Любовный узел, или Испытание верностью

ГЛАВА 4

Мейбл Фитц-Хамон, графиня Глостер, была высока и сухопара, как тянущая плуг кляча, крупные желтые зубы только усиливали это нелестное сходство. Ее спасали глаза – большие, светло-карие, с длинными густыми ресницами. Сейчас их взгляд был устремлен на омытое тело Эмис де Кормель, лежавшее на похоронных носилках перед алтарем в небольшой замковой капелле.

– Какая потеря, – пробормотала графиня, сжав руки. – Она могла вести совсем другую жизнь.

Кэтрин стояла на коленях рядом с ней, вдыхала запах ладана, которым был пропитан холодный воздух капеллы, и следила, как трепещут в темноте яркие язычки свечей. Боль в голове перешла в тупую пульсацию, которая, однако, отзывалась во всем теле. Она устала настолько, что почти ничего не воспринимала, кроме жжения в веках. Они горели, словно их поджаривали на решетке.

Леди Мейбл была добра, только доброта эта проявлялась довольно бесцеремонным способом и не сопровождалась терпением. Она приняла Ричарда и Кэтрин, нашла им место на ночь среди прислуживающих ей женщин и обещала дать из личных сундуков ткань на новую одежду. Их накормили, снабдили самым необходимым; все очень практично, но без тени участия. Теперь Ричард спал на узком соломенном тюфячке в уголке девичьей, а Кэтрин отдавала дань усопшей.

– Ты хорошо знала ее, дитя? – спросила графиня.

– Я служила ей три года, миледи, и все это время она была добра и щедра ко мне.

– Не сомневаюсь, что так оно и было, но я спрашивала не об этом.

Кэтрин глянула в карие, какие-то лошадиные глаза и смутилась: настолько взгляд их был проницательным.

– Я знала ее очень хорошо, миледи.

Они поняли друг друга без слов. Графиня вздохнула.

– Тогда тебе ясно, почему мой супруг никогда не пытался выдать ее замуж, хотя она и была его воспитанницей. Ее лишил девственности король, его собственный отец. Когда интерес Генриха угас, она отправилась искать сочувствия у других мужчин, и, к сожалению, эта привычка пустила глубокие корни. Любого законного мужа она быстро превратила бы в рогоносца.

Графиня смахнула пальцем капельку с глаза и посмотрела на мокрый кончик.

– И все же она мне нравилась. Она не хотела ничего дурного. Какая потеря! Да примет ее душу Дева Мария, и примет благосклонно!

Получается, что потеря – это напрасно потраченная жизнь Эмис, а не она сама, не то, что с ней сделали, подумала Кэтрин со вспышкой гнева.

– Ну а ты, дитя, ты вдова? – продолжала графиня.

– Да, миледи. – Кэтрин не отрывала глаз от костяшек пальцев сложенных рук, чтобы не выдать раздражения. Она нужна Ричарду. Нельзя допустить, чтобы ее выгнали. – Мой муж пал в битве с лордом Уэльса. Я все еще глубоко скорблю по нем.

Она прикусила губы.

На мгновение повисло молчание, потом графиня мягко тронула Кэтрин за плечо.

– Это очень печально, – сочувственно произнесла она. – Одинокой женщине жить всегда трудно. Ты можешь остаться у меня. Лишняя пара рук всегда понадобится.

Мейбл перекрестилась и встала.

– Пойдем, дитя, уже поздно. Она будет мирно почивать здесь до рассвета. Рядом останется священник.

Кэтрин тоже поднялась с колен, бормоча слова благодарности. Ее не радовала перспектива войти в число приближенных графини Мейбл, однако это была крыша над головой, причем относительно безопасная. Все равно деваться больше некуда.

Эмис в капелле действительно почивала глубоко и мирно, но этого нельзя было сказать о приближенных графини. Среди глубокой ночи, когда единственная непогашенная свеча догорела почти до конца, Кэтрин и другие женщины проснулись от воплей ужаса, которые испускал Ричард. Они прогремели по всей комнате, причем спросонок и из-за почти полной темноты казались еще громче и страшнее.

С колотящимся сердцем Кэтрин спрыгнула с кровати, которую делила еще с тремя, и поспешила к мальчику, чтобы успокоить его.

