Макс и Джулия

Глава пятая

Макс смотрел на старое здание в классическом стиле под номером 721 по Парк-авеню, пытаясь целиком охватить все его четырнадцать этажей. Его взгляд остановился на крыше. Макс подумал о женщине, которая упала с нее, а потом о попытке шантажа и спросил себя: что за чертовщина творится в этом доме? Он был согласен с Макгреем, что два этих события, случившиеся друг за другом через две недели в одном и том же месте, вряд ли никак не связаны.

Опустив взгляд на стеклянные двери, Макс какое-то время наблюдал за консьержем, рассеянно бродившим вокруг своего огромного стола.

Улыбнувшись, Макс потянул дверь и ступил в прохладное фойе. Совершенно не похожее на фойе его дома, оно поражало старинной элегантностью давно ушедшего времени.

Глаза консьержа остановились на лице Макса.

— Добрый день, — сказал Генри. — Могу вам чем-то помочь?

Макс подошел к внушительному столу из темного дерева, за которым стоял куда менее внушительного вида мужчина. Быстрым взглядом окинув помещение, он увидел почтовые ящики. Как он и предполагал, консьерж имел прекрасный обзор и мог заметить любого, кто хотел бы просунуть письмо в щель ящика.

Не отвечая на вопрос, Макс посмотрел на него и сдержанно улыбнулся.

— Ваше имя Генри, не так ли?

Консьерж кивнул.

— Да, сэр. Генри Браун.

— Моя невеста живет здесь, — сказал Макс, чувствуя, что на сей раз ему удалось легче справиться с этим словом. — Мисс Прентис.

В карих глазах Генри мелькнуло удивление, которое, впрочем, тут же исчезло.

— Вы хотели бы ее увидеть? Но ее сейчас нет дома. Я мог бы оставить записку…

— Нет. Я бы хотел поговорить с вами.

— Со мной?

Макс умел наблюдать за людьми и научился читать по их лицам. Это помогало ему во время переговоров и было просто бесценным качеством, когда он знакомился с новыми клиентами или будущими деловыми партнерами. И сейчас его инстинкт говорил ему, что Генри нервничает.

Взгляд Генри перебегал с предмета на предмет, словно взывая о помощи и так и не находя ее. Правая рука была сжата в кулак, пальцы левой беспокойно барабанили по кожаной папке с изящно вытесненными золотыми цифрами «721».

Интересно, подумал Макс.

— Генри, я хотел бы, чтобы вы вернулись назад на несколько дней и вспомнили вот о чем…

— О чем?

— Вы видели, чтобы сюда заходил кто-нибудь из чужих? — Макс облокотился о стол. — Тот, кто, к примеру, мог бы бросить конверт в почтовый ящик?

Генри заморгал, как если бы только что вышел из тени под яркий солнечный свет. Его рот открылся и закрылся пару раз, затем он шумно сглотнул и затряс головой.

— Нет, сэр, не видел. Я всегда здесь и никуда не отхожу. Никто из чужих не смог бы сюда зайти.

— Ну, я же зашел, — сказал Макс. Генри облизал губы.

— Я имею в виду, что никто не смог бы пройти внутрь дома, не поговорив сначала со мной. И никто не смог бы подойти к почтовым ящикам, кроме почтальона или жильцов.

— Вы уверены?

Генри выставил узкий подбородок и, не отводя глаз от лица Макса, произнес:

— Абсолютно.

Макс был тоже уверен. Генри говорил неправду.

Он это чувствовал. Что же на самом деле происходит в доме номер 721? С виду это место казалось наполненным умиротворенным достоинством, но в нем были свои подводные течения, которые не нравились Максу. Ему не хотелось, чтобы Джулия оставалась здесь.

— Ты беременна?

Джулия поежилась, когда голос матери достиг своей верхней точки. Она знала, что это будет не слишком приятная встреча. Ей придется сообщить родителям не только о своей беременности, но и о скоропалительной свадьбе.

Девушка подавила вздох, когда ее мать, встав из обитого шелком кресла, уставилось на нее, словно она была каким-то отвратительным насекомым. Можно представить, подумала Джулия, какой была бы эта сцена, если бы я еще не имела возможности сказать, что собираюсь замуж.

