Магия сдвигается

Глава 19

Я ВОШЛА В «Эпплби’с» в своей рабочей одежде: свободных темных брюках, ботинках, сером свитере и простой черной куртке. Вес «Саррат» удобно покоился у меня за плечами. Кэрран шел рядом со мной. Он хотел надеть спортивные штаны, потому что «они легче рвутся». Я спросила его, не хочет ли он, чтобы я купила ему какие-нибудь джинсы для стриптиза, чтобы он не был похож на русского гангстера из фильмов перед Сдвигом, после чего он сильно обиделся и вместо этого надел обычные джинсы.

Джули принесла свои топоры «Кестрел». Она также надела большие черные ботинки со стальными носками, свитер бордового цвета, который я связала для нее, и короткую плиссированную юбку без чулок, несмотря на холод. Некоторым вещам не было логического объяснения. Оставалось просто смириться с этим.

Хостесс посмотрела на нас троих и указала на табличку у себя над головой.

— У нас строгая политика отказа от оружия.

— Что, если мои кулаки — смертельное оружие? — спросила Джули

Менеджер вышел из задней комнаты, увидел нас и почти побежал по коридору.

— Вы можете оставить кулаки, — сказала хостесс. — Но…

Менеджер остановился перед нами.

— Проходите. Ваш столик ждет вас.

Хостесс открыла рот и тут же захлопнула его.

Он повел нас в заднюю часть ресторана к столику у окна. Стол был рассчитан на шестерых. Мой отец сидел один, завернувшись в простой коричневый плащ. Плащ знавал лучшие дни, а глубокий капюшон, скрывавший его лицо, был изношен. Он изо всех сил старался быть незаметным, его магия сгустилась и обволакивала его. «Бог в одежде нищего» был впечатляющим, но я все равно раскусила бы его.

Когда мы приблизились, он откинул капюшон, и меня поприветствовало лицо моего отца. Хью однажды описал его как «восход солнца». Сказать, что Роланд был красив, было бы грубым преуменьшением, все равно, что назвать ураган легким бризом. Мой отец был красив, его лицо было идеально пропорциональным, с бронзовой кожей, квадратной челюстью, обрамленной короткой седеющей бородой, пухлым ртом, мощным носом, высокими скулами и большими темными глазами под густыми бровями. В тот момент, когда вы встречались с ним взглядом, вы забывали обо всем остальном.

В Библии, в книге Иова, был отрывок, в котором говорилось, что не возраст гарантирует мудрость, а дух человека, дыхание Всемогущего дает мудрецам понимание. Когда смотришь в глаза моего отца, его дух смотрит на тебя в ответ. Глаза сияют с такой силой, словно сама магия наполняет их. Он был человеком, который ходил по Земле еще до того, как была написана Библия, и его мудрость была такой же величественной и неподвластной времени, как горы Сарават. Это не помешало ему совершать человеческие ошибки или быть невосприимчивым к таким мелким вещам как месть, наказание, или убийство моей матери, потому что он считал, что я слишком опасна, чтобы родиться.

Ага, так оно и было.

Позади меня споткнулась, но удержалась Джули. Кэрран казался совершенно равнодушным. Бывший Царь Зверей был не впечатлен.

Кэрран подошел к столу и выдвинул два стула. Я села на один, а Джули — на другой, сбоку. Если все пойдет наперекосяк, я смогу за полсекунды левой рукой затолкать ее в соседнюю кабинку.

Кэрран сел рядом со мной. Его лицо было расслабленным, выражение нечитаемым.

Менеджер вертелся рядом с нами с выражением полной преданности на лице.

— Чай со льдом, — сказала я.

— Кока-кола, — сказала Джули.

— Чай со льдом, — сказал Кэрран.

— Чай со льдом для меня тоже. На этом все, — сказал мой отец.

Менеджер ушел.

— Есть ли какой-нибудь способ, который воздержал бы тебя от ворожбы над нашим официантом? — спросила я.

— Я ненавижу плохое обслуживание, — сказал он и улыбнулся. — Я взял на себя смелость заказать картофельные чипсы и луковые кольца. Я так рад, что мы смогли это сделать.

Пришло время играть свою роль.

— Башня, отец. Я хочу, чтобы она исчезла.

— Это не башня. Просто высокое здание.

Я достала «Полароид» из внутреннего кармана куртки и положила его на стол.

— Это модель башни.

— Мы рассматриваем это как угрозу, — сказал Кэрран. — Если вы хотите войны, вы ее получите.

— Я строю резиденцию, — сказал Роланд.

— Зачем?

— Чтобы я мог быть ближе к тебе, конечно. За эти годы мне разлюбились отели, и я хочу останавливаться в удобном месте, когда буду навещать вас.

— Я не хочу, чтобы ты навещал меня.

— Родители не всегда делают то, чего хотят дети, — сказал Роланд. — Иногда они появляются без предупреждения и придираются по поводу каких-то привычек в еде. И я собираюсь действовать именно так. Вы двое назначили дату свадьбы?

— Не меняй тему, — прорычала я.

— Цветочек, я купил землю. Ты не можешь помешать мне, построить на ней все, что я захочу. Но если это причиняет тебе беспокойство, я буду готов оговорить, что высота не будет превышать двух этажей.

