Если бы только шляпка. Понадобилось гораздо больше.
— Вспышки?
— Есть.
— Штативы?
— Есть.
— Два «Хассельблада», один «Никон», отражатель, шестьдесят кассет пленки, три объектива…
— Есть, есть, есть, есть… м-м… есть.
Утро. Мы в Шиллингэмском аббатстве в Оксфордшире. Одно из фамильных владений герцога и герцогини, аббатство находится посреди живописнейшей деревушки, какие только на открытках и увидишь: прудик с утками, увитые дикими розами коттеджи, жители щеголяют в охотничьих резиновых сапогах и ветровках с шиком, достойным членов королевской семьи.
— Это все? — Брайан поднимает глаза от фотоаппаратуры, разложенной на посыпанной гравием подъездной дорожке.
На минуту крепко задумываюсь.
— Погоди-ка, вот что надо бы не забыть… — Порывшись в недрах фургончика, извлекаю большую банку вазелина. — Для объектива.
— Спасибо, что предупредила, — хихикает Брайан, опуская банку в карман.
— И еще…
— Электрический вентилятор? А это еще зачем?
— Сначала она требовала аппарат для создания ветра, как у киношников, — объясняю я, сматывая шнур. — Но я ее убедила, что того же эффекта можно добиться с помощью портативного вентилятора.
— Мы тут видеоклип снимаем, что ли?
— У нее и спроси, — предлагаю я, вручая ему вентилятор. Что-то мне подсказывает: сегодняшний день мы все надолго запомним.
После того телефонного звонка мы с Брайаном уже успели о многом поговорить. Он знает об инфаркте Лайонела, о том, что Виктор Максфилд оказался дядей Гейба, и о моем отказе от «Санди геральд». Мой начальник остался верен себе: выслушал, поддержал, заверил, что я потрясающий фотограф, и без колебаний предложил мне должность ассистента фотографа в фирме «Вместе навсегда».
— Это само собой разумеется, но ты не торопись, все хорошенько обдумай, — продолжает он ту же тему, с экспонометром в руках расхаживая перед входом в аббатство взад-вперед.
— Спасибо, Брайан, для меня это очень важно, — с благодарностью откликаюсь я, сидя на одном из ящиков с аппаратурой.
В круговерти последних событий я пока не успела принять решения относительно дальнейшей карьеры. Распрощавшись с мечтой о «Санди геральд», я фактически осталась ни с чем, и, хотя с Брайаном приятно работать, оба мы понимаем, что мне пора двигаться дальше.
Только вот куда?
— Да не за что, не за что. — Брайан промокает лоб бумажным платочком. — По правде говоря, Хизер, после этой чертовой церемонии нам обоим понадобится отдых. — Брайан возится с галстуком, пытаясь ослабить воротник, от крахмала жесткий, как ошейник. Свой верный фланелевый костюм ему пришлось сменить на фрак и цилиндр, и он все утро места себе не находит. — Бедняга женишок, вот что я скажу, — ворчит он себе под нос, шагая к фургону и рассматривая свое отражение в зеркале заднего вида.
— Кстати, о женишке… — начинаю я и осекаюсь. — Это мой бывший парень.
Брайан в недоумении.
— Помнишь Дэниэла? — цежу я с трудом — горло перехватило. Дьявольщина, именно этого я и боялась.
У Брайана отвисла челюсть, — точнее, отвисла бы, если бы позволил стоящий колом воротник.
— Святые угодники! Она еще спрашивает, помню ли я! Ты ж вся исстрадалась… — Брайан смотрит на меня во все глаза. — Ты знала об этом и все равно предложила помощь… — Голос у него дрожит и срывается, он вот-вот пустит слезу. — Хизер, я в жизни не встречался с таким великодушием! — И Брайан бросается меня обнимать.
— Прекрати, не то разревусь, — бормочу я, уткнувшись ему в плечо. — А рыдать на свадьбе, знаешь ли, не моя привилегия.