Если бы единственная дочь оказалась незамужней матерью, это стало бы для родителей ударом, от которого они никогда бы не оправились. Всю жизнь Джулия их разочаровывала. По крайней мере, родители сделали все возможное, чтобы уверить ее в этом. И все же она не оставляла попыток заставить их гордиться ею. Заставить их любить ее. Но, сколько бы Джулия ни старалась, все оставалось по-прежнему.

Она смотрела на свою мать и… не чувствовала ничего. Никакой связи. Никакого внутреннего родства. Ничего. И как ни печально было это сознавать, но Джулия поняла, что именно сейчас делает первый шаг к обретению своего места в жизни, собственной семьи, своего собственного мира, непохожего на мир людей, которые породили ее.

— Да, — сказала Джулия, улыбнувшись. — Я беременна. И я собираюсь выйти замуж за отца моего ребенка.

— Ну, это уже кое-что, — пробормотал Дональд Прентис, — если дело будет сделано быстро, по крайней мере, никто ничего не заподозрит.

Джулия увидела, как его широкие седые брови сошлись на переносице в привычном выражении неодобрения. Она не могла вспомнить, чтобы ее отец хоть за что-то похвалил ее, сказал, что гордится ею. Как странно, сидя здесь, вдруг осознать всю правду о своей жизни!

У нее никогда не было семьи. У нее были только биологические родители. И все.

И поскольку Джулия знала, что они никогда не поддержали бы ее и не согрели бы своей любовью, она почувствовала себя свободной. Свободной сказать, что думает. Сказать то, что боялась сказать всего лишь пару дней назад.

Сцепив пальцы на коленях, она выпрямилась.

— Люди все равно узнают, что у меня будет ребенок, папа.

— Ну, это очевидно…

— Дональд, мне кажется, ты не понимаешь, — нетерпеливо перебила мужа Маргарет. — Это сразу же сделает нас стариками. Боже мой, я не хочу, чтобы люди думали, будто я настолько стара, что могу быть бабушкой. Это просто катастрофа!

— Благодарю, — пробормотала Джулия.

— Ты не можешь так разговаривать с нами, Джулия, — сказала Маргарет, остановив на дочери холодный взгляд. — Ты должна относиться к нам с уважением.

— Уважение — это улица с двухсторонним движением.

Маргарет рассмеялась.

— Ты полагаешь, мы должны уважать тебя за то, что ты оказалась настолько глупа, что забеременела? Слишком многого хочешь.

— Разве это глупо — иметь ребенка?

— Ты даже еще не замужем.

— Скоро буду, — отрезала Джулия, чувствуя, как начинает закипать. Многие годы она держала свой рот на замке и делала то, что от нее ожидали. Но теперь настало другое время. Ее ребенок заслуживает большего. Она сама заслуживает большего.

— Как ты могла так поступить со мной? — Голос Маргарет дрогнул.

— Я ничего не сделала тебе, мама…

— Ни у кого из моих знакомых еще нет внуков, — с жаром продолжала мать. — Как это будет выглядеть? Как я посмотрю в лицо своим друзьям? — Она аккуратно сложила свои тонкие руки на узкой груди, чтобы не помять идеально отутюженную шелковую блузку, заправленную в брюки из льна.

— Если все пройдет достаточно тихо, — задумчиво произнес Дональд Прентис, скорее разговаривая сам с собой, чем обращаясь к кому-либо, — возможно…

— Что? — Маргарет развернулась к нему как кобра. — Что никто не заметит, как начнет расти ее живот? О, такие вещи люди прекрасно замечают! И, смею тебя уверить, мои друзья никогда не простят мне, что я бабушка.

Родители говорили так, словно Джулии вообще здесь не было. Они говорили о ней, как если бы она была не их дочерью, а каким-то дальним родственником, до смерти надоевшим своими бесконечными просьбами.

