ОБНИМАШКА БЕЖАЛА ПО улице рывками. Когда она скакала величаво, шагом или галопом, на ней было удобно ездить, но от ее рыси я клацала зубами. Я пару раз замедляла ее, но сегодня утром ей хотелось бежать рысью, и если она вбила что-то себе в голову, никакая сила на Земле не могла ее в этом переубедить. Я взяла ее, потому что магические волны в последнее время приходили короткими очередями, а зачарованный двигатель прогревался целую вечность. Также потому, что пару недель назад Бакхед пережил невидимый град. Сам град никто не видел, но видны были удары. Он не причинил особого ущерба (большая часть Бакхеда все равно лежала в руинах), но превратил дороги в полосу препятствий, обзаведясь большими выбоинами.
— Ты что, решила угробить меня? — Я поерзала в седле, пытаясь найти положение, в котором у меня не болела бы спина.
Обнимашка проигнорировала меня и продолжила бежать рысью.
Сегодня утром, когда я проснулась, мое тело дало мне понять, насколько оно недовольно тем, что я не собираюсь проводить день в постели. Я с трудом поднялась, мы приготовили завтрак, а потом я пошла в одну сторону, а Кэрран с Джули — в другую. Может, мне следовало взять машину. Сегодня мне нужно было добиться прогресса, и Сайман был моим лучшим выбором.
Сайман устроил свое логово в роскошном пентхаусе «Чемпион хайтс». Здание было невозможно не заметить. Оно было чуть ли не единственным высотным зданием, все еще стоявшим в Бакхеде. Его владельцы вложили непристойное количество энергии в его защиту, обманув магию, заставив ее думать, что здание очень большой природный камень. Во время магических волн часть его выглядела как гранитная скала, но прямо сейчас это было пятнадцатиэтажное здание, окутанное утренним туманом и освещенное лучами восходящего солнца, как какой-то мистический шпиль злого повелителя.
Обнимашка фыркнула.
— Мне он тоже не нравится, — сказала я ей. — Но тебе понравится здешняя конюшня. За нее стоит умереть.
Мы миновали парковку, заполненную сверкающими дорогими автомобилями, и я направила Обнимашку к конюшне. Затем у нас с сотрудником конюшни состоялся краткий спор о том, действительно ли Обнимашка квалифицируется как лошадь. Однако у меня было двадцать долларов, и я была готова расстаться с ними, так что я выиграла его по умолчанию. Благополучно поместив Обнимашку в загон, я поднялась по лестнице к парадным дверям, где охранник направил на меня автомат АК-47. Я выдала ему код доступа Саймана, и через несколько мгновений лифт выплюнул меня на пятнадцатом этаже. Они заменили ковер в коридоре со времени моего последнего визита. Новый был темно-синего цвета, со смехотворно высоким ворсом. Наступив на него, я, наверное, провалюсь по уши. Они должны были на всякий случай снабдить лифт спасательным жилетом.
Я подошла к двери Саймана и постучала.
Ответа не было.
Он был дома. Сайман был человеком привычки. Застать его ночью было ударом или промахом, но каким бы предприимчивым он ни был, к утру он возвращался домой.
Я стояла у двери и ждала. Он слышал мой стук. Одного раза было достаточно. В конце концов, его любопытство возьмет верх, и он откроет дверь.
Минула секунда. Мимо проползла еще одна.
У нас с Сайманом была долгая история. Мы познакомились во время моей работы в Гильдии. Ему удалось вывести из себя нескольких волхвов, и в итоге я стала его телохранителем на одну очень долгую ночь. Сайман был полиморфом: он мог принимать любую человеческую форму, любого пола, возраста и размера в пределах человеческой нормы. Ночью он заявил, что если примет правильную форму, то любой человек займется с ним сексом, а затем сделал мне предложение. Я сказала ему, что секс требует большего, чем физическое влечение. Сайману не нравилось, когда ему отказывали. Он дал мне большую скидку на свои услуги, чтобы удержать меня рядом, чтобы он мог продолжать попытки доказывать мне свою точку зрения. Затем он попытался использовать меня, чтобы отомстить Кэррану за нанесенный урон его гордости, и мой милый и понимающий жених ворвался на склад Саймана, вырвал двигатель у одного из роскошных автомобилей, хранящихся там, и использовал его, чтобы уничтожить остальной автопарк Саймана по заоблачным ценам. С тех пор они в какой-то степени зарыли топор войны — речь шла о больших деньгах — но никто не мог сказать, какой прием я получу.
Замок щелкнул, когда засов отодвинулся в сторону. Дверь распахнулась, и появился Сайман. У него было лицо моего отца.
