Мечты о счастье

Глава 14

– Что?! – страшным голосом закричал Аксель. – Роды?!

– С радостью предложила бы вам чашку чаю, но, думаю, лучше сразу поехать в больницу.

Майя высвободила босые ноги из-под одеяла и поднялась. Ногти на пальцах были накрашены лаком цвета темной меди. Аксель уставился на них. Раз уж отвести взгляд было выше его сил, приличнее смотреть на голые ноги, чем на голые плечи.

– В больницу, – тупо произнес он. – Правильно.

Ошеломленное сознание категорически отказывалось функционировать. Начались роды. «БМВ» застрял в грязи милях в полутора дальше по дороге. Майя стояла перед ним совершенно голая... ну, если не считать одеяла.

– Аксель! – окликнула она. – Что с вами? Он собрался с силами и перевел взгляд на ее лицо. Обострившееся от постоянного недоедания, оно тем не менее светилось внутренним светом, а глаза сияли, как два огонька цвета морской волны, озаряя, казалось, всю ее фигуру, весь каскад темно-рыжих волос. Она готовилась стать матерью – прямо сейчас. Сердце Акселя снова стеснилось, на этот раз от слепого ужаса.

– Надеюсь, вы уже вызвали «скорую»? – пролепетал он.

– Связь нарушена, иначе чего ради я сидела бы тут и ждала, пока кто-нибудь появится? Вы – мой избавитель. Я знала, что Господь не настолько жесток. Надо проверить, высохло ли платье.

Аксель нащупал в заднем кармане мокрых брюк мобильный телефон, не без труда извлек и дрожащими пальцами начал набирать номер «скорой».

– Пути Господни неисповедимы, – заметил он с иронией, в этот момент, пожалуй, не слишком уместной. – Моя машина осталась посреди дороги. Размытой и непроходимой.

Улыбка исчезла с лица Майи, и уже молча она ждала, прозвучит ли сигнал на другом конце линии. Телефон издал серию щелчков и потрескиваний, потом ритмично загудел. Ободряющие слова замерли у Акселя на губах, когда Майя скорчилась от боли. Он ждал ответа, не замечая, что руки сжаты в кулаки.

Услышав голос дежурной, он отрывисто объяснил, в чем дело и куда ехать, напомнил, что дорога в ужасном состоянии. Подумал – и на всякий случай повторил все это еще дважды. Дежурная, казалось, никак не могла взять в толк серьезность положения. Лишь чудом Акселю удалось не накричать на нее, но когда Майю снова скрутила схватка, он потерял всякий контроль над собой.

– Скорее, черт вас возьми! Если не поторопитесь, ребенок родится прямо на полу кухни!

Зазвучал другой, более деловой голос и начал давать указания. Аксель лихорадочно кивал, сжимая телефон так, словно решил его расплющить.

– Есть тут кровать? – крикнул он Майе.

– Есть изолятор, на случай... – она переждала схватку, – на случай вирусного заболевания. Я там все приготовила. Что? Они приедут?

– Они пришлют вертолет. – Аксель был не в силах сказать правду.

Теперь, когда он знал, что никто не придет на помощь, оставалось только сделать все правильно. До сих пор он никогда и ничего не делал правильно, если речь шла о женщинах.

– Послушайте! – перебил он акушерку. – Телефон мобильный! Ни батарейки, ни карта не вечны! Другой связи нет, так что говорите быстро и по существу. И пришлите кого-нибудь, ради всего святого!!!

Он записал инструкции корявым почерком, по диагонали, в школьной тетради в косую линейку. «Спокойно, – думал он, – спокойно. Держи себя в руках. Можно сорвать гнев на безмозглой дурехе Майе Элайсем, но это не поможет ребенку появиться на свет. Надо сосредоточиться на главном, и тогда, быть может, все как-нибудь обойдется. Представь себе, что надо извлечь из машины карбюратор и что механик дает указания, как это сделать. Увидишь, все окажется легче и проще».

Когда Аксель отключил телефон, у него было такое лицо, что Майя сглотнула.

– Никто не приедет, ведь так?

– Так, – признал он сквозь стук зубов. – Это наводнение, и мы отрезаны от мира. Но ведь, говорят, первые роды длятся часами. У нас, быть может, еще есть время. Как часто идут схватки?

– Примерно каждые четыре минуты. – Майя с трудом улыбнулась. – Воды давно отошли. Я хотела пробираться к людям, но потом решила, что рожать самой все-таки не так опасно. – Она помолчала и вдруг тихо произнесла: – Прости! Я не хотела, чтобы так случилось.

– Ты просто дура! – закричал он, радуясь шансу дать себе волю. – А если ребенок пойдет ягодичками?! Если у тебя узкий таз?! Об этом ты подумала?!

Аксель схватился за голову и забегал по кухне. Отец научил его владеть собой, обуздывать вспышки эмоций по крайней мере сотней разных способов, которые он десятилетиями с успехом применял на практике. Смерть жены и нерожденного ребенка он перенес со стоическим спокойствием. Но теперь... теперь он был во власти страха, гнева, сострадания, и все это стремительно нарастало.