Это было то, к чему она привыкла. Она привыкла не вызывать никаких чувств, кроме раздражения, у тех людей, которые, казалось, должны были любить ее. То внимание, что Джулия получала от своей няни и гувернантки, было единственным, что она знала в детстве. А когда она выросла, то поняла: ее родители вообще никогда не хотели иметь детей.

Ее мать как-то рассказывала своей подруге о том, как случайно забеременела и что это был за ужас для нее. Окинув взглядом комнату, где она выросла, Джулия внезапно осознала, что никогда не чувствовала себя здесь уютно. Никогда этот дом не был для нее родным.

Нервно потерев виски, Маргарет взглянула на Джулию.

— Могу ли я спросить, кто отец этого злосчастного ребенка?

Джулия вжалась в кресло, положив руку на свой живот, словно не желая, чтобы ребенок услышал эти недобрые слова.

— Его имя Макс. Макс Ролланд.

Маргарет нахмурилась, хотя туго натянутая кожа почти не позволила ей сделать это.

— Ролланд. Хм. Нет, не думаю, что я знаю каких-нибудь Ролландов. Дональд?

Джулия понимала, что эта новость полностью затмит известие о ее беременности. Как только родители узнают, что их единственная дочь собирается замуж за человека без родословной, все остальное потеряет для них всякое значение.

Странно, но Джулия почти с удовольствием предвкушала эту сцену.

— Макс Ролланд… — задумчиво повторил Дональд.

— Кто его родители? — В голосе Маргарет слышалось нетерпение.

— Они умерли… — начала Джулия.

— Я не спрашиваю, что с ними случилось, — раздраженно перебила Маргарет. — Я хочу знать кто они?

— Мне знакомо это имя, — протянул Дональд из своего кресла. — Я только не могу вспомнить…

— Макс принадлежит к высшему обществу, — сказала Джулия. И, улыбнувшись, добавила: — Его отец был водителем грузовика, а мать — домашней хозяйкой.

Маргарет прижала руку к груди и откинулась назад, словно ее тело проткнули шпагой.

— Ролланд! — Дональд Прентис стукнул кулаком по ручке кресла. — Я вспомнил. Это тот выскочка с Уолл-стрит. Он сам сделал себе имя, но…

— Водитель грузовика!.. — Маргарет упала в кресло и закрыла рукой глаза. — О боже, как это могло случиться?

Джулия проигнорировала эту сцену.

— У Макса очень хорошо идут дела, — сказала девушка. — И он… хороший человек. — Возможно, это как раз преувеличение, подумала она.

— Домашняя хозяйка… — прошептала Маргарет, словно боясь, что кто-то может услышать ее.

— Люди говорят, что он холоден, расчетлив и безжалостен, — продолжал Дональд, хотя его жена не слушала его, а Джулия не хотела слушать. — Он мог бы стать серьезной силой в городе, если бы у него было соответствующее происхождение.

— У него неплохо получается и без этого, — заметила Джулия.

Дональд нахмурился.

— Не сомневаюсь. Но для таких, как он, все же существует предел.

— Потому что у него не голубая кровь? — Джулия встала с кресла и посмотрела на родителей. — Это нелепо. Макс умный и способный человек и добился всего собственным трудом.

— Вот именно. — Дональд многозначительно наклонил голову.

Солнечный свет, проникая сквозь окна, отражался от белых стен и пола, и глаза Джулии уже начинали болеть от этой сверкающей белизны. Почему она так беспокоилась, что скажут ее родители насчет ребенка? Почему она так боялась, что может оборваться последняя ниточка, связывающая ее с семьей?

Ведь на самом деле она никогда не имела семьи. Она всегда была одна.

По крайней мере, до сих пор.

Теперь у нее был ребенок.

И у нее был Макс.

— Просто невозможно, чтобы ты серьезно собиралась выйти за него замуж. — Это прозвучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

— Напротив, с каждой минутой мое намерение становиться все более серьезным. — Джулия перекинула через плечо ручку своей кожаной сумочки.

— Джулия, не делай то, о чем будешь потом жалеть, — предупредил отец.