Да, и каждый этаж будет высотой в сто футов.

— Высота всего здания не более пятидесяти пяти футов.

Роланд улыбнулся.

— Очень хорошо.

Подошел официант, коренастый темноволосый мужчина лет под тридцать, неся большой поднос с напитками, картофельными чипсами, хрустящими кольцами жареного лука, сырными палочками и крендельками с пивным соусом. Он начал все это расставлять на столе. Очевидно, мой отец заказал все меню закусок.

— Теперь, когда я согласился, поговорим о свадьбе. Когда вы собираетесь перестать жить во грехе?

— Это уже слишком, слышать такое от тебя. Прости, сколько жен у тебя было?

— За последнее время только одна.

— Да, и ты убил ее.

Официант доблестно ухватился за стопку маленьких тарелочек с закусками.

Роланд вздохнул.

— Давай больше не будем говорить об этом.

— Она была моей матерью.

Официант чуть не уронил кольца.

— Да, и я сильно любил ее.

Официант поставил последнюю тарелку на стол и сделал паузу.

— Могу я принять ваш заказ?

— Картофель фри с сыром, — сказала Джули.

— Мне все равно, — сказала я.

— Принесите мне какого-нибудь мяса, — сказал Кэрран.

Мой отец повернулся к официанту.

— Заказ ребенка остается в силе, с добавлением «Ширли Темпл». Моя дочь предпочитает «Баха тако», креветки обжаренные, а не зажаренные, уберите лук и принесите ей чай со льдом из ежевики с добавлением лимона. Мой будущий зять любит баранину средней прожарки без перца, печеный картофель с маслом и солью, без сливок и «Ньюкасл Вервольф», хотя он согласится и на коричневый эль или на «Блю Мун». Я возьму стейк-бурбон и бокал красного.

Официант почти отдал честь, прежде чем уйти.

Отец следил за нами, не просто следил, а достаточно тщательно изучал, чтобы узнать, что я вытаскивала вареный лук из своей еды.

— Теперь я верю, что если мы все перестанем притворяться уменьшенными версиями самих себя, этот разговор будет протекать намного легче. — Роланд обмакнул крендель в пивной соус.

— Хорошо. Сколько у тебя шпионов на нашей территории?

— Хватает. — Роланд улыбнулся. — Я ничего не могу с этим поделать. Это удел родителей. Даже когда дети не хотят видеть нас в своей жизни, мы не можем не наблюдать издалека, готовые защитить и оказать помощь.

Наблюдать издалека… интересненько.

— Вы не ответили на мой вопрос о свадьбе.

Я откинулась назад.

— Почему это имеет для тебя значение?

— Считай меня старомодным, — сказал он. — Люди болтают. Люди спрашивают, когда и состоится ли официальный союз.

— Кто эти люди?

— Д'Амбрей, — сказал Кэрран.

— Как поживает Наставник? — спросила я.

— Я его не видел. — Отец пожал плечами. — Он взял что-то вроде творческого отпуска. Путешествие, чтобы найти себя.

— Это была его идея или ваша? — спросил Кэрран.

— Немного того и другого.

Появился официант с нашими напитками, убрал пустые тарелки и исчез.

Хью был сослан в наказание за свою неудачу.

— И пока он в этом творческом отпуске, ты будешь все отрицать. Ты не можешь нести ответственность за то безумное дерьмо, которое он вытворяет, находясь в изгнании. Как удобно.

— Довольно удобно, не так ли? — Роланд улыбнулся.

Ага.

— Твоя постоянная песенка о том, что «мы еще не решили», вызывает ажиотаж, — сказал Роланд. — Не поймите меня неправильно, сложный сюжет в высшей степени забавен, но этот иудео-христианский век сопровождается некоторыми более строгими условностями. Это видно по языку. «Жизнь во грехе», «порядочная женщина», «сожительство» — смысл последнего, конечно, в том, что ты слишком бедна, чтобы выйти замуж, и поэтому должна жить в лачуге. Кстати, это не вопрос денег, не так ли?

— Прекрати, — прорычала я.

— Я понимаю, вы сильно потратились, — сказал Роланд.

О нет. Он не посмеет.

Кэрран сделал глоток пива.

— Ваши шпионы дали маху. Мы не промотали наши деньги. Мы вложились в недвижимость. Валюта падает и обесценивается, но земля всегда сохраняет свою ценность. Однако, если у вас возникнет нехватка наличных, дайте знать. Мы можем ликвидировать некоторые из наших активов в кратчайшие сроки.

Хa! Получи фашист гранату!

— Я обязательно буду иметь это в виду. Я не хочу придираться. Кейт, я просто хочу отвести тебя к алтарю.

Будь вежлива, будь вежлива, будь вежлива…

— Нет. — Вот так. Вышло супер.

— Что, если у вас будет ребенок? — спросил Роланд.

— И что? — К чему он клонит?

— Ты же не хочешь, чтобы твои дети были незаконнорожденными, Кейт. Такое никогда не заканчивается хорошо.

Я положила голову на стол. Это было как физическое насилие.