«Карбюратор. Представь, что это карбюратор. Что-то неживое. Нужно просто немного поработать руками».

– Ладно, – наконец заговорил он, – пойду проверю, как в изоляторе. Надеюсь, там найдутся салфетки и обезболивающее.

Он решительным шагом прошел в указанное помещение и зажег свет. Без сомнения, в прошлом это была кладовая, до того узкая, что кушетка занимала ее почти целиком. К подушкам Майя добавила все мягкие игрушки, оказавшиеся в пределах досягаемости.

– Так... бактерицидный пластырь... болтушка от ожогов ядовитым плющом... и тому подобное.

– Я могу еще согреть воды, – робко предложила Майя, приближаясь, и тут же схватилась за живот.

– На кушетку! – приказал Аксель, не глядя.

Он рылся в шкафу в поисках спирта. Стерилизация прежде всего – так его учили.

– Я не готова, потому что до срока еще оставалось две недели! – Майя покосилась на парадную дверь. – Может, нам лучше по...

– На кушетку!!! – рявкнул Аксель, когда очередная схватка оборвала ее на полуслове и согнула вдвое.

– Мой знак – Рыбы, а рыба всегда выплывет, – настаивала Майя. – Надо разыскать твою машину.

Нет, ничего не выйдет. Он не сможет, просто не сможет принять роды, если не в состоянии даже уложить будущую мать.

– Ложись, или я отволоку тебя сам! – крикнул он в отчаянии.

– Овен... – пробормотала Майя. – Родится Овен. Я этого не переживу.

– Что?! – ужаснулся Аксель, поняв это буквально, и чуть не выронил пузырек со спиртом.

Майя не ответила – она поудобнее укладывала свое неуклюжее тело на кушетке. Когда наконец она откинулась на подушки, то вскрикнула, пойманная врасплох очередной схваткой. Аксель осторожно поставил пузырек, из страха, что рано или поздно уронит и разобьет его. Майя больше не кричала, пережидая боль молча, а когда все кончилось, отвела с лица мокрые от пота волосы и продолжала как ни в чем не бывало:

– У Овна взрывной темперамент. К тому же это самый большой эгоист из всех знаков зодиака. Стивен тоже Овен и эгоист. Если бы только можно было разойтись с собственным ребенком!

Она не в себе! Бредит! Аксель заставил себя медленно, вдумчиво вымыть руки. Нашел коробку резиновых перчаток, достал пару, натянул. Вспомнил молодые годы и пустопорожнюю болтовню с клиентами, которую практиковали в любом баре. Он не любил этого, но выбора не было.

– Кое-кому везет, и детей иногда путают в роддоме. Увы, в данном случае это невозможно. Как по-твоему, родится мальчик?

Майя издала невнятный звук сквозь частое неглубокое дыхание.

– Понятия не имею, – сказала она чуть позже. – Ой! Черррртовски больно!

Замечание перешло в крик. Машина не кричит, когда из нее извлекают карбюратор. Схватки шли все чаще.

Аксель вспомнил указания акушерки: надо следить, когда появится головка, – и обрадовался. Если действовать методично, шаг за шагом, а главное – не раздумывать над тем, что происходит...

В ногах кушетки едва хватило места, чтобы присесть на корточки. Осознав, что он сидит перед роженицей и что одеяло сейчас будет сдвинуто с ног, Аксель перепугался почти до потери сознания. Происходило нечто слишком личное, слишком интимное.

– Когда будут видны волосики, скажи, – тихо произнесла Майя, приспосабливая одеяло.

Каким-то чудом Акселю удалось улыбнуться. Если превратить все в шутку, если не закрывать рта и говорить, говорить, то будет легче, все будет проще.

– Отец знает? – спросил он.

Майя не выказала интереса, словно ей было все равно.

– Его теперешняя подружка сказала, что он в Нашвилле, записывает пластинку. Она обещала все передать, но я сомневаюсь. Остается ждать звонка затаив дыхание.

Она хмыкнула и тут же закричала так, что с потолка, казалось, посыпалась штукатурка.

– Ничего себе «затаив дыхание»! – буркнул Аксель.

Прошло некоторое время. Дело как будто продвигалось.

– Волосики! Я вижу волосики! – вдруг вырвалось у Акселя.

Майя процедила сквозь зубы то, что он счел грубым проклятием в адрес отца ребенка. Хотелось от души присоединить к нему парочку своих собственных, но для этого у Акселя слишком клацали зубы. Дьявольщина, он ведь не акушер! Он всего лишь владелец ресторана! И может сделать превосходный мартини, но не обучен принимать роды.

Аксель заглянул в свои записи, ничего не разобрал, прикинул, как бы позвонить снова, не нарушив стерильности перчаток, и едва не получил сердечный приступ, когда Майя выгнулась дугой, залив постель влагой и кровью.

– Господи! Господи! Господи!!!