Он воспроизвел его в совершенстве, от элегантного подбородка до прямого носа и мастерского изгиба соболино-черных бровей, но он не мог воспроизвести глаза. Глаза Роланда сияли едва сдерживаемой силой. Хью однажды сказал мне, что смотреть ему в лицо — все равно, что смотреть в глаза солнцу. Я сделала это, и магия, исходящая от моего отца, была подобна лавине. Она заставила меня отступить впервые за очень долгое время, не потому, что я боялась умереть, а потому, что я боялась, что все, кого я люблю, умрут вместе со мной. У этого «Роланда» были глаза Саймана: сардонические, тщеславные и смирившиеся с сосуществованием с идиотами, у которых была крупица его интеллекта, и которые были недостойны делить воздух, которым он дышал.
Я рассмеялась.
Сайман изучал меня, явно сбитый с толку. Должно быть, он планировал запугать или выбить меня из колеи. К несчастью для него, он не мог выглядеть менее похожим на моего отца, даже если бы был восьмидесятилетней женщиной.
Я попыталась снова взглянуть на него, не смогла сдержаться и засмеялась громче.
— Заходи, — рявкнул он.
— Да, папочка. — Я последовала за ним, хихикая.
Лицо Саймана приобрело приятный пурпурный оттенок.
— В этом нет ничего смешного.
— Тебе придется сделать что-то со своим новым прикидом. Ты смешишь меня.
По лицу Саймана поползли мурашки. Мой желудок забыл, что он внутри меня, и в ужасе попытался сбежать. Его кости двигались, растягивая кожу в вызывающей рвоту гротескной джиге, будто под его кожей катались теннисные мячи. Его волосы исчезли, впитались, его телосложение уменьшилось, и, наконец, передо мной стоял новый человек. Лысый, среднего телосложения, лицо не уродливое, но и не красивое. Чистый холст с лицом, усеянным острыми глазами. Это была его нейтральная форма, которую он носил чаще всего.
— Намного лучше, — сказала я ему, пытаясь убедить свой желудок не отказываться от завтрака.
Сайман взмахом руки пригласил меня сесть. Его квартира была ультрасовременным оазисом: изогнутые футуристические линии, сталь, стекло, черные стены, белая плюшевая мебель. Это было немного бездушно.
Я села на белый диван.
— Для человека, погруженного в магию, ты, кажется, очень любишь технологии.
— Мне нравится их цивилизующее влияние. — Сайман сел напротив меня.
— И тот факт, что их получение становится все более и более дорогостоящим, не имеет к этому никакого отношения?
— Это не относится к делу, Шаррим.
Шаррим. Королева. Так меня называли люди Роланда. Сайман был не просто знатоком магии. Он также был информационным брокером. Секреты были его товаром, и он пытался ткнуть меня носом в мой. Это было нормально. В эту игру могли играть двое.
— Я думаю, что это совершенно уместно для нашей дискуссии, Озир. Скажи мне, Локи когда-нибудь приезжает навестить своего внука? Что он думает о твоей кроватке?
Сайман сел прямее.
— Позволь мне избавить тебя от хлопот, — сказала я. — Давай перестанем притворяться, что ты не знал об этом до того, как я заявила права на город. Это то, чем ты занимаешься. Ты видел слова на моей коже, и ты отправился с нами к Черному морю и бродил по замку Хью д'Амбрея. Нельзя отрицать, что я похожа на своего отца. Ты понял это и решил ничего с этим не делать. Ты прикидывался дурачком, потому что хотел знать, что из этого выйдет. Теперь мы знаем. Ты должен сделать выбор, Сайман. Ты бы предпочел разговаривать с Шаррим или с Кейт Дэниелс? Я могу быть и той и другой, но я гарантирую тебе, что одна тебе понравится больше, чем другая.
— А если я скажу — Шаррим? — осторожно спросил Сайман.
Я откинулась назад.
— Тогда мы можем обсудить, почему ты не смог поддержать меня в моем противостоянии с отцом. У тебя есть контакты по всему континенту. Ты знал, что придет Хью д'Амбрей. Ты знал, что за ним последует Роланд. Ты не сделал ничего, чтобы предупредить меня. Теперь ты в моем городе, и у тебя хватает наглости носить лицо моего отца. Это была шутка или ты пытался сделать заявление, Сайман?
Я наклонилась вперед и пристально посмотрела на него своим жестким взглядом.
Сайман сидел очень тихо.
— Я бы очень хотела получить объяснение.
Сайман открыл рот.
— А если выберу Кейт?
Я вытащила пластиковый пакет с грязным стеклом.
— Мне нужно его проанализировать. Я ищу пропавшего оборотня. Возможно, ты вспомнишь его: высокий, крупный, оборачивается буйволом. Его зовут Эдуардо Ортего, и он ездил с нами на наш веселый отдых на Черном море. Я нашла его автомобиль с кольцом из этого стекла вокруг него. Кольцо было около двенадцати футов в диаметре и полфута в ширину. Стекло регистрирует цвет бронзы на м-сканере. Все, что ты можешь мне рассказать. Какая мифология, какая разновидность магии, что угодно. Наш обычный тариф.