Принесли еду. Я взяла один из своих «Баха тако» и съела его от отчаяния. Мне нужно было топливо, чтобы продолжить этот разговор.

— Как дела в школе? — спросил Роланд Джули.

Все мои чувства пришли в состояние повышенной готовности.

— Прекрасно, — сказала она. — Спасибо тебе. Я только что получила пятерку за эссе о Данииле.

— Ты пользовалась апокрифами? — спросил Роланд мягким голосом.

— Конечно, — сказала Джули.

В апокрифах, собрании древних писаний, которые по разным причинам были удалены из современной Библии, была целая глава, посвященная Даниилу. Древний Даниил надрал многим задницы, в отличие от его современной версии, которая подчеркивала смирение и пассивное сопротивление. Вполне возможно, что я слишком сильно вслушивалась в этот разговор, но то, как они говорили, наводило на мысль, что это была не первая их дискуссия. Джули нужно было кое-что объяснить. И моему отцу придется прекратить вмешиваться в мою жизнь, иначе он пожалеет об этом.

— У твоей бабушки слабое здоровье, — сказал мне Роланд.

У кого, что? Где?

— Моя бабушка умерла. — И ее магия, оказавшаяся между жизнью и смертью, подпитывала сумасшедший дом Мишмар, тюрьму моего отца.

— У твоей другой бабушки, — сказал он.

Я застыла.

— Мать твоей матери все еще жива, — сказал он. — Едва ли. Ей восемьдесят девять лет. Я иногда навещаю ее, но ей становится все хуже.

— Она знает, что случилось с ее дочерью?

Роланд покачал головой.

— Она знает, та умерла.

Он продолжал находить способы не произносить имя моей матери.

— Она, правда, знает о тебе. Ей не так много осталось. Если хочешь узнать больше о своей матери, я могу организовать транспорт, чтобы ты могла пообщаться с ней, прежде чем шанс будет навсегда потерян.

Мой мир перевернулся с ног на голову. Я не помнила свою мать. Ни намека на ее лицо, ни шепота ее голоса, ни даже ее запаха. Он подбрасывал мне наживку, и я не была уверена, кого я ненавидела больше — его за то, что он использовал ее память, или себя за то, что хотела воспользоваться этим.

— Где она? — спросила я.

— В Сиэтле, — сказал Роланд.

Ясно. Он хотел увезти меня из города, подальше от ифритов. Он выбрал чертовски привлекательную приманку. Конечно, он организовал бы транспортировку туда. Он ничего не сказал об организации обратной поездки.

— Ты можешь оказаться там через три дня, — сказал он.

Через три дня Эдуардо будет мертв. Я была уверена в этом.

Кэрран взглянул на меня, и я увидела предупреждение в его глазах. ДА. Я знаю. Он пытается отвлечь меня и увезти из города. По какой-то причине мой отец действительно не хотел, чтобы я имела дело с джинном, и именно поэтому мне придется остаться.

— Извини, но я должна отказаться. — Вырывающиеся слова причиняли боль. — Мне здесь нужно кое-что сделать.

— Кейт, у тебя не будет другого шанса.

— Я не собираюсь беспокоить пожилую женщину, которая никогда меня не видела. Мое место здесь. У меня есть кое-какие дела, и я не могу уехать, пока не доведу их до конца.

— Очень хорошо, — сказал Роланд. Ни намека на разочарование. Очень мило, папочка.

Мне захотелось ткнуть его вилкой. Он использовал память о маме, чтобы манипулировать мной. Он пожалеет об этом.

— Кроме того, ты знал Калину лучше всех.

Я внимательно наблюдала за ним, и уголки его глаз дрогнули, когда я произнес ее имя. Каково на вкус твое собственное горькое лекарство, отец? Выпей за меня еще ложечку.

— Почему бы тебе не рассказать мне о ней? Ты был с ней до конца. Ты видел, как свет погас в ее глазах.

Роланд отпил глоток вина.

— Цветочек, если ты хочешь знать, как умерла твоя мама, я расскажу тебе. Спрашивай.

Не вступай на эту дорожку. Уходи, потому что на этом пути лежат драконы.

К черту драконов. Мне нужно было знать.

— Расскажи мне, как умерла моя мама, отец.

Он ждал.

Мы подкалывали друг друга и притворялись, что это не больно.

Мне хотелось выдавить это слово сквозь зубы, но я не доставлю ему такого удовольствия. Мне потребовалась вся моя воля, чтобы это звучало непринужденно.

— Пожалуйста.

— В южной части Волчьей ловушки есть небольшое кафе, — сказал он. — Там я впервые повстречал твою мать.

Волчья ловушка, штат Вирджиния, к северо-западу от Арлингтона, был новым городом, построенным Орденом с нуля. Именно там Рыцари Милосердной помощи устроили свою штаб-квартиру. Моя мать некоторое время работала с Орденом. И мой отец посетил его, прогуливаясь по его улицам на виду у десятков рыцарей, зная, что они бы все пали, пытаясь убить его, если бы только знали, кто он такой.

— Она сидела за столиком в одиночестве, читала книгу и пила кофе из белой чашки со сколами.