– Тише, Дик, тише. Это просто дурной сон, – бормотала она, гладя покрытый испариной лоб ребенка.

Глаза Ричарда были широко открыты, но ничего не видели, грудь бурно дышала. От прикосновения руки Кэтрин дыхание постепенно выровнялось, потом дрогнули веки. Мальчик повернулся на другой бок и, так и не просыпаясь, потянул в рот костяшки пальцев.

Одна из женщин зажгла новую свечу от огарка старой и высоко подняла ее. Пламя осветило копну темно-рыжих волос. Ее звали Рогеза. Она была искусной вышивальщицей с голосом и кожей мягкими, как шелк, и характером колючим, как игла.

– Что с ним такое? – требовательно осведомилась эта женщина тоном, который не оставлял сомнений в том, что она лично думает по этому поводу.

– Просто он видел, как дюжина солдат убивает людей и насилует его мать, – сердито сообщила Кэтрин – У вас после этого не было бы кошмаров?

Рогеза фыркнула и уклонилась от ответа.

– Надеюсь, это не войдет у него в привычку, – только и сказала она, затем воткнула новую свечку на железную спицу и двинулась назад к своему тюфяку.

Остальные женщины последовали ее примеру: одни с кислым видом, другие – с некоторым выражением сочувствия, но все очень недовольные тем, что их подняли среди ночи, да еще так напугали.

За эту ночь им еще дважды пришлось просыпаться от криков Ричарда. Кэтрин, которая уже знала, чего ожидать, успокаивала его гораздо быстрее, чем в первый раз, но все же недостаточно быстро: остальные успевали просыпаться. Если сначала Рогеза была просто враждебной, к рассвету она буквально сочилась ядом.

Ричард ничего не помнил о своих кошмарах, поэтому растерялся под яростными взглядами, которыми его осыпали. Кэтрин защищала его из последних сил. Вчерашняя боль до сих пор пульсировала где-то за ушами, поэтому молодая женщина чувствовала себя почти такой же измотанной, как вчера вечером.

– Он не виноват, – повторяла она, пока остальные женщины одевались и готовились спуститься к завтраку. – Ему просто нужно время, чтобы освоиться.

– Что же, во всяком случае я отказываюсь пускать его в нашу комнату еще на одну ночь.

– Решать это может только графиня.

Рогеза скользнула по Кэтрин сердитым взглядом из-под полуопущенных век.

– Вряд ли графиня станет возражать, если я расскажу, какую ночь мы все провели.

Кэтрин тоже сердито посмотрела на Рогезу, страстно желая стереть пощечиной ухмылку с ее высокомерного лица.

– Обратись к ней и послушай, что она скажет. Полагаю, ты забыла, что этот мальчик – сын старого короля и брат по отцу ее супругу.

– А матери его было место в публичном доме. Ее так и прозвали – Эмис ле Дам. Нам всем известна ее история.

Рогеза оглянулась на своих женщин, словно обращаясь к ним за подтверждением. Светловолосая девушка хихикнула, женщина постарше прищелкнула языком и кивнула.

– Известно то, что вы предпочитаете в ней видеть. Эмис вы не знали, – горячо проговорила Кэтрин, чувствуя, как уголки глаз заполняются слезами. Она едва сдерживалась, чтобы не накинуться на женщин с бранью.

Из угла раздался голос молодой веснушчатой женщины, которая расчесывала там волосы:

– Зачем вы устраиваете бурю в корыте? Неужели мы настолько мелочны, что забываем о милосердии из-за одной беспокойной ночи?

– С моей точки зрения, это не мелочь, – прошипела Рогеза, бросив на Ричарда, который как раз появился из устроенной в углу уборной, которую отделял от общей комнаты занавес, ядовитый взгляд. Однако все же замолчала и решительно вышла за дверь с высоко поднятой головой.

Молодая женщина покинула свой угол, приблизилась к Кэтрин и пробормотала, ласково положив руку на ее рукав:

– Не обращай на Рогезу внимания. Она любит разыгрывать из себя королеву, а с твоим появлением корона с ее головы слетела.

– С моим?

– Точнее, с вашим. Сын старого короля всегда выше вышивальщицы, несмотря на то, что она – дочь рыцаря. Меня зовут Эдон Фитц-Мар, мой муж входит в личную свиту графа. – Она похлопала Кэтрин по руке. – Не сердись, скоро ты почувствуешь себя здесь как дома.