Шмыгая носом от избытка чувств, он смеется.
— Спасибо, Хизер.
— Всегда рада. — И добавляю, указав на разложенное по земле оборудование: — Надо поторапливаться, у нас еще целая свадьба впереди!
Следующие десять минут мы заняты подготовкой. Укрепить лампы над алтарем, примостить отражатель у кафедры, установить по треноге с обоих концов прохода. Только когда Брайан выскакивает наружу «за шнурами» — то есть по-быстрому перекурить, — я улучаю момент, чтобы осмотреться.
Здесь так красиво, что дух захватывает. Одни только размеры зала вселяют благоговейный восторг. Задрав голову, я обхожу помещение. Сквозь витражи на окнах струится солнечный свет, и на гладком каменном полу играют радужные блики.
И цветы. Тысячи, десятки тысяч цветов. Гигантские пышные гирлянды обвивают скамьи и колонны, замысловато переплетаются под потолком. На мой взгляд, с цветами малость переусердствовали. Главное ведь не количество, а качество, так? А чем дольше я гляжу на окружающее изобилие, тем сильнее оно мне кажется вопиющей безвкусицей. Цветочная ярмарка в Челси, а не свадьба, честное слово.
Ладно, кого я обманываю? Никакой безвкусицы, напротив, здесь волшебно красиво. Довольно притворяться. Пора признать это прямо и честно, хочу я того или нет. Здесь, в этом самом месте, Дэниэл, мужчина, с которым я прожила три года, сегодня вступит в брак.
Только не со мной.
Привычка загадывать желания дает о себе знать. Вот бы… Нет, Хизер, тебе это ни к чему.
Скрипит дверь. В проеме возникает мужской силуэт, но, по мере того как человек приближается, я понимаю, что это не Брайан.
Это Дэниэл.
Он как будто похудел, и в уголках глаз добавилось морщинок, но у меня все равно, как раньше, внутри все переворачивается. Он подходит ближе, мы смотрим друг на друга. Сердце бухает так громко, что и Дэниэлу наверняка слышно. Случайно наткнуться на своего бывшего парня — это одно. Но увидеть в церкви в день его венчания? Можете себе представить.
— Привет, Дэниэл, — ровным голосом говорю я, намеренная сохранять спокойствие, чего бы мне это ни стоило.
Он снимает цилиндр и кривовато улыбается.
— Ну надо же, и ты здесь! — Однако за бойкой небрежностью явно кроется смущение, и наблюдать это непривычно.
Я молчу, потому что понятия не имею, о чем говорить в такой ситуации. Пусть сам придумывает.
— Восхитительно выглядишь.
Идиотизм, сама знаю, но мне приятно это слышать.
— Спасибо, — бросаю равнодушно.
— Ты как-то изменилась. Что-то сделала с волосами?
— Да нет, — пожимаю плечами, а так хочется заорать: «Само собой, сделала, а ты думал! Я с каждым квадратным сантиметром своего тела что-то да сделала! Вскочила сегодня в шесть утра и три часа готовилась к выходу. Даже специально купила новый кремовый брючный костюм, одолжила у Розмари шляпу от Филипа Трейси и напялила розовые атласные туфельки, хотя трут так, что сдохнуть можно!»
Понятно, он никогда об этом не узнает.
— Так это была твоя идея? — Побоку комплименты, надо задать вопрос, терзавший меня последние несколько недель. — Это ты предложил заказать съемку нам с Брайаном?
— Ты ведь лучший свадебный фотограф, которого я знаю.
Он еще и шутит!
— Дэниэл, я единственный свадебный фотограф, которого ты знаешь, — сухо замечаю я.
— Я подумал, вам это будет выгодно, вот и подкинул Шарлотте идею… — Он смотрит на меня исподлобья, ища моего взгляда, и на долю секунды, уверена, в его глазах загорается сожаление. Даже больше, чем на долю секунды. — Я рад тебя видеть, Хизер, честно. Я по тебе скучал.
Ничего себе. Огорошил.