Его голос соткал заклинание, наполненное тоской, любовью и горем. Я хотела верить, что это ложь, но это казалось таким искренним. Таким реальным.

— Солнце светило в окно, и ее волосы сияли, как тончайшее золото. Я сел за ее столик и спросил ее, почему она не попросила другую чашку. Она сказала, что в несовершенстве есть уникальная красота. Ни на одной другой чашке никогда не будет таких же сколов. Она напомнила ей о необходимости быть внимательной, потому что каждое мгновение может подарить опыт, который изменит ее навсегда. Когда она решила, что устала убегать, я снова нашел ее там, в том кафе, сидящей за тем же самым столиком. Я сел на другой стул и сказал ей, что люблю ее. Я сказал ей, что ей не обязательно убегать, и что, если она захочет достать луну с неба, я протяну руку, сорву ее с небес и отдам ей. Она сказала мне, что ты прекрасный ребенок. Что ты часть ее и часть меня, и ты совершенна. Она взяла мою руку, поцеловала мои пальцы и сказала: «Я люблю тебя. Не ищи ее…», а затем ударила меня ножом.

Боль в его глазах пронзила меня, все еще живая и вибрирующая спустя почти тридцать лет.

— Твоя мать знала, что твое существование бросает вызов моей власти. Она предала меня ради тебя. И она сделала это не одна. Она переманила на свою сторону моего Военачальника и повернулась спиной к нашему союзу. Ядро моей силы, самые близкие мне люди знали об этом и ожидали действий. Этого требовали моя гордость и мое правление. Предательство, которое так глубоко ранило, требовало публичного наказания. Ворон был всего лишь пешкой. Ты была малышкой и не несла никакой ответственности за то, что произошло. Оставалась только твоя мать. Когда она вонзила нож мне в глаз, я знал, что она пожертвовала своей жизнью, чтобы ты жила. Ее смерть удовлетворила бы общественное требование мести. И поэтому я выполнил ее желание и убил женщину, которую любил, ради ребенка, которого я помог произвести на свет.

Он все еще любил ее, после всех этих лет. Должно быть, он любил ее больше всего на свете, и он был одновременно инструментом и причиной ее смерти. Если бы он не любил ее, он бы не согласился на мою концепцию. Он не наделил бы меня своей силой, и тогда ему не пришлось бы пытаться разрушить то, что он создал из-за любви. Я сказала ему, что наша семья — монстры, и он поправил меня. Он сказал, что мы великие и могущественные монстры. Но ничто из нашей силы не имело значения. Мы все еще были прокляты.

— Твоя мать любила тебя еще до того, как ты родилась. Ничто, даже я со всей моей силой, не могло этого уменьшить. Я хотел ее больше, чем когда-либо хотел чего-либо за все свои годы. Подумать только, что все, чем я являюсь, было разрушено самой простой и основополагающей вещью — любовью матери к своему ребенку.

Он потянулся ко мне и коснулся моей руки. Слишком поздно я поняла, что опустила свои щиты, и моя магия заполнила комнату, это было видно любому, у кого есть дар.

— Твоя магия прекрасна, дочь моя, — сказал Строитель Башен, его глаза светились силой. — Тебе следует показывать ее чаще, потому что ты совершенна.

***

К ТОМУ времени, как мы почти покончили с тарелками, Джули объявила, что ей холодно. Кэрран предложил проводить ее до машины, чтобы купить толстовку. Они встали одновременно и вышли. Мгновение спустя появился наш официант и поставил передо мной маленькую тарелочку с кусочком шоколадного торта.

Я посмотрела на Роланда. Он покачал головой.

— Это не я.

— Джентльмен заказал его на выходе, — сказал официант, затем поставил кофе перед Роландом и удалился.

Шоколад был реально дорогим удовольствием. Я отрезала вилкой крошечный кусочек торта и попробовала его. Он таял у меня на языке. Мне пришлось есть его очень медленно, чтобы подольше насладиться.

— Как ты думаешь, он действительно любит тебя? — спросил мой отец.

— Да. — И мне пришлось сменить тему, прежде чем он начал второй раунд разговора о свадьбе. — Отец, почему наша магия отскакивает от людей, одержимых ифритом? Из-за географической близости? — О да, гладко вроде вышло. Хотя нет.

— Что ты пыталась использовать? — спросил он.

— Слово силы.

— Я помню, как пробовал такое. Самая сильная боль моего детства. Позволь мне научить тебя. Ты многого не знаешь, Цветочек. Позволь мне помочь тебе разобраться в этом. По крайней мере, позволь мне уберечь тебя от элементарных ошибок.

— Ты это пробовал. — Я отломила еще кусочек торта.

— Мне было восемь.

Ох.

— И я сделал это, потому что мне специально сказали не делать этого. — Роланд допил кофе. — Я хотел знать, что произойдет.

Звучало очень похоже на то, что бы сделала я.