Сайман моргнул.
— И это все?
— Ага.
Он посмотрел на зип-пакет так, словно это был скорпион, готовый ужалить его. В его голове происходили лихорадочные вычисления.
— А если я скажу «нет»?
— Тогда я отнесу его куда-нибудь еще.
Сайман сплел пальцы рук в единый кулак и оперся на него, глядя вдаль.
— Не торопись. — Я откинулась на спинку дивана.
— Ты пытаешь сообщить, что у тебя нет намерения влиять на события в городе? — спросил Сайман.
— Нет, если я не решу, что они нуждаются в моем влиянии.
— Это не оценочный, а фактический вопрос, — сказал он. — Может быть, только один из двух ответов: да или нет. Ты собираешься править?
— Нет.
Сайман размышлял.
— Я не могу решить, то ли ты не можешь понять шаткость своей ситуации, то ли ты намеренно не замечаешь ее, как страус, прячущий голову в песок.
— Ты всегда придумываешь такие лестные метафоры. В последний раз, когда у нас была одна из наших небольших бесед, ты сравнил меня с кактусом.
Сайман нахмурился, наморщив лоб.
— Кейт, дело не только в том, кто ты и достоинства твоих конкретных поступков. Речь идет о Нимроде, а ты его дочь. Ты подмяла под себя независимую от него территорию. Все, у кого есть что-то против него, придут сюда.
Они придут за мной? Ты этого не говорил.
— Спасибо, Капитан Очевидность за краткое изложение того, что мы итак знаем, это было самым впечатляющим.
— Тебя будут испытывать. Тебе будут бросать вызовы. Тебе понадобится поддержка. Если ты просто будешь избегать этого, город превратится в ничейный, поскольку различные силы будут соревноваться друг с другом за привилегию изгнать дочь Нимрода.
— Я намерена защищать город. Ничейным он не будет.
Сайман сделал паузу и снова уставился на меня. Что-то, что я сказала, очевидно, сломало его внушительный мозг.
— Ты будешь защищать город, но ты не собираешься править им.
— Да.
— Какой смысл защищать его? Ты ничего не получишь. Ты подвергнешь себя опасности без какой-либо реальной выгоды для себя. Это потому, что ты хочешь одобрения своего отца?
— Он может взять свое одобрение и засунуть его туда, где солнце не светит. Мне по-барабану.
— Тогда зачем?
— Потому что я притязала город. Я несу ответственность за его сохранность.
Он видимо не знал, что ответить.
— Я здесь живу, — сказала я. — Мне нравится Атланта. Я не хочу, чтобы она стала тем ужасным местом, где людьми правят придурки и держат в страхе. Ты тоже здесь живешь. Разве ты хочешь, чтобы это место превратилось в адскую дыру?
Молчание затянулось.
— Все, с кем ты вступаешь в контакт, становятся временно безумными. — Сайман тяжело опустился на диван. — Твой отец, Нимрод, Строитель Башен, обладает почти божественной силой. Ты ребенок женщины, которая предала его, и у тебя явно нет желания служить ему. Твоя сила, само твое существование — прямой вызов ему. Вместо того, чтобы убить тебя, он позволяет тебе действовать автономно, предположительно, чтобы ты могла превратиться в реальную угрозу для него. Тот дикарь, которого ты решила взять в свою постель, создавал Стаю в течение семнадцати лет. Сама его личность была связана с тем, чтобы стать Царем Зверей, но он бросает все это, чтобы жить с тобой в пригороде, хотя его уход на пенсию никогда не был частью сделки, которую ты заключила со своим отцом. И Стая позволяет этому случиться.
Откуда он знает?
— Кэрран любит меня. Он ушел, потому что хочет быть со мной.
— А твой отец?
— У него очень давно не было детей. Я его первенец в этом возрасте.
Сайман поднял брови.
— Это мне ни о чем не говорит.
— Он заинтригован моим существованием.
Сайман открыл рот, затем закрыл его.
— Я не буду частью этого безумия.
Он взял зип-пакет и подтолкнул стекло обратно ко мне.
— Неправильный ход, — сказала я ему.
— Твой отец убьет тебя, — сказал Сайман. — Возможно, не сегодня, но, безусловно, скоро. Если он не убьет тебя в ближайшем будущем, тогда в следующий раз любая сила попытается захватить город. Когда это произойдет, все, кто когда-либо поддерживал тебя, станут жертвами чистки. Ты прокаженная. Все, к кому ты прикасаешься, помечены.