После нашего с ним расставания я тысячу раз представляла себе эту сцену. Как он скажет мне, что я отлично выгляжу, как признается, что скучал… Но теперь, слыша все это, понимаю: то была просто ностальгия, не имеющая никакого отношения к реальности. А реальность такова, что мне все равно. Мне плевать, что Дэниэл соскучился, плевать, что он женится на другой.
Мне не плевать только на Гейба.
Наконец-то я это признала. И тут же все мысли и чувства, так долго томившиеся под прессом, вырываются на свободу. Благодарность — за то, что Гейб защищал меня от Розмари во время семейного ужина, страх — когда я решила, что он утонул, уныние — после нашей ссоры и его исчезновения. Вспоминаю сотни мимолетных взглядов, улыбок и пауз в разговорах, вспоминаю моменты, когда мне казалось, что вот-вот произойдет нечто важное, но я не воспринимала это всерьез.
— Прости меня за все, что случилось. Я свалял дурака…
Прихожу в себя. Дэниэл даже не заметил, что меня здесь не было.
— Ты еще сердишься?
Я спокойна. После нашего разрыва только ярость и помогла мне выжить, но теперь, заглянув внутрь себя, не нахожу и крупицы прежнего негодования. Злость вся вышла, а я и не заметила.
— Нет, — мотаю я головой, — не сержусь.
— Кстати, я получил твою эсэмэску.
— Ох, это… — Щеки у меня вспыхивают. — Я тогда напилась.
— Правда?
Он как будто разочарован?
— Даже не помню, что написала. Глупость какую-нибудь?
Секунду он внимательно смотрит на меня, потом качает головой:
— Нет, ничего особенного.
— Ну ладно, мне надо заканчивать с подготовкой… — прерываю я затянувшуюся паузу.
— Вообще-то планы изменились…
— То есть как?!
— Шарлотта передумала насчет церемонии…
Впервые вижу, чтобы Дэниэл нервничал.
— Она передумала насчет традиционного венчания. Мы решили обменяться кольцами в лесу на том берегу реки.
Жду объяснений. Молча.
— Это будет языческий обряд.
— Языческий обряд? — повторяю, выпучив глаза, будто у него вдруг выросла вторая голова. — На твоей свадьбе?
Он весь напрягается.
— А что такого? Почему бы и нет?
— Дэниэл, для тебя любой отход от традиций — нож острый! Ты даже ромашковый чай не пьешь.
— Потому что вкус дерьмовый.
— Не в этом дело.
Его первый порыв — возразить, но через секунду он устало опускает плечи, словно признавая поражение.
— Ты права. Меня это бесит.
У меня точно пелена с глаз спадает, и Дэниэл предстает в совершенно ином свете. Когда-то этот мужчина был для меня непререкаемым авторитетом. Он был так уверен в себе, так любил все держать под контролем, что порой казалось, он слишком много о себе воображает. А сейчас он выглядит таким жалким, таким… затюканным…
— Шарлотта привыкла добиваться своего.
— Я заметила.
— Она всегда точно знает, чего хочет.
— А если она чего-то хочет, она должна это получить. — Ей-богу, я очень стараюсь удержаться от сарказма, но не выходит.
— Дэ-э-эниэл! Дэ-э-эниэл! — Голос разносится по аббатству полицейской сиреной.
Оба как по команде вздрогнув, оборачиваемся. По проходу несется торнадо из белой тафты. Леди Шарлотта.
— Черт, — стонет Дэниэл. — В чем дело, зайка? — сюсюкает он с натужной улыбкой.
Зайка? Из уст человека, который якобы презирает публичные нежности? Который ни в какую не соглашался держать меня за руку — даже когда я щиколотку растянула?
На скулах у этого человека ходят желваки.
— У Элтона Джо-она ларингит, он не сможет петь на ба-анкете, шампанское «Кристалл» до сих пор не присла-али, а новая грудь мне больше не нра-а-авится! — Игнорируя меня, Шарлотта выпячивает бюст, обиженно надув губки: — Она меня полни-ит!