— Ты частично права, сопротивление вызвано географической близостью и просчетом со стороны твоего пра-пра-пра-пра… — Он нахмурился. — Нет, все верно. Пра-пра-пра-прадедушки. Ифриты угрожали его границам, и он решил, что ребенок смешанной крови отличная идея, поэтому он женился на женщине-получеловеке, наполовину ифритке. Она была его сороковой женой. Я запомнил, потому что это было красивое круглое число. У него родился ребенок, дочь, и, как и ожидалось, она обладала частичным иммунитетом к магии ифритов и была свирепой на поле боя. Она была далеко внизу в линии наследования, поэтому он не беспокоился о ней, и к тому времени, когда он решил побеспокоиться об этом, было слишком поздно. Барару, Сияющая, Звезда Долины, проложила себе путь через его потомство к его сердцу и заняла его трон. Она была твоей пра-пра-пра-бабушкой.

— Она убила своих братьев и сестер и своего отца?

— Что ж, справедливости ради надо сказать, что он казнил человека, за которого она хотела выйти замуж.

— Почему?

— Он пытался проверить ее силу. Она становилась слишком популярной в армии.

Я оперлась подбородком на кулак.

— Очень трогательная история, папочка.

— Ты назвала меня папой. — Роланд улыбнулся.

— Я бы не придавала этому большого значения. Был ли кто-нибудь из членов нашей семьи когда-нибудь знаменит тем, что делал что-то ненасильственное?

— Твой прапрадедушка излечил чуму безбожников. Это был очень опасный штамм гриппа, и он угрожал уничтожить человеческую популяцию на всем континенте.

— Приятно это знать.

— Конечно, он чувствовал себя обязанным сделать это, потому что твой пра-пра-дедушка в первую очередь и запустил ее.

Я уставилась на него.

— История преподносит нам жизненно важные уроки, — сказал Роланд. — Например, у меня нет планов убивать Кэррана.

Он не мог убить Кэррана, пока действовало наше соглашение.

— Почему, ты боишься, что я могу занять твой трон?

— Нет, я не хочу разбитого сердца от необходимости убивать тебя, Цветочек.

Мм-хм.

— Разбитое сердце.

— Ты мне не доверяешь, — сказал он.

— Нет.

Он улыбнулся, и я поняла, что именно так выглядит родительская гордость. Он гордился тем, что у меня хватало мозгов предвидеть, что он может заманить меня в ловушку. Мне хотелось, чтобы он пришел с каким-нибудь секретным руководством, чтобы я знала, как с ним обращаться.

— Итак, как будем двигаться дальше? — спросил он.

— Ты мог бы научить меня здесь и сейчас. Мне нужны знания об ифритах.

Он сделал паузу на самое короткое мгновение. Это заняло половину мгновения, но я наблюдала за ним очень внимательно. По какой-то причине он действительно не хотел рассказывать мне об ифрите.

— Очень хорошо. Мы могли бы также с пользой использовать время, которое мой будущий зять так любезно нам предоставил. Ответь на один из моих вопросов, и я отвечу на один из твоих.

Ничто никогда не бывает простым.

— Хорошо.

— Когда Хью пришел убить Ворона, он не обнаружил никаких признаков того, что в доме живет ребенок. Ты отправилась в лес, но где были твои вещи?

Итак, Хью и Роланд имели долгую беседу перед изгнанием Наставника.

— Хью выглядел недостаточно хорошо. Ворон знал ясновидящую. — Ее звали Анна, она была бывшей женой моего умершего опекуна, и она больше не отвечала на мои звонки. — Я думаю, ему, должно быть, сказали ожидать чего-то плохого, поэтому он выпроводил меня из дома. Всякий раз, когда я отправлялась в лес, я упаковывала свою спортивную сумку и закапывала ее под соснами на холме за домом.

— Но должны были быть и другие признаки твоего существования, — сказал Роланд. — Жизнь ребенка не может просто умещаться в одной сумке.

— Моя умещалась. Нижнее белье и носки на неделю, две пары джинсов, пять футболок, свитер и две пары ботинок. Мои ножи, пояс и меч тоже туда помещались. Зубная щетка, расческа, любимая книга, и все. Я могла упаковать все это в сумку за десять минут, и казалось, что меня никогда не существовало.

Роланд посмотрел на меня со странным выражением лица.

— Ты можешь задать дополнительный вопрос, — сказала я ему.

— Игрушки, косметика, украшения, платья, милые туфельки, котенок, может быть, щенок?

Я рассмеялась.

— Ничего, даже домашнего животного. — Глубокое сожаление отразилось в глазах моего отца. Похоже, его это беспокоило.

— Домашние животные учат детей сопереживанию. Ворон же пытался превратить меня в психопатку. Кроме того, мы часто меняли дислокацию. Никаких привязанностей.

— Жизнь ребенка должна быть наполнена радостью. Мне больно знать, что ты так жила.

— Если бы это зависело от тебя, я бы вообще не жила.

Роланд выдохнул.

— Моя очередь.

— Как и договаривались. Ты можешь задать один вопрос. Подумай хорошенько. Большая часть битвы за получение правильного ответа зависит от того, правильно ли задан вопрос.

Мне так много нужно было спросить. Один вопрос не проливал особо света. Я должна была задать самый важный вопрос.

— Если ифрит заперт в древней серьге, чего он надеется достичь, исполнив три желания владельца серьги, превратив упомянутого владельца в великана, и разгуливая по Атланте, а затем повторив весь процесс?