— Я уже сделала это, папа, — сказала девушка, поворачиваясь к двери. — Я пришла сюда, ожидая получить поддержку. Но теперь жалею об этом…

Джулия быстро пересекла комнату, вышла в коридор и начала спускаться по лестнице. На последней ступеньке она обернулась, услышав за собой шаги.

В самом конце лестницы стояла Маргарет Прентис, холодная и неприступная.

— Что, мама?

— Не надейся, что мы с отцом признаем твой брак. Если ты это сделаешь, ты повернешься спиной к своей семье.

Маленький комок страха привычно сжался в ее животе, но, сделав глубокий вдох, она почувствовала, как он отпустил ее.

— Я понимаю это, мама. До свидания, — сказала Джулия и закрыла за собой дверь.

На следующий день Джулия была слишком занята, чтобы думать о своих родителях. Она готовилась к свадьбе.

— Свадьба должна быть шикарной, — сказала Аманда, когда подруги устроились в креслах в «Парк-кафе». Открыв кожаный кейс, она вытащила органайзер и просмотрела свои записи. — Я знаю, Макс бы хотел, чтобы все прошло достаточно быстро, но, — Аманда подмигнула Джулии, — это вовсе не значит, что свадьба должна быть скромной. Я знаю хороших поставщиков продуктов, и еще я хотела бы, чтобы ты посмотрела предложения нескольких флористов.

Джулии хотелось бы углубиться в свои собственные записи, никак не связанные с предстоящей свадьбой. Она стояла во главе проекта, частично финансируемого их фондом, и несколько моментов просто необходимо было обдумать, и немедленно.

— Почему бы тебе самой не выбрать поставщика, Аманда? Последнее время меня тошнит от одной мысли о еде.

Слегка нахмурившись, Аманда потянулась к своему кофе и сделала большой глоток.

— Мне кажется, что ты чувствуешь себя не в своей тарелке с тех пор, как побывала у родителей.

— Можешь ли ты меня винить за это? — Джулия улыбнулась, в который раз сказав себе, что все будет хорошо. У нее есть ее работа, ее ребенок, а скоро у нее будет и собственный муж. В комплекте с брачным договором и недоверием к ней…

— Кто бы мог винить тебя? Я просто хочу сказать, что день свадьбы приближается, и ты должна уделить этому какое-то внимание.

Джулия закрыла блокнот, вздохнула и откинулась на спинку кресла. Во время ланча в кафе всегда было много народу и стоял такой шум, что можно было не опасаться, что их кто-то услышит.

— Это вовсе не из-за свадьбы и не из-за родителей, — сказала она, все же чуть понизив голос. — А из-за того, что через несколько дней мне придется переехать к Максу.

Аманда рассмеялась.

— Ну а как же иначе, солнце мое. Ты же за него замуж выходишь.

— Знаю, знаю. — Джулия нахмурилась. — Но жить с ним это как-то… Я буду все время чувствовать его недоверие.

— Почему?

— Ты вспомни, из-за чего мы решили пожениться. К тому же он до сих пор не верит мне.

— Ну что ж, он идиот. Мы уже решили это, — сказала Аманда, возвращаясь к своим записям.

— Нет, я серьезно. Как мне убедить его, что он отец?

— Не надо тебе ни в чем его убеждать, пока не родится ребенок. А потом сделаешь ДНК-тест.

— Значит, мне семь месяцев придется жить с мужем, считающим меня лгуньей?

Аманда захлопнула органайзер.

— Ты ведь знаешь, я всегда на твоей стороне, что бы ни случилось, верно?

Джулия улыбнулась.

— И я просто в восторге, что ты оставишь мне свою квартиру… Но, — Аманда наклонилась вперед и положила руку на плечо Джулии, — если ты так обеспокоена, не делай этого. Через самое худшее ты уже прошла: сказала своим родителям.

— А шантаж? — Джулия покачала головой. — Я ценю твою поддержку, — сказала она, — но мне придется выйти за Макса.

— Выходить замуж из неправильных побуждений не такая уж хорошая идея.

— Выходить замуж вообще не такая уж хорошая идея, — раздался рядом низкий голос.

Джулия обернулась.

— Привет, Макс.