Кэтрин сильно в этом сомневалась: ее давили сами стены. Она, разумеется, знала, что таков образ жизни многих женщин благородного происхождения – сидеть взаперти в верхних покоях замка, занимая свои дни спицами, прялкой и иголкой. Это был замкнутый мир с подспудными течениями и конфликтами, почти не предоставлявший выхода кипевшим в нем страстям. Его обитательницы грызли друг друга, как пауки в банке. Эмис часто заговаривала о такой жизни, но ни разу с восхищением или тоской по ней. Однако, поскольку Эдон Фитц-Мар протянула руку дружбы, Кэтрин подавила дурные предчувствия и ответила ей слабой улыбкой и невнятными выражениями признательности.

Эдон пошла в своей благотворительности еще дальше: она постаралась включить в разговор Ричарда:

– Думаю, что тебя примут в число пажей. Так поступают с большинством живущих здесь мальчиков.

Ричард кивнул и пробормотал, глядя на свои ноги:

– Я был бы рад этому.

– Лорд Роберт – хороший учитель. Джеффри – мой муж – говорит, что лучшего начала для любого оруженосца и быть не может.

Ричард снова что-то пробормотал. Его взгляд скользнул по полу и остановился на довольно заметном животике молодой женщины. Заметив это, Эдон довольно усмехнулась и положила на живот руку.

– Мой первенец, – сказала она Кэтрин. – Жду к осени. Джеффри горд, как петух: ходит среди всех остальных, расправив плечи, выпятив грудь, и ни о чем другом говорить не может. Надоел уже до тошноты.

– Моя мать тоже носила ребенка, – проговорил Ричард. – Аймери тоже ходил, как петух, только он теперь мертв… как и она.

Эдон оторопела. Мальчик круто повернулся и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Мне жаль, я не подумала… – ошеломленно произнесла молодая женщина. – Да еще после такой ночи… Мне следовало сообразить…

– Вам не в чем винить себя, – поспешно сказала Кэтрин. Ей совершенно не хотелось терять едва предложенную дружбу. – Сейчас он способен взвиться из-за любой мелочи. Мне нужно бежать за ним. Скажите это графине, если она меня спросит.

С этими словами Кэтрин подобрала юбки и выскочила из покоев вслед за Ричардом. Оставшиеся в комнате женщины переглянулись со смесью осуждения, неудовольствия и сочувствия к несправедливо обиженной подруге во взглядах.

Сбегать по крутой лестнице в длинном одеянии было неудобно. Когда Кэтрин добралась до нижней ступеньки, Ричард уже исчез. Она ругнулась про себя и стала всех расспрашивать, однако никто мальчика не видел. Бегущий ребенок – слишком незначительное событие для большого хозяйства графа Глостера, а вот бегущая женщина – уже повод поднять брови и высказать неодобрение по поводу нарушения приличий.

Кэтрин обыскала зал, затем поспешила наружу. Во дворе она наткнулась на молодого оруженосца, Томаса Фитц-Рейнальда, который завтракал большой ячменной лепешкой, намазанной медом, и одновременно полировал мягкой тканью наручь, однако с превеликим удовольствием бросил это занятие, чтобы помочь найти Ричарда. Кэтрин направилась на внешний двор, а Томас пошел осматривать собачьи конуры и клетки охотничьих птиц.

На внешнем дворе готовился к выезду отряд всадников. Среди них был священник верхом на муле, к седлу которого был приторочен дорожный сундук и небольшой ларец из твердой кожи для митры. Отряд возглавлял Оливер верхом на своем сером. Его лицо выглядело свежим после ночного отдыха, а на губах играла улыбка: его развеселило что-то сказанное Гавейном.

Несмотря на свою тревогу, Кэтрин мгновенно вспомнила, насколько неряшливо выглядит она сама. Ей так и не довелось переодеться, потому что у нее не было ничего, кроме этого грязного, пропахшего дымом и покрытого дорожными пятнами платья. Она ни за что не смогла бы улыбнуться в эту минуту, даже если бы и попыталась.

Оливер обернулся в седле, чтобы проверить, надежно ли прикреплен щит, заметил Кэтрин, и улыбка мгновенно исчезла с его губ.