— Откуда ты знаешь, что это ифрит?

— Я видела его в видении.

— Носил ли он украшения?

— Да. Золото с крупными зелеными камнями.

— Изумруд или перидот. Значит, у нас султан.

Не задавай вопросов. Он задал только один вопрос, и за несоблюдение правил должна была быть расплата.

— Можно было бы подумать, что султан-ифрит должен носить рубин, потому что это цвет огня. Люди, живущие на Аравийском полуострове, ценят изумруд выше всех камней, потому что он зеленый, а Аравия в основном засушливая. Но джинны не люди.

Роланд наклонился вперед, в его глазах появился хитрый блеск.

— Можно было бы подумать. Затем можно было бы освежить в памяти его геологию и узнать, что чистейший перидот находится в харраате, лавовых полях на западе Саудовской Аравии. Когда вулканы на западе извергались, они принесли с собой перидоты из глубин магматических очагов. Джинны дорожат этими камнями, потому что они были омыты огненной жизненной силой планеты. Их носят только высшая иерархия ифритов.

Подошел официант, чтобы подлить ему кофе.

— Бог создал людей из глины, а джиннов — из бездымного огня, — сказал Роланд, как только официант ушел. — Даже люди, несведущие в Коране, знают эту строку. Ты когда-нибудь задумывалась о значении, стоящем за этим?

— Люди сделаны из глины. Мы привязаны к Земле и почве, наша магия — это ее магия. Кроме того, глинистую почву почти невозможно зачаровать.

— Но ты можешь заколдовать глиняный горшок.

Я раздумывала об этом.

— Но чтобы сделать глиняный горшок, нужно сначала добавить воды, в которой содержатся чары, а затем обработать его огнем.

— Именно.

— Итак, у джиннов намного больше магии, чем у нас.

— В них не только намного больше магии, они и есть магия. Им требуется большое количество ее просто для выживания. Джинн впитывает магию из окружающей среды, сохраняя ее, как батарейка. Теперь давай возьмем, к примеру, твоего ифрита. Он прикован к серьге, заключен в тюрьму, вероятно, сведен с ума тысячелетиями заточения. Он хочет свободы, но ему не хватает магии, чтобы вырваться на свободу и существовать в нашем изменчивом мире.

— Единственный способ, которым он может проявиться, — это овладеть человеческим носителем, — сказала я.

— Исполнение трех желаний — древний ритуал. На самом деле, это просто намного проще создает одержимость; чтобы выразить желание, вы должны сначала открыть свой разум джинну, а затем принять его магию. Вы должны верить, что он может исполнить любое желание. Вместо враждебного поглощения процесс превращается в соблазнение. С каждым желанием ваше тело становится все более и более восприимчивым, пока, наконец, ваш разум полностью не подчинится джинну. Некоторые джинны могут завладеть человеком после одного желания, но в большинстве случаев для этого требуется три. Как только ифрит обретает тело, запас магии этого человека принадлежит ему.

— Это все еще не объясняет, почему он превращает их в гигантов.

— Две причины. Сначала, как мне сказали, он превращает их в гигантов, а затем пытается превратить в раскаленный металл. В мое время самые могущественные из ифритов перед битвой превращались в бронированных гигантов. Это состояние также позволяло им поглощать большое количество магии из окружающей среды.

— Итак, каждый раз, когда он создает гиганта, он становится сильнее. — Мне удалось произнести предложение утвердительно, а не вопросом, но это было на грани.

— Точно.

Напоминало прыжки на батуте. Первый отскок был низким, второй — выше, третий — еще выше. Сначала джинн завладевал кем-то, обладающим лишь небольшим количеством магии, что дало ему достаточно силы, чтобы завладеть Лаго, у которого было больше магии, что, в свою очередь, дало бы ему достаточно силы, чтобы завладеть кем-то с еще большим магическим резервом. Например, рыцарем Ордена. Я очень надеялась, что нет.

— Ты упомянул две причины.

— Джинны мстительны по своей природе, и из всех них ифриты наиболее склонны затаить обиду. Они — существа, наполненные гордостью. Разозли их хотя бы раз, и они будут охотиться за тобой по бесконечной пустыне только для того, чтобы посмотреть, как ты умираешь. Как только ты нанесешь удар одному из них, он станет твоим врагом на всю жизнь. Если ты каким-либо образом сорвешь его усилия, ты это узнаешь.

— Ну, у меня получилось. Он послал в мой дом огненного быка.

— Наслышан. Чего бы ты хотела на его месте?

— Отомстить тем, кто заключил меня в тюрьму. Но ведь они давно мертвы.

— Кровь никогда не умирает, Кейт. Она растет как дерево из поколения в поколение. Ифриты могут почувствовать свою, особенно тех, кто был связан с их конкретным кланом. Ищи того, кого он ненавидит. Вероятно, он собирает магию, чтобы стать достаточно могущественным, чтобы обрушить свой гнев на потомков своих похитителей. Поскольку он благородный, он призовет к себе младшего джинна, чтобы тот выполнил его приказ. Он опознает своих жертв, будет пытать и калечить их и сделает все возможное, чтобы причинить максимум страданий. Ифриты не любят даровать быструю смерть.

