Мечтай осторожнее

Глава 36

— Он женат?

Мы с Джесс сидим в баре отеля рядом с аэропортом Хитроу. На моей подруге форма стюардессы, в одной руке сигарета, в другой — черно-белое фото улыбающихся молодоженов: мистера и миссис Грегори де Сауза. Жениха мы знаем под именем…

— Грег? — повторяет Джесс. — Грег женат?

Сейчас около семи вечера. Обнаружив фотографию утром, я позвонила Джесс и сказала, что нам надо срочно встретиться. Но она как раз завтракала с Грегом в каком-то уютном кафе, а вечером улетала в Кейптаун на две недели. Она предложила отложить встречу до ее возвращения.

Дело не терпит отлагательств, сказала я. Хотя как же мне хотелось потянуть время!

Я готова была тянуть вечно. Если бы только я никогда не находила эту фотографию! Никогда не узнавала бледный шрам, протянувшийся через скулу и верхнюю губу жениха. Если бы только кто-нибудь избавил меня от необходимости сообщать подруге, что Грег, мужчина, в которого она старательно влюблялась последние несколько недель, женат. Ведь я лично фотографировала его свадьбу меньше двух месяцев назад.

Но мне пришлось это сделать. Целый день я ломала голову, как бы поаккуратнее выложить новость. А в итоге просто молча протянула ей снимок. Факты говорят сами за себя. И говорят они только одно слово…

— Скотина.

Джесс стискивает губы, и я собираюсь с духом, ожидая взрыва эмоций моей экспансивной подруги. Но напряжение тут же спадает, будто подготовка отняла у Джесс все силы. Сгорбившись, она ставит локти на стойку бара и закрывает лицо ладонями.

— Просто не верится.

Никогда не видела Джесс такой расстроенной. Она буквально сломлена.

— Может, они уже все аннулировали? — говорю я с надеждой. И вздыхаю, получив в ответ красноречивый взгляд. — Хотя да, вряд ли.

Джесс затягивается сигаретой и выпускает из ноздрей две струйки дыма.

— Я думала, у нас серьезные отношения. А для него, выходит, это была просто интрижка. Пошлая, убогая интрижка. — Раздавив сигарету в пепельнице, Джесс припадает к бокалу с красным вином. — Господи, я спала с чужим мужем!

Я молча болтаю свой бокал с джин-тоником, звеня кубиками льда. Что тут скажешь?

Но она толкует мое молчание на свой лад. Как осуждение.

— И нечего на меня так смотреть.

— Я ничего такого…

— Да, у меня были мужчины. Ладно, много мужчин…

У другого конца барной стойки пожилая пара в окружении чемоданов пьет кофе — ждут автобуса до аэропорта. Заметив стюардессу, которая глушит вино и ретиво затягивается сигаретой, старики обмениваются тревожными взглядами.

— Но с женатыми я не сплю! — во всеуслышание заявляет Джесс. — Это мое единственное табу, Хизер, единственное табу!

Шмыгая носом, она хлопает ладонью по стойке и комкает в руке картонную подставку для стаканов. Ее глаза блестят.

— Единственное табу! — повторяет Джесс. По щеке бежит слеза и капает на полированное дерево.

— Джесс, ну что ты… — Я обнимаю подругу за плечи и притягиваю к себе. Слушаю приглушенные рыдания и думаю о том, что после расставания с Джеймсом не пролила ни слезинки.

— Я чувствую себя такой дурой… — Она снова всхлипывает, уткнувшись в мою кружевную блузку, потом, подняв голову, проводит указательными пальцами под глазами, вытирая размазанную подводку. — Я думала, в этот раз я все предусмотрела. Я была осторожна. Проверяла его по пунктам…

— Это ничего не гарантирует, — мягко возражаю я, вспоминая Джеймса.

— Да уж. — Джесс делает еще глоток вина и, глядя в пространство перед собой, едва слышно произносит: — Я никогда не рассказывала про своего отца?

Кажется, она разговаривает сама с собой, поэтому я не отвечаю. Просто слушаю.

— Это потому, что я его не знаю. Видела только пару фотографий. Он играл в группе на саксофоне. Красавчик был… Мама говорит, влюбилась в него с первого взгляда. И он говорил то же самое. — Джесс умолкает, чтобы зажечь очередную сигарету. — Он вообще ей лапши навешал порядочно. Сказал, что купит дом, что они поженятся, что он станет лучшим отцом и мужем на всем белом свете…

Она стряхивает пепел и выдыхает дым.

— А свалил еще до моего рождения. Сбежал. Сделал ноги. Так больше и не объявился. Маме было восемнадцать, и она была на седьмом месяце. Он разбил ей сердце, и раны до сих пор толком не затянулись. — Джесс шмыгает носом, и я жду нового потока слез, но она улыбается. — И все-таки она выстояла. Восемнадцатилетняя мать-одиночка — можешь представить, каково это было в шестидесятые? И к тому же черная. Ей пришлось выслушать, наверное, все оскорбления мира.

Джесс водит пальцем по бокалу, вся во власти воспоминаний.

