снова задышала ровно.

Пытаясь исправиться, Кэтрин нежно прижалась к Оливеру и положила на него руку.

Он взял ее за ладонь и прижал к своей груди с полусонным довольным бормотанием.

Кэтрин тоже устала, но лежала без сна гораздо дольше, наслаждаясь покоем, запахом трав и свежего сена, ощущением безопасности и благополучия. Ей хотелось запомнить эту минуту, удержать ее в памяти, превратить ее в талисман.

Засыпая, она сжала рукой узел Этель, висевшей на кожаном ремешке на ее шее.