Эдуардо — отродье предателя. Должно быть, он был потомком похитителей ифритов. Теперь ифрит мучил его.

— Как только он завершит свою месть, он обратится против меньших целей. Он будет стремиться править, потому что это то, чем он занимался при жизни.

И мы стали бы его целями. Мы должны были прервать эту цепочку бонусов, прежде чем она пойдет дальше.

— Ты позволила мне задать еще один вопрос. Я тоже позволяю тебе это сделать, — сказал он.

— Почему он использует упырей?

— Потому что он привык править. Вероятно, он думает, что ему нужна армия, чтобы выполнять его приказы, и они, по самой своей природе, позволяют ему легко доминировать над собой. Твой тортик скоро растает, — отметил Роланд.

Источник знаний иссяк. У меня было еще несколько вопросов. Я хотела спросить об упырях и о том, как победить ифрита, но мое время вышло. Он ответил только на один вопрос, так что я уселась доедать остаток торта.

***

ВЕЧЕР медленно угасал, солнце проливало свою жизненную силу на горизонт, когда Кэрран заехал на нашу подъездную дорожку. Мы сделали небольшой крюк. Ответ, который дал мне отец за ужином, заставил меня переосмыслить нашего преследователя, поэтому мы остановились по адресу, который дал мне Клерк. Когда мы подъехали, Дерек вышел из тени и сообщил, что никого не видел. Мы забрали его, а я оставила короткую записку у двери, удерживаемую на месте камнем, и мы отправились домой.

Магия пошла на убыль. Технология снова захватила планету в свои тиски. По крайней мере, у нас был бы короткий перерыв от ифритов.

Было так много вещей, о которых я хотела спросить отца. Я хотела узнать о вурдалаках. Я хотела, чтобы он рассказал мне, зачем он свел с ума Кристофера. Я хотела узнать больше о своей матери. Но это была шаткая дорожка.

Был один человек, которого я могла спросить обо всем этом. Проблема была в том, что на него не всегда можно было положиться.

Я вышла из джипа.

— Ты в порядке? — спросил меня Кэрран.

— Да. Я собираюсь немного поговорить с Кристофером. Как думаешь, записка сработает?

— Она не повредит.

Я пошла к дому Барабаса. Будем надеяться, что Кристофер в здравом уме.

Барабас впустил меня и вернулся к «Руководству Гильдии». Я нашла Кристофера на полу гостиной на первом этаже, сидящим на коврике, в окружении открытых книг. Его лицо озарилось, когда он увидел меня, а глаза прояснились.

— Госпожа.

— Привет, Кристофер. — Я села на коврик перед его книжной крепостью.

— Я рад, что ты не умерла. — Он улыбнулся.

— Я тоже рада, что не сделала этого. Я пришла за советом.

— Мой разум разбит вдребезги, — сказал он. — Но я попытаюсь.

— Что ты знаешь об упырях?

— Упыри — это падшие джинны, — сказал он.

— Падшие, как демоны, как падшие ангелы?

Он откинулся назад, перенося свой вес.

— Джинны — это создания магии. Она им нужна, чтобы жить. Чем больше магии, тем больше… — Он с трудом подбирал слово.

— Могущества?

— Эволюционирования. Когда они теряют магию, они становятся упырями. Падшими.

Кристофер вытянул руку параллельно полу.

— Упырь. — Он поднял руку так высоко, как только мог. — Марид.

Я кивнула. У марида было гораздо больше магии, чем у упыря.

Кристофер боролся с чем-то несколько секунд и свел руки в шар.

— Один S. Два S. Два P. Три S.

И я потеряла его.

— Я не понимаю.

Кристофер нахмурился.

— Один S. — Его руки задвигались шире. — Два S. Два P.

— Он говорит об электронной конфигурации атома. — Барабас подошел с листом бумаги и ручкой, сел рядом со мной и нарисовал на бумаге круг. — Это ядро атома, протоны и нейтроны собраны вместе в массу. Он несет в себе положительный заряд.

Он обвел это кругом и поставил точку, как планета вокруг звезды.

— Электроны имеют отрицательный заряд. Они движутся по орбитали. — Он нарисовал еще один круг, пошире, а затем еще один. — Эти орбитали идентифицируются научными обозначениями. Эта, наименьшая, равна 1s. Эта — 2s. Эта, побольше, 2p. Чем дальше орбиталь, тем больше электронов она может вместить. В первой могут поместиться два электрона, во втором — восемь и так далее.

— Ладно. — Это было намного выше моего уровня, но если я смогла выучить клинопись, то я могла разобраться в электронных орбиталях. — Какое это имеет отношение к джинну?

— Понятия не имею. — Барабас посмотрел на Кристофера.

— Электрон прыгает, — сказал Кристофер. — Он возбужден.