— Ничего подобного, рыбка. — Он сглатывает. — А тебе разве можно ко мне выходить? Я думал, когда жених видит невесту до свадьбы, это дурная примета.
— Да в жопу суеверия, Дэнни! У нас кри-изис! — С истерическим воплем невеста опрометью кидается в соседнее помещение.
На нас с Дэниэлом, словно пыль после взрыва, опускается тишина.
— Я должен идти, — наконец произносит он.
Киваю, и несколько мгновений мы просто стоим друг перед другом. Потом я чмокаю его в щеку и шепчу:
— До свиданья, Дэниэл.
— До свиданья, Хизер.
В его улыбке я читаю тоску, хоть и пытаюсь убедить себя в обратном. Он исчезает в дверях, я смотрю ему вслед. С жалостью. Да, он разбил мне сердце. Но жизнь с леди Шарлоттой — слишком суровое наказание даже за такую провинность. Брайан курит, привалившись спиной к фургону «Вместе навсегда», но, едва заслышав мои шаги по гравию, тушит сигарету.
— Как все прошло? — спрашивает он осторожно.
Опираюсь на стенку фургона рядом с ним и надвигаю на лицо шляпу — солнце печет вовсю. После секундного раздумья киваю:
— Нормально.
И это правда. Я страшно довольна. Кажется, будто последние несколько недель я закладывала крутые виражи на американских горках и сейчас мой вагончик затормозил. Все сложилось наилучшим образом. Просто идеально, говорю я себе, стараясь не вспоминать про Гейба.
— Все, Брайан. Тема закрыта!
Брайан недоуменно морщит лоб.
— Не обращай внимания, чисто женские штучки.
Теперь он глядит на меня, как на зеленого человечка из летающей тарелки.
— Первые двадцать пять лет своей жизни я мечтал быть натуралом. — Голос у него задумчивый. — И как же я рад, что мое желание не исполнилось! Мужчины все-таки куда более просты и прямолинейны.
— Ах, вот как? — Я безжалостно тычу его локтем под ребра. — Иными словами, вы с Нилом по-прежнему просто и прямолинейно без ума друг от друга?
— Само собой, — смеется Брайан, тянется за цилиндром на крыше фургона, нахлобучивает его на голову и с дурашливо-торжественным видом предлагает мне руку.
— Но ведь надо вынести из аббатства все оборудование. Я оставила там все вспышки, отражатели, штативы…
— Невеста передумала, — перебивает он.
— Да, я знаю, будет языческая церемония в лесу…
— Нет, она передумала насчет самой съемки.
Открываю… и молча закрываю рот.
— Судя по всему, ей попались кое-какие мои работы периода шестидесятых. Теперь она хочет съемку в стиле папарацци — с налетом скандала. — Брайан аж дрожит от переполняющей его эйфории.
Которая тут же передается мне.
— То есть…
В переводе на обычный язык это означает, что не надо волочить удлинитель — вентилятор-то электрический, — отлавливать по всему лесу гостей для групповой фотографии… Взять лишь один-единственный цифровик, чтобы без подготовки, экспромтом отщелкать кучу расфокусированных черно-белых снимков — и все дела.
— И тем не менее мы отправимся по домам задолго до конца рабочего дня, положив в карман кругленькую сумму!
С радостным воплем он хватает меня за талию и пытается покружить. «Пытается» — потому что я девушка крупная и существенно выше Брайана. Мы чуть не валимся на землю и минуту-другую просто пытаемся устоять на ногах, хохоча во все горло.
На свадьбе моего бывшего! Кто бы мог подумать!
— Держи! — Протягиваю ему цифровой «Никон».
Сняв цилиндр, он вешает фотоаппарат на шею — совсем как в старые добрые времена.
— Готова?
— Готова! — Поправляю съехавшую на нос шляпу и беру его под руку.
— Поехали! — Брайан подмигивает мне. — Шоу начинается.