Это конец.
Я мертвой хваткой цепляюсь за кожаную куртку Гейба. Мы точно разобьемся. Превратимся в жуткое месиво искореженного металла и обезображенной плоти. Наши тела будут так изуродованы, что опознавать придется по зубам!
Мы летим по шоссе в Корнуолл. Зажмурившись, еще крепче обнимаю Гейба, хотя и без того сжимала его как клещами. На старте он бросил мне: «Держись!» — ну я и обхватила его за шею (по-моему, именно это значит «держаться»). Но на заправке он предложил мне обратить внимание на металлическую скобку позади его сиденья. Так, дескать, удобнее.
Удобнее? Он в своем уме? О каком удобстве может идти речь, если я несусь на скорости сто пятьдесят километров в час безо всяких ремней безопасности, едва удерживая задницу в седле, пытаясь выжить?
Выжить-то я, может, и выживу, но оглохну точно. Оглушительный рев мотора атакует барабанные перепонки. Натуральная пытка. Меня тошнит. Голова кружится. Тело бьет озноб. Нервы звенят. Кошмар.
Гейб прибавляет газу, мы обходим «ягуар».
Класс!
Что это? Неужели вой сирены?
Нам на хвост села полицейская машина с включенной мигалкой. Такое превышение скорости — это не шутки.
Гейб тормозит, мы оба спрыгиваем на землю. Полицейский выходит из своего «ренджровера» и с суровой миной шагает к нам.
— Вы представляете, с какой скоростью ехали, молодой человек? — негодующе интересуется он.
— Простите, офицер. Я только что из Калифорнии… — Гейб разыгрывает туриста-лопуха.
Но британского дорожного полицейского на мякине не проведешь. Лицо у него каменеет.
— А в Калифорнии разрешено перемещаться со скоростью 145 километров в час? Думаю, нет. — Офицер поднимает бровь. — Предъявите, пожалуйста, права и страховку.
Гейб послушно передает ему права:
— Других документов у меня с собой нет. Видите ли, мотоцикл у меня всего две недели…
Настал звездный час этого полицейского.
— В таком случае попрошу вас проследовать вместе со мной в участок.
Вот невезуха. Штраф — само по себе неприятно, участок… во много раз хуже. Мы рискуем вообще не попасть в Корнуолл.
Гейб удрученно пожимает плечами и поворачивается к офицеру, который включает рацию.
Я впиваюсь в полицейского взглядом и желаю… вот бы он просто вынес нам предупреждение и отпустил!
— Мистер Габриэль Хоффман?
— Да, сэр.
Полицейский возвращает Гейбу права.
— Так и быть, отпущу вас с предупреждением. В будущем попрошу придерживаться правил дорожного движения, установленных в нашей стране.
— Благодарю, офицер! — Гейб бросает на меня изумленный взгляд. Я округляю глаза: изображаю невинное удивление. — Мне говорили, что британские копы — лучшие в мире, так, я смотрю, это правда.
Пыжась от гордости, офицер марширует обратно к своей машине. Оборачивается:
— А вы часом не голливудский актер? Лицо знакомое.
Я давлюсь смешком, а Гейб краснеет.
— Боюсь, нет.
— Хм-м… — Полицейский пожимает плечами — не убежден, похоже. Коротко нам кивнув, страж порядка забирается в свой автомобиль.
К повороту на Порт-Исаак мы добираемся уже в сумерках. Съехав с шоссе, Гейб сбрасывает скорость, и мотоцикл с размеренным рокотом петляет по проселочной дороге. Я поднимаю забрало шлема и полной грудью вдыхаю корнуоллский воздух. Какое наслаждение! Запахи соли, прибоя, древесного дыма, как всегда, пробуждают ностальгию. Вспоминаю, как дни напролет собирала ракушки на морском берегу и выписывала свое имя на мокром желтом песке. Как гуляла с папой и мамой по скалистым холмам — родители подбрасывали меня высоко в воздух, крепко держа за руки с обеих сторон, а я визжала от восторга и требовала еще. Как играла в прятки среди рыбацких лодок, пришвартованных в гавани, и ссорилась с Эдом — брат вечно грозился наябедничать родителям…
Дорога все уже, повороты — все прихотливее, и мотор стрекочет все натужнее. Вокруг, насколько хватает глаз, — разноцветные квадратики полей, словно на землю бросили лоскутное одеяло. Тут и там попадаются овцы, стадами и поодиночке. Они поднимают головы и провожают нас равнодушным немигающим взглядом.