Ах. Электрон может существовать в двух состояниях: основном, т. е. в состоянии с наименьшей энергией, и возбужденном состоянии. Проще говоря, электрон, естественно, хочет оставаться на самой низкой орбитале. Однако, если электрон поглотит некоторую энергию, он может «перепрыгнуть» на следующую орбиталь. Могу и ошибаться, это было давно, во времена химии в колледже. Например, если у вас есть атом неона, он, если я правильно помню, имеет конфигурацию 1s2 2s2 2p6. Если мы дадим ему немного энергии, например, направив на него свет, один из этих электронов может «перепрыгнуть» на более высокую орбиталь, такую как 3s или 3p, а иногда даже 5s. Затем электрон излучает энергию в виде света и «падает» обратно в основное состояние.

— Джинн, — услужливо подсказал Кристофер.

— Итак, позвольте мне прояснить. Упырь — это основное состояние джинна. Низшая магическая форма. Тогда, если упырь каким-то образом получит немного магической энергии, он эволюционирует в джинна более высокого порядка, точно так же, как возбужденный электрон прыгает на более дальнюю орбиту?

— Да. — Кристофер улыбнулся. — Все будет так, как задумывала его истинная природа.

— Но тогда он снова превратится в упыря, когда магия иссякнет? — спросила я. — Он снова падет?

— Нет. — Кристофер покачал головой. — Джинны с более высокой орбиты творят больше магии.

— Для тебя это имеет смысл? — спросил Барабас.

— Вроде того. Мы действительно не знаем, почему упыри становятся упырями. Но мы знаем из фольклора, что они были относительно редки в древние времена, когда магия была сильна. Разные типы джиннов упоминались чаще. Однако сейчас у нас в изобилии гули, но нет джиннов. Мы также знаем, что некоторые джинны имели тенденцию скрещиваться с людьми. Предположим, что очень небольшой процент человеческой популяции где-то глубоко внутри себя несет гены джиннов. В них есть кровь джиннов, но очень мало магии. Из этого следует, что под воздействием магической волны они могут превратиться в упырей. Их магия слишком слаба, чтобы они могли стать кем-то другим. Вероятно, поэтому мы никак не выясним, что вызывает гулизм. Вероятно, существует какой-то катализатор, который инициирует изменения, но это не болезнь. Это генетическая предрасположенность.

Кристофер улыбнулся мне.

— Это объясняет, почему они пожирают трупы, — сказал Барабас. — В человеческих останках, особенно после сверхъестественного события, много остаточной магии.

— Вероятно, они инстинктивно идут на это, пытаясь получить достаточно магии для трансформации.

Барабас кивнул.

— Но, если я правильно понимаю, если бы упырь каким-то образом получил достаточно магии, чтобы эволюционировать в свою истинную форму, он бы не «откатился» назад, как это делает электрон?

— Нет, потому что, как только он трансформируется, он обретает способность поглощать больше магии из окружающей среды и сможет выжить. Проблема в том, чтобы преодолеть этот порог. — До сих пор это совпадало со всем, что мой отец рассказывал мне о джиннах. — Кристофер, может ли моя кровь дать упырю достаточно энергии для эволюции?

Кристофер обдумал это, встал и начал просматривать коробки. Прошла минута, затем другая. Он вытащил старую книгу, пролистал ее и положил передо мной. Хм. Алхимические символы. Выглядело, как стандартная ерунда эпохи Возрождения… Я перевернула страницу. Круг, внутри круга символ эфира, треугольник, направленный вниз, наложенный на треугольник, направленный вверх. Существо корчилось в центре, охваченное пламенем. Над ним из чаши, которую держала бестелесная рука, лилась кровь. Давайте посмотрим, viridis flammae, зеленое пламя. Бла-бла-бла… Дух шкатулки, соль купороса…

Барабас заглядывал мне через плечо.

— Ты можешь что-нибудь из этого понять?

— Да, это элементарная алхимия. Использовался метанол и борная кислота для получения триметилбората, а потом его поджигали. Он горел ярко зеленым. — В моей голове пытался сложиться план. Я действительно могла бы это сделать, если все остальное потерпит неудачу.

— Значит, ты не знаешь об электронах, но разбираешься в средневековой химии?

— Электроны не помогают мне выжить. — Я улыбнулась Кристоферу. — Спасибо тебе, Кристофер. Ты был великолепен.

Он обнял меня. Это был такой простой бессловесный жест и так на него не похоже. Кристоферу не нравилось, когда к нему прикасались. Он провел слишком много времени в клетке Хью, медленно умирая от голода в собственных испражнениях. Любой физический контакт требовал большой осторожности, но здесь он сам обнимал меня, поэтому я не двигалась и улыбалась. Несколько мгновений мы сидели на полу рядом друг с другом, пока Кристофер нежно обнимал меня за плечи.

Кто-то постучал в дверь. Барабас открыл ее. В дверном проеме стояла Джули. По ее лицу было видно, что ее явно обманули, и ни один взрослый никогда не сможет понять всю степень ее страданий.

— Мэхон пришел поговорить с Джорджем, но она не пускает его в свою спальню, поэтому они разговаривают через дверь, — монотонно продекламировала она. — Не могла бы ты, пожалуйста, вернуться домой, потому что Лютер и какой-то рыцарь Ордена пришли повидаться с тобой, а Кэрран не может с ними поговорить, потому что ему приходится стоять в коридоре и следить, чтобы Мэхон и Джордж не выломали дверь и не поубивали друг друга.

За что мне это все?