Серьезно?
— Стать твоим союзником — подписать смертный приговор. Я ничего не получаю, поддерживая тебя. Я рискую разозлить тебя, отказавшись служить, но ты покинула Стаю, так что ты больше не в состоянии использовать ее против меня, и ты не предпримешь никаких действий, чтобы наказать меня напрямую, потому что ты скована своей собственной моралью.
Хорошо. По крайней мере, мы знали, где находимся. Я забрала зип-пакет и вышла.
***
Я ВОШЛА В двери «Кадам Армс» в половине десятого. Кузница занимала прочное здание в юго-восточной части города. Семь лет назад, когда я впервые пришла сюда, чтобы купить клинок, здесь были только Арнав, его сын Нитиш и дочь Неха. С годами бизнес рос, и кузница росла вместе с ним. Когда я сегодня зашла внутрь, я увидела двух подмастерьев, один из которых показывал лезвие покупателю, а другой пополнял запасы на полке. Ученица, которой едва исполнилось пятнадцать, подбежала ко мне, чтобы спросить, чего я желаю. Я спросила Нитиша, и через пять минут меня провели в подсобку, где Нитиш спокойно рассматривал несколько стальных блоков.
Нитиш взглянул на меня. Он стал мужчиной среднего роста, с густыми темными волосами, яркими темными глазами и улыбкой, которая освещала его лицо. Семья Нитиша происходила из Индии, города Удайпур, района, который с шестнадцатого века снабжал правителей Моголов оружием. Кофтгари был у него в крови. Это было точное искусство, особенно когда дело касалось надписей. Даже малейшее изменение изгиба в арабской надписи или неправильный угол штриха в кельтской руне на лезвии могут изменить его значение. Нитиш был лучшим в городе.
Я развернула кинжал и положила его на стол. Улыбка погасла. Он быстро накинул ткань обратно на лезвие.
— Это один из твоих, — сказала я.
Нитиш покачал головой.
— Да, точно, — сказала я ему. — Это твой кофтгари на лезвии. Есть только одна кузница, которая делает работу такого качества, и я могу сказать по образцу, что она не принадлежит твоему отцу. Для кого это было сделано?
— Это не очень приятный разговор, — тихо сказал он.
— Я знаю, что покупателем был мужчина, вероятно, последователь ислама.
Нитиш покачал головой.
— У меня пропал друг. Я нашла кинжал в его кабинете. Я знаю, что он не его. Он собирался жениться.
— Я женат. У меня дети, — сказал Нитиш.
Я откинула ткань, обнажив кинжал.
— Мне просто нужно имя. Тебе это никак не аукнется. Я не знаю где мой друг, но он пока жив. Он хороший человек, а его невеста потеряла руку, защищая беременную женщину. Они заслуживают шанса быть счастливыми. Мне нужно только имя.
Он не смотрел на меня.
— Что, если бы Према пропала? — Я позволила имени его жены упасть между нами, как тяжелому камню. Я должна была отправиться прямиком в ад за то, что так поступала с ним. — Нитиш, я бы не пришла к тебе, если бы у меня был выбор.
Нитиш натянул ткань обратно на лезвие и наклонился ближе.
— Пойдем.
Я взяла кинжал и последовала за ним через кузницу, мимо горна кузни и звона молотков, в дальнюю комнату. Он распахнул тяжелую дверь, включил свет и закрыл за нами дверь. Четыре стены, заполненные оружием, уставились на меня.
— Я не знаю его имени, — тихо сказал Нитиш. — Но я знаю, что он покупает. — Он указал на нож на стене.
Одностороннее лезвие длиной одиннадцать с половиной дюймов начиналось прямо у рукояти, а затем слегка изгибалось вправо, сужаясь и обратно изгибаясь влево на острие. Кончик кинжала, треугольный и усиленный, был почти игольчатым на самом конце. Зловещий острый край. Крепкий хребет, чтобы лезвие не сломалось. Простая рукоять, кость, обернутая кожей. Пешкабз[2]. В Персии семнадцатого века это был эквивалент бронебойного снаряда. Усиленный наконечник разрезал кольчугу, будто ее там даже не было. Он проскальзывал между ребрами, и если приподнять его под углом, он попадет в сердце. Дерьмо.
Мы спокойно смотрели на лезвие.
— Несмешанная сталь, — тихо сказала я.
— Нет. Обычно он не хочет дамаск. Это сталь ноль-шесть, — сказал Нитиш ровным голосом. — Для растерзания.
0-6 это инструментальная сталь. Такой клинок всегда сохранял свою остроту и превосходил лучший дамаск. Его также было невозможно отследить. Он выбирал инструментальную сталь, потому что для этого и был предназначен этот нож, он был инструментом. Этот клинок был создан не для охоты на монстров. Он предназначался для охоты на людей. Он принадлежал мужчине-убийце.