Постепенно изумрудные луга уступают место шеренгам сложенных из камня коттеджей, мы минуем их, поднимаясь по склону холма, и я замираю в предвкушении. Это моя любимая часть пути. Будто разворачиваешь подарок: еще секунда — и увидишь, что там внутри… Я-то знаю: сейчас покажется море. Плотнее прижимаюсь к Гейбу. Меня так и распирает, хочется закричать: «Смотри! Смотри!» — но я упрямо сжимаю губы. Не нужно портить сюрприз.
Мы взлетаем на вершину холма, и… вот оно! Серебристо-голубая полоска у самого горизонта.
— Йооо-хо-хо-о-о! — вопит Гейб сквозь свист ветра.
Водная гладь становится все шире и шире — словно шторки, закрывающие экран в кинозале, разъезжаются в стороны. Море заполняет собой весь горизонт, пенные гребни волн играют красным, розовым и оранжевым в лучах заходящего солнца. Гейб вырубает зажигание, и мотор, фыркнув, умолкает. Я стаскиваю шлем. В ушах звенит. После грохота двигателя тишина кажется глубокой и непроницаемой.
— Bay, — выдыхает неисправимый янки.
Гейб подходит к краю утеса, вглядывается в даль. Едва разгибая затекшие ноги, я слезаю с мотоцикла и присоединяюсь к нему. Он стоит неподвижно, не замечая моего присутствия, и смотрит прямо перед собой на солнце, медленно опускающееся в воду. Какое-то время мы просто стоим и смотрим. Совсем рядом. Два силуэта на фоне темнеющего неба, которое меняет цвета с оранжевого на красный, затем на лиловый. Слушаем слабый ритмичный плеск волн, накатывающих на опустевший пляж.
Краем глаза вижу, что Гейб поворачивается ко мне. Горло перехватывает: он собирается сделать именно то, о чем я думаю? Воздух между нами только что не искрит… Поднимаю лицо и робко смотрю в глаза Гейбу. Он собирается сделать именно то, чего я хочу?
— Ну что, поехали?
Вопрос сбрасывает меня на грешную землю.
— Угу…
Чертов закат! Весь этот романтический антураж лишил меня чувства реальности. Одинокий утес, живописный пейзаж, привлекательный мужчина рядом…
Мужчина, заметь, не твой.
— Кстати, должна предупредить насчет мачехи…
— Что такое? Она кусается?
Против воли начинаю хихикать.
Гейб задумчиво на меня смотрит.
— А знаешь… это ведь первый раз, когда ты засмеялась моей шутке.
Э? Я поперхнулась смешком.
— Да ладно тебе, я все время смеюсь!
— Надо мной смеешься, а не над шутками, — с притворной обидой уточняет Гейб.
То есть это мне кажется, что он притворяется, но до конца я не уверена. Еще чуть-чуть — и мне будет очень неловко. Я не могу признаться, что на дух не выношу комиков, что в моем представлении ад — это слушать, как дядька на сцене мерзко кривляется, изображая свою подружку. И уж конечно, не могу сказать, что видела его репетицию перед зеркалом — и пришла в ужас.
Я вдруг замечаю, как резко похолодало. Бросаю взгляд на часы:
— Уже поздно, надо ехать. — Во-первых, это правда, а во-вторых, и тему разговора можно сменить. — Нас давно ждут!
Гейб морщит физиономию и делает вид, будто нервно обкусывает ногти на руках, затянутых в кожаные перчатки.
— Не переживай, все будет хорошо. — Взяв под локоть, веду его к мотоциклу.
Ну и что с того, что я неверно истолковала его намерения? Я вовсе и не хотела, чтобы он меня целовал.