– Госпожа Кэтрин? Что случилось?

– Ричард убежал.

Она коротко передала рыцарю, что случилось в женских покоях.

Губы Оливера сжались.

– Бедный пылкий малыш! – Он сделал знак Гавейну подождать и спешился. – Пойдем, я помогу отыскать его. Он не мог уйти далеко.

– А как же ваш путь?

– Задержка на половину метки на свече ничему не помешает. Живые важнее мертвых, – слегка пожал плечами Оливер, словно сам несколько сомневался в истинности последней фразы, затем покачал головой и нахмурился. – Рогезу де Бейвиль давно следует привязать вон к тому столбу и выпороть. Уже не в первый раз она затевает ссоры в женских покоях.

– Почему же графиня ее не остановит?

– Потому что Рогеза – лучшая вышивальщица во всей Англии; кроме того, она становится самим очарованием, если захочет. Впрочем, последнее я знаю не из личного опыта: мне легче поцеловать руку Медузе, чем иметь дело с этой сварливой дамой. Пойду, расспрошу стражников, ладно? А ты поспрашивай там, у хлебной печи.

Любимая собака графа Роберта весной ощенилась четырьмя живыми комочками. Спустя семь недель они превратились и смешные рыжевато-коричневые лохматые и мослатые сгустки энергии. Забившийся в уголок Ричард наблюдал, как щенки налетают друг на друга, спотыкаются и сходятся в игривых схватках – самых ранних попытках установить первенство. Их мать раскинулась рядом, внешне спокойная, но глаза ее выдавали настороженность.

Ричард не собирался трогать никого из щенков. Ему было достаточно наблюдать. Мать всегда обещала ему собаку, но каждый раз выходило, что это будет «в следующий раз» или «не сегодня». У Аймери де Сенса был пес этой породы, тоже алаунт, только огромный и черный. Он грозно рычал, когда кто-либо подходил слишком близко. Когда Аймери ложился с Эмис, пес всегда охранял дверь спальни, чтобы никто не мог войти.

Только теперь они все мертвы. У Ричарда защипало в глазах.

– Это всё из-за меня, – сообщил он щенку, который, забавно переваливаясь на лапках, направился к мальчику, чтобы познакомиться с ним. – Я желал им смерти.

Он подхватил щенка и прижал к себе его мягкое, теплое тельце. Щенок забил хвостиком и лизнул мальчика своим быстрым ярко-розовым язычком. Ричард зарылся лицом в рыжевато-коричневую шерсть, чувствуя, как к горлу подступают рыдания.

– Ага, нашелся!

Ричард резко вскинул голову и сердито уставился мокрыми глазами на Томаса Фитц-Рейнальда, стараясь при этом не всхлипнуть.

– Поди прочь!

Томас поступил ровно наоборот: он подошел ближе.

– Тебя ищут. Эта твоя няня, Кэтрин, правильно? Она носится повсюду, как угорелая кошка. Оливер Паскаль тоже тебя разыскивает.

Ричард снова уткнулся носом в мягкую шерстку.

– Я не хочу, чтобы меня нашли.

– Тогда тебе нужно было получше спрятаться. – Томас присел рядом, и щенок тут же потянулся знакомиться с новым пришельцем. – Почему ты убежал?

– Я не убегал, мне просто хотелось побыть одному, вот и все.

Ричард провел рукой по глазам и с вызовом посмотрел на другого мальчика, ожидая, что тот на это скажет.

Томас задрал подбородок, чтобы щенок не дотянулся до него язычком.

– Это правда, что ты – сводный брат графа?

– Да. Ну и что?

– Тогда получается, что ты мой дядя, потому что мой отец – тоже твой сводный брат. – Томас весело фыркнул: – Обычно считается, что дяди старше племянников.

– А тебе сколько лет? – спросил Ричард, не в силах противостоять любопытству.

– На святого Джона исполнилось одиннадцать.

– Мне одиннадцать будет только на Рождество.

Щенок вернулся на колени к Ричарду. Мальчик приласкал его.

Томас смерил Ричарда глазами.

– По возрасту мы больше похожи на братьев или кузенов. Можно, я буду звать тебя кузен?

– Как хочешь – пожал плечами Ричард, хотя в глубине души обрадовался.