Нитиш шагнул вперед, взял со стола большую папку шириной в три дюйма и пролистал страницы. Он остановился, показывая мне страницу. «Метательные ножи». Не причудливые лезвия, а утилитарные, простые полоски стали длиной десять дюймов и шириной полтора дюйма. Достаточно толстые, чтобы лезвие не сгибалось, с двойным краем на острие в течение первых полутора дюймов, затем одинарный край. Рукоять не обработана, просто обычная сталь. Вопреки тому, что показывали в фильмах, убить человека, бросив нож, было действительно сложно. Даже если вам удастся вонзить лезвие, маловероятно, что вы заденете что-нибудь жизненно важное. В большинстве случаев ножи бросали, чтобы разозлить противника, чтобы он совершил что-нибудь глупое, чтобы отвлечь или просто пустить ему кровь, причинив боль. Эти ножи входили в тело, как горячий нож в масло, и их было чертовски сложно вытащить.
Нитиш снова перевернул страницу. Еще один кинжал, на этот раз с прямым лезвием. Та же простая, рабочая эстетика. Тот же убийственный клинок.
Кузнец закрыл папку.
— А мечи? — спросила я.
Он покачал головой.
Это означало что, либо покупатель не пользовался мечом, что было маловероятно, учитывая магическое дерьмо, которое Атланта регулярно бросала в нас, либо у него был любимый клинок, и он был достаточно хорош.
— Ты можешь описать его?
— Темные волосы. Борода. Большой. — Нитиш поднял руки. — Высокий. Носит очки. Мягкий голос. Спокойный. Он не похож на человека, который купил бы это. — Он указал на лезвие.
— Как он выглядит?
Нитиш вздохнул.
— Как человек мира.
— Когда он придет за пешкабзом?
— Не знаю, — сказал Нитиш. — Иногда он приходит на следующий день после того, как я говорю ему, что все сделано. Иногда через месяц. Он никогда не звонит заранее. Он платит наперед, а затем появляется без предупреждения.
— Ты позвонишь мне, когда он придет, чтобы забрать его?
— Он может вообще не забрать его, — сказал Нитиш. — Год назад он общался с моим отцом и попросил его поработать над этим.
Он перевернул книгу на последнюю страницу, где половина страницы была приклеена, образуя бумажный карман, и вытащил из нее фотографию. Круглая шкатулка из почерневшей стали чуть меньше футбольного мяча с круглой крышкой. На первый взгляд казалось, что случайный декоративный узор кофтгари был нанесен на темную поверхность стали, но крупный план крышки дал понять: узор не был случайным. Тонкая арабская вязь украшала сталь.
Бисмилляхир-Рахманир-Рахим
Во имя Аллаха, самого Милостивого и Милосердного,
Я ищу прибежища у Повелителя зари,
От зла, которое Он сотворил,
И от зла глубокой тьмы, когда она приходит,
И от зла тех, кто внушает (злые помыслы) в твердые решения,
И от зла завистника, когда тот завидует…
Сура «Аль-Фаляк», сто тринадцатая глава Корана. Вся шкатулка была покрыта защитными стихами.
— Шкатулка у него уже была, — сказал Нитиш. — Мы были нужны ему для нанесения кофтгари.
Ислам защищал своих последователей от сверхъестественного. Чтобы незнакомец ни собирался положить в эту шкатулку, он рассчитывал на божественную помощь, чтобы сохранить это там.
— Я заглянул в шкатулку, — сказал Нитиш. — Внутри она была гладкой и выглядела как кость.
— Слоновая кость?
— Нет. Кость. Будто череп.
Все лучше и лучше.
— Могу я на нее посмотреть?
— Он забрал ее два дня назад. Он даже не спросил о ноже. Я не думаю, что он помнил, что заказал его.
***
Я УСТАВИЛАСЬ ЧЕРЕЗ лобовое стекло на цепь, ограждающую парковку «Нового рубежа». Цепь повязывалась на ночь, сейчас было почти одиннадцать утра. Она должна лежать у одного из столбов. Вместо этого это она была натянута, не давая мне въехать.
Дерек обычно приходил в «Новый рубеж» к восьми утра. В противном случае Кэрран должен был уже вернуться из Гильдии наемников. Возможно, его задержали в Гильдии, но это было маловероятно. После его ответа на тираду Боба никто из наемников не стал бы с ним связываться. Это поручение должно было занять пятнадцать минут. У него возникли какие-то неприятности в Гильдии? Мое воображение нарисовало Гильдию в руинах и моего зайчика, появляющегося из-под обломков, ревущего и раскачивающегося вокруг обмякших тел «Четырех Всадников».
Это было бы весело.