— Было трудно. Мама работала сразу на двух работах. Но справилась. Воспитала меня одна. Честное слово, мама у меня — чудо. Я ни в чем не испытывала нужды, хоть и не было у нас ни большого дома, ни машины, и мы не ездили на каникулы за границу… — Она бросает грустный взгляд на свою униформу. — Вот почему я стала стюардессой. Когда была маленькая, все мечтала о том, как вырасту и повидаю мир. — Джесс улыбается одними глазами, смущенная собственной откровенностью. Отпивает вина.

Вот вам и предки-миллионеры… Вот вам и шикарный особняк в Максвелл-Хилле…

— И еще я дала себе зарок, что никогда не влюблюсь и не позволю какому-нибудь ублюдку сделать мне больно, как произошло с мамой. — Она переводит взгляд на меня. — Я не такая, как ты, Хизер. Я не хочу, чтобы у меня в животе порхали бабочки. Не надо мне их. Это опасно. Мне нужны надежность, безопасность, уверенность. Ну и конечно, хороший секс, — спохватывается она. — Вот скажи — почему самые что ни на есть козлы хороши в постели?

Несмотря на горечь ситуации, она меня насмешила.

— Если бы не эти самые бабочки, тебя не было бы на свете. Спроси маму — держу пари, она скажет, что ни о чем не жалеет.

— А как же вы с Дэниэлом? Ты страдала…

— Это не значит, что я не хочу больше влюбляться. Это самое прекрасное чувство на свете. За него можно все отдать. С ним ничто не сравнится.

— Но ведь становишься совсем беззащитной…

— Точно. Страшно до чертиков.

— Значит, мне просто смелости не хватает.

Такая мысль мне не приходила, но, возможно, она права.

— Как там говорят? «Лучше полюбить и потерять, чем вообще никогда не любить».

— Господи, и где ты такие перлы откапываешь? В глянце?

— А фиг их знает.

Джесс улыбается, но тут же, качая головой, обессиленно стонет:

— Твою мать! Ну что со мной не так, Хизер?

— Ничего. С тобой все абсолютно нормально.

Но Джесс, похоже, намерена устроить себе хорошую головомойку. Игнорируя мою реплику, она принимается рвать измятую картонную подставку на мелкие клочки.

— Нет, со мной точно что-то не так. Сама посуди: мне тридцать шесть, и я одинока. Никогда не влюблялась. Не жила с мужчиной дольше полутора месяцев. А теперь и вовсе перешла на женатиков! Уж поверь, когда я составляла список необходимых качеств претендента, там не было пункта «женат». — Она косится на фотографию на стойке и мстительно ставит на нее бокал. — Все люди как люди, у всех отношения… К примеру, вы с Джеймсом.

— Мы расстались.

— Ты порвала с Джеймсом?!

— Скорее он порвал со мной.

Ее изумление перерастает в сочувствие.

— Прости, Хизер, — шепчет она. — Сижу тут, распинаюсь про этого подонка Грега, а ты…

— Со мной все в порядке, честное слово, — быстро говорю я.

— Я вечно доставала тебя, твердила, что пора забыть Дэниэла, завести новый роман… Это я во всем виновата! Это моя ошибка… Ты даже похудела, да?

— Серьезно?

Невзирая на обстоятельства нашей встречи, я в восторге от того, что она заметила.

— Да. Осунулась. Вид изможденный. И грудь как будто меньше стала, — перечисляет она.

Хм. Загадывая желание потерять килограмм-другой, я вовсе не такую картину себе рисовала.

— Джесс, со мной все хорошо, — повторяю твердо.

— Точно? — переспрашивает она с сомнением. Затем понимает, что я вроде не хорохорюсь. — Честно-честно?

— Абсолютно. Никаких бабочек.

— А что, это и правда такое классное чувство?

— Ты не представляешь.

Она подпирает подбородок ладонью, наклоняет бокал и осушает его до последней капли.

Пожилая пара, волоча мимо нас свой багаж, бросает на нее полные ужаса взгляды.

— Надеюсь, она не на нашем рейсе, Маргарет!

— По-моему, она пьяна, Леонард. И я видела — она курила!

Мы хихикаем.

— А кстати, у тебя проблем не будет, Джесс?

— Выпью кофе.

— А вдруг они на твоем рейсе?

Джесс пренебрежительно машет рукой:

— Включим знак «пристегнуть ремни». Будут сидеть как миленькие.

— Как это?!

— Да мы все время так делаем. Чтобы пассажиры не шастали по салону и не мешали, когда хочется отдохнуть. — Она ловит мой взгляд. — Ладно тебе, Хизер. Ты что, верила всей этой лаже про турбулентность?

Я недобро молчу, ощущая себя жертвой подлого заговора.

— Вообще-то надо бы попробовать… — тянет Джесс после паузы.

— Что? Турбулентность?

— Да нет, дурочка. Я про твоих бабочек.

Она произносит это с такой надеждой, что я не могу не улыбнуться.

— Выпьем за это. — Подняв свой стакан, чокаюсь с ней. — За бабочек.