Он сидел на корточках и трясся крупной дрожью, а ребенок выскальзывал наружу: рыжеволосая головка, хрупкие плечики... Что делать? Ведь что-то же надо делать!!! Но когда ребенок выскользнул целиком, Аксель чисто инстинктивно принял его. Весь во власти благоговейного ужаса, с нервами на пределе, он приподнял новорожденного.

Новорожденную.

– Девочка... – прошептал он, не зная, слышат ли его. – У тебя девочка...

Однако впереди все еще была уйма дел. Перерезать пуповину. Извлечь послед. Издать крик.

Нет, издать крик должен не он, а ребенок.

Аксель прочистил новорожденной ротик, шлепнул по задку и был вознагражден слабым криком, от которого на глаза навернулись слезы.

Она живет! Она дышит! От облегчения подкосились ноги, и Аксель едва не рухнул рядом с Майей на постель. Он принял роды и не потерял ни ребенка, ни мать. Плечом отерев со щеки слезу, Аксель проделал все, что, оказывается, помнил из указаний акушерки. При этом в памяти вспыхивали картины из прошлого: лицо врача, сообщившего ему, что Анджела мертва и ребенок тоже; рыдания тещи; вой сирены «скорой помощи»...

В тот раз он опоздал, но на этот раз явился вовремя.

Сирена «скорой»... сирена «скорой»...

Сирена «скорой»!

– Дай мне подержать ее, – услышал он, возвращаясь к реальности. – Пусть будет со мной, пока не заберут.

Заберут? Только через его труп!

Аксель запеленал крохотное создание в наволочку, под протестующий плач и взмахи красных кулачков. Такая маленькая, она уже имела обо всем собственное мнение – возможно, оно естественным образом прилагалось к рыжим волосикам. Аксель с гордой улыбкой вложил дитя в руки матери.

– Овен, – сказал он. – По всему видно. Ответная улыбка Майи окупила весь его ужас, все усилия. Тяжелый ком в груди понемногу рассасывался.

– Господи, как же я люблю тебя!.. – сказала Майя, глядя на него.

И прикрыла глаза.

Она любила – Господа, ребенка, Акселя. Любовь, что переполняла ее в этот миг, была поистине всеобъемлющей. Прижимая к груди дитя, Майя вспоминала мужское лицо, измученное и осунувшееся, с влажным следом слезы на щеке; руки, большие и умелые, что помогли ее дочери появиться на свет и потом держали ее благоговейно, как драгоценность; серые глаза, ставшие совсем светлыми, сияющими от переполнявших чувств. В этот миг она видела Акселя насквозь. Где-то в ледяном сердце северного бога оставалась любовь, нужно было лишь протянуть к ней горячие руки и отогреть.

Констанс это удалось. Удалось новорожденной. Он любит детей, этого у него не отнять. Она перед ним в неоплатном долгу.

– Алекса, – прошептала Майя под нарастающий аккомпанемент сирены.

– Что?

Она ощутила, что Аксель склонился ближе, приподняла тяжелые веки и улыбнулась ему. Это был самый красивый мужчина, какого ей только приходилось встречать. Сейчас, в облепившей тело мокрой рубашке, с растрепанными волосами, он больше походил на морское божество, чем на Тора, с которым она его обычно сравнивала. Вид у него был озабоченный. Если бы не ребенок в руках, Майя непременно потрепала бы его по щеке, чтобы приободрить.

– Алекса... – прошептала она. – Не совсем Аксель, но близко.

Что бы ни случилось потом, думала Майя, она всегда будет любить этого человека с суровым лицом и встревоженными глазами и будет считать, что ребенок у нее именно от него. Это он подарил Алексе жизнь.

Майя уже забылась тяжелой дремотой, а Аксель все смотрел и смотрел на нее, пораженный до глубины души.

Алекса. Майя назвала ребенка в его честь.

Он слышал, как хлопнула входная дверь, видел, как бегут санитары с носилками, но оставался равнодушным к суете, словно смотрел на все с вершины отдаленного холма. Еще совсем недавно он был частью мира, в котором обитала Майя: доброго, сердечного, полного смысла. Но все кончилось, и он снова был снаружи – сторонний наблюдатель. Они снова были друг другу никто.

Она сказала, что любит его. Наверное, бредила.

Майю уложили на носилки. Не уверенный, что имеет на это право, Аксель дотронулся до ее руки, и Майя легонько сжала его пальцы. Она могла отдернуть руку, но не сделала этого. Она не отталкивала его и теперь, когда все было позади.

Носилки поставили на колеса и повезли. Ребенка забрали тоже, и Аксель промолчал, зная, что не имеет на него никаких прав. Но еще совсем недавно, несколько минут назад, он чувствовал, что они безмерно близки, как если бы это был его ребенок. Хотелось верить, что это повторится и он снова ощутит себя другим человеком. Потому что тот, другой, был лучше.

Алекса. Ребенка зовут Алекса.

Странное имя. Нелепое. Потрясение оказалось слишком велико, и он немножко сошел с ума. Только и всего.

Усевшись в «скорой» рядом с носилками, Аксель уронил голову на руки и закрыл глаза.