Ладно, не самый продуктивный ход мыслей.
Разговор с Сайманом явно привел меня в дурное настроение. В моей голове, пробормотала моя покойная тетя: «Люди — рыбы. Они умирают. Ты остаешься». В некотором смысле Сайман был прав. Я была испорчена, но не потому, что была обречена. Я была запятнана, потому что у меня была сила, такая сила, которая развращала и превращала людей в искаженные версии самих себя. Я была достаточно извращена.
Я припарковалась перед зданием и попробовала открыть дверь. Она, как и следовало ожидать, была заперта. Я отперла ее и вошла внутрь, в большую главную комнату. Шторы все еще были опущены. Я подняла их, позволяя свету осветить широкую комнату с четырьмя столами. Раньше было только два стола, один для меня и один для Андреа Нэш, но теперь Андреа была занята управлением кланом буда. К тому же она была беременна. Мы старались встречаться за обедом каждую пятницу, и в последний раз, когда мы встречались, она съела четыре фунта ребрышек на гриле в одиночку. Она хотела съесть и сами ребра, но я ее отговорила. Затем она надулась и назвала меня занудой.
Теперь ее стол стоял в запустении и оставался таким, каким она его оставила. Она утверждала, что вернется, но я сомневалась. Мой стол был справа от ее стола, Дерека — прямо за моим, а Кэррана — за столом Андреа. Ни на одном из столов не было никаких записок. Чудненько.
Я приземлилась на свое кресло. Сайман был прав в одном: если я паду, город падет вместе со мной. Быть моим союзником было смертным приговором. Как, черт возьми, я собиралась сохранить их всех в безопасности? Я даже не могла найти Эдуардо. Раньше я отвечала только за свою собственную безопасность. Затем я стала отвечать за безопасность своих друзей, а затем за безопасность Стаи. Теперь я должна была защищать город. Мои обязательства продолжали расти, и не в хорошем смысле.
Я не хотела этого делать. Я не хотела нести ответственность за город.
Ничего из этого не произошло бы, если бы я не заявила права на Атланту. Но позволить отцу добавить ее к своей растущей империи было бы хуже. Мой отец понимал концепцию демократии и свободы воли. Он просто чувствовал, что они должны осуществляться в рамках его собственной воли. Мой отец был королем, тираном и завоевателем. Он никогда не избирался на должность. Он, вероятно, посмеялся бы над этой идеей. И если бы он каким-то образом решил провести выборы, он бы заставил массы избрать его, потому что он искренне верил, что он лучше всего подходит для мудрого правления.
Жалость к себе ничего не дала. Это совсем не помогало Эдуардо. Мне нужно было найти кого-нибудь, чтобы проанализировать стекло. Чем скорее, тем лучше. И мне придется найти путь в Гильдию.
Я проверила автоответчик. Три сообщения. Я нажала на кнопку.
— Эй, ты, извращенная головорезка, — сказал голос Лютера из машины. — Я попросил своего спеца по букашкам проверить твоего гигантского жука. Это скорпион ветра, также известный как верблюжий паук, солифугид, что делает его паукообразным. Самые крупные виды вырастают примерно на шесть дюймов, включая ноги, и они не ядовиты и не опасны для людей. У нас есть несколько таких штуковин в Аризоне, но мой парень говорит, что этот, скорее всего, с Ближнего Востока или Северной Африки. Еще не поздно рассказать мне, что ты знаешь. Перезвони мне, если у тебя осталась хоть капля порядочности.
Упыри, волчьи грифоны, надписи на арабском, а теперь вот и скорпионы ветра. Все это указывало на одну и ту же географическую область. Проблема была в том, что я понятия не имела, как все это сочетается. Я не могла рассказать Лютеру, что знала, поскольку я ничего не знала. Может быть, если я выйду на улицу и подам милостыню бедным, какая-нибудь мистическая старушка продаст мне волшебную лампу с джинном-помощником, который ответит на все мои вопросы.
Аппарат щелкнул, переходя к следующему сообщению.
— Привет, это Барабас. Пожалуйста, позвони мне, как только прослушаешь это.
Я набрала номер. Как раз то, что мне было нужно, еще одна чрезвычайная ситуация.
После первого гудка Барабас поднял трубку.
— Привет. Кажется, я нашел лазейку.
Отменяем панику по поводу еще одной чрезвычайной ситуации.
— Расскажи мне о времянке в Гильдии.
И тебе доброго утра.
— Времянка — это приостановка найма. Наемники Гильдии являются подрядчиками, но они все равно должны быть официально наняты Гильдией. Если Гильдия решит, что на одного наемника приходится слишком мало работы, начинается времянка — временное приостановление, пока не станет больше работы или меньше наемников.
Я начала рисовать скалу на листе бумаги.