В сущности он был общительным мальчиком, только обстоятельства вынуждали его до сих пор жить вдали от сверстников.

Томас продолжал смотреть на него, словно решая, согласился ли Ричард называть его кузеном или нет.

– Тебе лучше показаться, иначе они весь замок вверх ногами перевернут, и у тебя будут большие неприятности.

Ричарда передернуло.

– Я не хочу возвращаться к женщинам! Большинство из них все равно меня не выносит.

Он оглянулся вокруг себя. Так приятно было находиться под открытым небом на свежем воздухе! Томас по-прежнему не спускал с него глаз.

– Тебе и не нужно. Попроси разрешения ночевать вместе с остальными оруженосцами и пажами.

– Я не оруженосец.

– Скоро будешь. Что же еще лорду Роберту с тобой делать?

Ричард покусал губы. Он подумал о рыжей женщине, которая кривилась при взгляде на него, о симпатичной беременной, которая напомнила ему о том, о чем хотелось забыть навсегда…

– А где вы спите?

– Я покажу. – Томас встал, вытирая облизанную щенком руку о тунику. – Пойдем. Скажем твоей няне, что ты нашелся, а потом оставайся со мной хоть на весь день, если захочешь. Мне нужно отполировать целую гору доспехов, а четыре руки лучше, чем две.

Ричард еще немного поколебался. Он не привык так быстро сходиться с людьми, да еще с совершенно незнакомыми, а последние два дня именно незнакомцы и пытались добиться его доверия.

– Ладно, – сказал он наконец и тоже встал, но очень неохотно.

Щенок перевернулся на спинку и подставил брюшко, чтобы почесали. Ричард наклонился, приласкал его напоследок, потом все-таки заставил себя оторваться и последовать за своим «кузеном».

– Кэтрин мне не няня. Я уже достаточно большой, чтобы обходиться без нянь, – счел он нужным заявить этому мальчишке. – Она была компаньонкой моей матери.

Беспокойство Кэтрин за Ричарда дошло до крайнего предела, когда она заметила двух мальчиков, идущих через двор. Ей уже казалось, что она отыщет его среди самых отбросов армии графа Роберта с перерезанным горлом или что он утонул и его тело выбросит на берег где-нибудь ближе к устью реки. Или он вообще не найдется. Увидев мальчика целым и невредимым, она испытала огромное облегчение и тут же страшно рассердилась. Она метнулась ему навстречу, не зная даже, накинется ли на него с руганью или заключит в объятья.

На самом деле, Кэтрин не сделала ни того, ни другого: ее остановил вид Ричарда.

– Я не должен был убегать, – быстро заговорил он, пока молодая женщина не опомнилась. – Но я не мог оставаться.

Глаза мальчика выдавали напряжение: он ждал, что его сейчас начнут пробирать.

– Я знаю, что ты не мог, – сказала Кэтрин мягче, чем собиралась, – и знаю, что ты был расстроен, но ты повел себя не просто глупо, а гораздо хуже. Это же опасно! Лагерь огромен, ты здесь практически никого не знаешь. Тебя ищут. А я от беспокойства чуть снова не заболела.

Ричард переминался с ноги на ногу, уставившись в землю.

– Извини, – пробормотал он.

Гнев Кэтрин испарился. Ей захотелось схватить мальчика и прижать к себе крепко-крепко, но при Томасе, да еще посреди двора, где полно посторонних глаз, этого делать не следовало: слишком легко ранить его гордость. Молодая женщина подавила свой порыв.

– Если тебе захочется побыть одному, не уходи дальше этого двора, ясно?

Ричард кивнул, затем поднял голову:

– Томас хотел показать мне, где спят пажи и оруженосцы. Можно пойти с ним?

Кэтрин поджала губы.

– Я присмотрю за ним, обещаю, – сказал Томас. Взгляд его ярких глаз был серьезен. – А потом он может остаться со мной. Мы вместе почистим доспехи графа.

Ричард еще раз кивнул, на этот раз очень энергично, и с мольбой посмотрел на Кэтрин. Ей ужасно хотелось спрятать его под свое крылышко, но только потому, что очень уж тревожилась. На самом деле, хуже всего сейчас для мальчика – вернуться к женщинам графини. Пусть лучше ребята попробуют подружиться.