— Они сейчас на времянке, — сказал Барабас.
— Меня это не удивляет. Место вокруг них рушится. — Я добавила кучу фигурок из палочек к обрыву и нарисовала под ним падающую долларовую купюру.
— Из моего обзора и информации, которую я получил от Джима, следует, что административный персонал играет центральную роль в получении прибыли Гильдией.
— Да. Клерк — это смазка, которая заставляет вращаться шестеренки.
— Поправь меня, если я ошибаюсь. Боб Карвер со Всадниками хотели получить доступ к пенсионному фонду. Они ограничили бюджет Гильдии, поэтому административный персонал перестал получать зарплату и ушел. Без Клерка и его сотрудников невозможно эффективное распределение заявок. Никто не принимает, не назначает и не отслеживает задания, поэтому клиенты злятся, когда никто не появляется. Бизнес Гильдии иссякает, что приводит к финансовому дефициту. Это «Уловка-22»[3].
— Точно. — Я добавила фигурку, ныряющую за долларовой купюрой, и написала Боб над ее головой. — Гильдии нужны деньги, чтобы нанять администраторов, но в первую очередь им нужны администраторы, чтобы зарабатывать деньги.
— Нам нужно разорвать этот порочный круг.
— Как?
— В руководстве есть положение, которое разрешает каждому наемнику вносить деньги в Гильдию и указывать, куда они идут.
Я потерла лицо, но это никак не помогло.
— Ты хочешь, чтобы мы отдали Гильдии наши деньги?
— Да.
— Барабас, это же тонущий корабль. Ты предлагаешь пустить деньги не ветер?
— Выслушай меня.
Знаменитые прощальные слова.
— Хорошо.
— Мы вложим деньги в Гильдию при условии, что они будут потрачены специально на наем команды администраторов. Клерк возвращается, заявки…
— Халтурка. — Если он настаивает на этом бреде, то пусть начинает использовать правильные термины.
— Халтурка снова распределена должным образом. Наемники снова зарабатывают деньги, что дает нам мгновенное одобрение с их стороны.
— Что произойдет, когда эти деньги кончатся?
— Нам нужно быть уверенными, чтобы денег хватит до тех пор, пока финансы Гильдии не восстановятся. Мы используем заработанную репутацию и наши акции, чтобы преодолеть бюджетный барьер. Люди не терпят беспорядок. Беспорядок означает, что они не могут зарабатывать деньги. Им нужно сильное руководство. Нам нужно создать себе репутацию, что мы именно те люди, к которым обращаются, когда есть проблема, которую нужно решить.
— Сколько денег нам понадобится?
— По моим прогнозам нам нужно не менее 142 860 долларов, чтобы финансировать административные операции с основной командой в течение следующих четырех месяцев, именно столько времени, по моим оценкам, нам понадобится, прежде чем Гильдия вновь станет платежеспособной.
Я переваривала эту сумму.
— Кейт?
— Дай мне секунду.
— Это выполнимая сумма. Кэрран выделил мне бюджет в 300 000 долларов.
Ого!
— Кейт?
— Индивидуальный взнос ограничен 50 000 долларов. Джим не хочет, чтобы кто-либо из членов Стаи состоял в Гильдии, и временная мера не позволяет Кэррану или кому-то из нас вступить в Гильдию. Мы застряли. У нас недостаточно людей, чтобы внести необходимые деньги.
— Для протокола, я думаю, что это ужасная идея.
— Я обязательно приму к сведению твое возражение, — сказал Барабас.
— Посмотри в главе о членстве в корпорации. Я могу нанять до трех человек в качестве вспомогательной поддержки. Оборотная сторона этой монеты в том, что если они облажаются, наказана буду я.
— Я это видел. Такое возможно, если ты являешься корпоративным членом не менее шести месяцев.
— Я являюсь таким членом больше года. Я поменяла свое членство, когда Кэрран дал мне «Новый Рубеж». Очень умный юрист Стаи с колючими рыжими волосами посоветовал мне сделать это для целей налогообложения. — Кроме того, Гильдия имела хорошую стоматологическую страховку для своих корпоративных членов.
— Юристы Стаи дают хорошие советы, — сказал Барабас. — Даже если они не всегда помнят об этом. Я тебе перезвоню.
Он повесил трубку.
Что ж. Думается, Кэрран позаботился об этом.
Если мы собираемся захватить Гильдию, нам нужен Клерк. Я пролистала телефонную книгу. Я понятия не имела, где Клерк, но знала, где Лори. Она была его любимой протеже, потому что, как он признался мне однажды поздно ночью, у нее было больше половины мозга. Родители Лори, Карен и Бренда, держали пекарню на Кэмпбелтон-роуд, которая называлась «Сладкие щечки». Я помнила название, потому что однажды зашла туда, чтобы купить торт, и одна из ее матерей (я думала, что это Бренда, но не была уверена) дразнила меня из-за моего меча, пока не вышла Лори и не сказала ей, чтобы та перестала со мной возиться.