– Не вижу, почему я должна возражать, – сказала она и была вознаграждена одной из редких улыбок Ричарда.

Мальчики убежали. Кэтрин смотрела им вслед, чувствуя себя совершенно измотанной от тревоги и облегчения. На полпути мальчики напоролись на Оливера. Рыцарь остановился и заговорил с ними. Кэтрин видела, как Ричард махнул через плечо рукой в ее направлении. Оливер увидел ее, отпустил мальчиков и направился к ней широким шагом. Кэтрин заметила, что рыцарь слегка припадает на правую ногу.

– Итак, ты нашла его? – спросил он.

– Томас нашел. – Лицо Кэтрин приняло покаянное выражение. – Я чувствую себя ужасно глупо: всполошилась из-за пустяка и совершенно зря задержала вас.

– Это перестало бы быть пустяком, если бы он действительно решил удрать. – Оливер посмотрел вслед уходящим мальчикам, которые были заняты оживленной беседой. – Но похоже, что все обернулось к лучшему.

– Да.

Кэтрин прикусила нижнюю губу.

– С ним все будет в порядке, – сказал рыцарь, слегка коснувшись ее руки.

– Вы бы так не говорили, если бы слышали его сегодня ночью.

– Ничего удивительного, что у мальчика кошмары. После смерти Эммы я не мог спать по ночам больше года. – Оливер скрестил руки на груди. – Есть травы, которые помогут ему спать без сновидений.

– Вы знаете все травы? – спросила Кэтрин, вспомнив об отваре, который рыцарь приготовил для облегчения головной боли.

– Нет, конечно, – Оливер улыбнулся и покачал головой. – Но я знаю того, кто их знает.

– Ах, да. Этельреда, которая несравненно готовит угрей. Вам удалось ими полакомиться? – поинтересовалась Кэтрин, машинально пытаясь стереть пятно с платья.

– Угри были великолепны, – ответил рыцарь совершенно серьезно. – Послушай, если мальчику нужно, я попрошу ее сделать сонный отвар.

Кэтрин поблагодарила, но тут же нахмурилась:

– Как же быть? Ведь вы уезжаете не меньше, чем на две ночи, а Ричарду отвар нужен уже сегодня.

– Я передам ей по дороге и попрошу принести питье. Этельреде будет интересно познакомиться с тобой.

Кэтрин подумала, что самой ей не менее интересно познакомиться с Этельредой. В ее воображении встал образ обворожительной колдуньи с копной черных волос и чуть раскосыми пронзительными темными глазами.

– Значит, вы рассказали ей обо мне? Боже, что же он мог наговорить?! Оливер наклонил голову и слегка улыбнулся:

– Не все.

У Кэтрин засосало под ложечкой, а лицо залил горячий румянец. Когда Левис был жив, ей нравилось флиртовать, шутить и строить глазки. Это мешало мужу искать глазами новые пастбища. Но после трех тяжелых лет за плечами это искусство несколько потускнело. Кроме того, молодая женщина помнила, как легко засматривался ее супруг по сторонам, поэтому ей совершенно не хотелось затевать игру с мужчиной, у которого была другая женщина.

– Мне надо идти, – сказала она. – В женских покоях наверняка уже интересуются, куда я делась.

– Мне тоже, иначе мы окажемся на месте только после захода солнца.

Рыцарь коротко кивнул в знак прощания и направился на внешний двор. Кэтрин смотрела ему вслед: как уверенно он шагает, как весело поздоровался со знакомым по дороге. За три года после смерти Левиса она постепенно смирилась со своей потерей; горе отошло на задний план как смутная боль. Но теперь оно вспыхнуло с новой силой так, что у молодой женщины перехватило дыхание. Она – такая маленькая, незаметная – стоит одна-одинешенька посреди двора, затерявшись среди блеска оружия и хозяйственной суеты. Если она сейчас исчезнет, никто и внимания не обратит.

Тут Кэтрин встрепенулась и даже прищелкнула языком от досады. Ну и что, если никому до нее нет дела?! Ей-то от этого не хуже. Полагаться на других достаточно опасно и, как правило, совершенно бесполезно. Она гордо выпрямилась и направилась к замку, готовясь встретить лицом к лицу все, что припас для нее сегодняшний лень.