Ах, вот и он. Я набрала номер.
— Пекарня «Сладкие щечки».
— Здравствуйте, могу я поговорить с Лори, пожалуйста?
— Привет, Кейт, чем могу помочь?
Приятно, когда тебя узнают.
— Ты не знаешь, где найти Клерка?
Лори вздохнула.
— Ты слышала, как он часто говорил, что будет управлять баром, когда уйдет на пенсию?
Не слышала, но это не имело значения.
— Он купил бар?
— Он нашел себе работу в «Стальном коне». Он говорит, что хочет прочувствовать бизнес.
«Стальной конь» был пограничным барьером, который находился на невидимой границе между Стаей и территорией Племени в Атланте. Это была нейтральная забегаловка, и у меня было много общего с его владельцами.
— Гипотетически, если бы кто-нибудь предложил тебе вернуться на твою старую работу в Гильдии, ты была бы заинтересована?
Возникла пауза, прежде чем настойчивый шепот заполнил мое ухо.
— Кейт, если ты вытащишь меня отсюда, я буду покупать тебе выпивку в течение года. Если мне придется намазать крем еще на один морковный кекс, я повешусь.
— Спасибо тебе за помощь.
Я повесила трубку. «Стальной конь» не откроется еще час или два.
Индикатор автоответчика мигнул. Так-с, еще сообщение.
Я снова нажала кнопку автоответчика.
— Это отдел посещаемости Академии «Семь звезд». Ваша ученица, Джули Леннарт-Дэниелс, отсутствовала на следующих уроках…
Джули не прогуливала школу. Я похолодела.
— Первом…
Сегодня утром она не была больна.
— Втором…
Кэрран должен был отвезти ее прямо в школу.
— И третьем.
Она отсутствовала все утро. Кэрран с ней так и не доехали до школы.
— Пожалуйста, предоставьте необходимую документацию в течение двух рабочих…
Магическая волна окатила меня. Черт возьми, именно то, что мне было нужно.
Я схватила телефон и набрала номер Академии «Семь звезд». Работай, черт бы тебя побрал.
Бип. Еще раз бип…
— Академия «Семь звезд», Эмили слушает.
— Меня зовут Кейт Дэниелс. Джули вообще приходила сегодня в школу?
— Нет, мэм.
— Пожалуйста, позвоните мне, как только она появится.
Я повесила трубку и набрала домашний номер. Бип. Бип. Бип. Бип…
Что, черт возьми, могло случиться?
— Оставьте сообщение, — сказал мой собственный голос.
— Кэрран, где ты, черт возьми? Я не могу найти Джули. Джули, если ты там, возьми трубку. Я не буду тебя ругать. Мне просто нужно знать, что ты в безопасности.
Тишина.
Я повесила трубку и набрала Барабаса.
— У меня его еще нет, — сказал он.
— Ты видел, как Кэрран уезжал сегодня утром?
— Да.
— С ним была Джули?
— Да.
— Он возвращался?
— Нет. Я был здесь все утро. Я бы услышал машину.
— Позвони мне, если увидишь его. Пожалуйста.
Я повесила трубку.
Джули и Кэрран пропали. Совсем как Эдуардо. Потребовалась бы целая армия упырей, чтобы уничтожить Кэррана. Он скорее умрет, чем позволит им забрать Джули. Куда он мог поехать с ней?
Я набрала номер Крепости, передовой станции охраны.
— Вы обратились в Стаю… — сказал Арти.
— Это я.
— Консорт… то есть, не консорт. Экс-консорт?
— Кэрран в Крепости?
— Нет. Ни один из вас не может находиться в Крепости, пока не кончатся девяносто дней…
Я повесила трубку.
Джули была беспризорницей. Если ее не похитили упыри, и она прогуляла школу, то найти ее было бы практически невозможно. Найти Кэррана было намного проще. Как только я найду его, он сможет сказать мне, отвез ли он ее в школу. Сначала он собирался пойти в Гильдию. Я набрала номер Гильдии. Я заставлю одного из этих придурков сказать мне, был ли он там.
Быстрый сигнал отключения завыл у меня в ухе, как бешеное сердцебиение. Какого черта…? Я набрала номер, который вел прямо в офис Марка. Телефон прогудел раз, два, и крик ударил мне в ухо, грубый пронзительный вой человеческого ужаса.
— Помогите! Помогите мне!
Сильный грохот заглушил голос, и знакомый молодой голос взвизгнул.
— Он идет!
Джули.
До Гильдии было меньше двадцати минут езды верхом. Я выбежала за дверь.