Глава 28

Дипломатия – это искусство ласково повторять «Хорошая собачка!», пока не вооружишься увесистой палкой.

– Ты снова увидишься с мамой завтра после садика, – заверила Майя, за руку уводя заплаканного племянника в постель.

Как оказалось, в столь позднее время такси в пригород могло прийти только через полчаса. Аксель, не расположенный к ожиданию, уволок Стивена и Клео от телевизора, где они вознамерились расположиться, затолкал в машину и повез туда, где с такси проблем не было. Майя осталась с детьми.

– Я не хочу в садик, – угрюмо ответствовал Мэтти.

Ну отлично, просто великолепно. Милый, послушный племянник тоже ополчился против нее. Иногда Майя спрашивала себя, на каком из перекрестков жизни повернула не в ту сторону, нельзя ли этот перекресток вычислить и исправить ошибку.

– А как же мистер Свин? Он будет скучать, – сказала она строго. – И как же Пегги и Билли? – На данный момент это были лучшие друзья ее племянника. – Ты всегда играешь с ними в прятки. – Она запечатлела на детском лбу поцелуй. – А теперь спать!

За прошедшую неделю мальчик провел в своей новой комнате несколько ночей, но внутренний голос подсказывал, что на этот раз номер не пройдет. Что ж, ладно. Майя заглянула к Констанс, где не без интереса выслушала отчет о прошедшем вечере. Бедняжка Дороти неплохо справлялась, но по семейным обстоятельствам ей пришлось покинуть честную компанию, что она и сделала после многословных заверений взрослых, что все будет в полном порядке. Так называемых взрослых. Впрочем, трудно было ее винить, ведь внешне Стивен и Клео выглядели зрелыми людьми, вполне способными присмотреть за двумя детьми и парой кошек.

– Ничего, шоколадная моя, на ошибках учатся. Теперь ты знаешь, что грудных детей не подбрасывают сразу после кормления.

– Мистер Джеймс ужасно ругался, потому что на него тоже попало, – сказала Констанс, хихикнув. – Мама Мэтти тоже ругалась на него за плохие слова. Что значит «положить на все это с прибором»?

– Это значит, что папа Алексы очень рассердился, – объяснила Майя, борясь с желанием истерически расхохотаться. – Спи! С ковром я разберусь.

Пока она обходила всех трех детей по очереди, Аксель успел вернуться и снять кошку с карниза для штор.

– Здесь больше подойдет кафельная плитка, – сказал он, с неудовольствием озирая большое, интересной формы пятно на ковре. – И набор пакетов.

– Пакетов? – удивилась Майя.

– Ну да, как в самолете.

Больше Аксель не сказал ни слова, просто стоял и смотрел на Майю. Она все еще была в вечернем платье и скоро покрылась мурашками там, куда был направлен его взгляд. Было чудесно и не так уж сложно заниматься любовью в кромешной тьме, но как это будет при свете, в нормальной постели? Майя не вполне понимала смысл словосочетания «супружеские обязанности», однако оно логически следовало за «брачным обетом» и «супружеской постелью». От него бросало в дрожь. Руины здания – это из ее репертуара, а вот солидная постель с дорогим бельем и настольной лампой в изголовье – уже нет. Однако приятно было вспомнить, как ее благопристойный супруг совершенно утратил контроль над собой.

– Ко мне или к тебе? – осведомился Аксель, когда его многозначительное молчание не вызвало никакой реакции.

– Мэтти придет ко мне среди ночи, – возразила Майя, накручивая на палец какую-то нитку. – Алекса часто просыпается. У Констанс бывают кошмары.

– Значит, к тебе, – рассудил он, взял ее за руку и повел в нужном направлении. – Мэтти самое время научиться стучать.

Майя с трудом глотнула. Почему она все так усложняет? Разве это первый мужчина, с которым она ложится в постель? Не то чтобы их было много: она никогда не была помешана на сексе, да и времени для него не всегда хватало. Разве что-нибудь изменилось? Аксель – всего лишь очередной партнер. Самонадеянная Дева с тайными страстями Скорпиона.

Ярлыки не помогли. Сердце затрепетало у самого горла, а дыхание пресеклось, когда Аксель отворил для Майи дверь ее спальни. Ярлыки! Какой ни приклей, мужчина – нечто гораздо большее.

– Ну же, это будет не первый раз, – поощрил Аксель, видя, что она колеблется.

Голос звучал серьезно, а глаза искрились смехом. Невозможный тип!

– Я хочу сначала принять душ, – сказала Майя, проскальзывая внутрь.

– Ты уже принимала перед выездом в город. – Аксель закрыл дверь и прижал ручку стулом. – Потом можешь принять еще раз, а сейчас, пока все спокойно, займемся более важным делом. Другой такой шанс может не выпасть.

Он не обратил никакого внимания на хаос, который представляла собой спальня. Не сводя взгляда с Майи, он начал расстегивать рубашку (пиджак и галстук остались на кухне). По мере того как потрясающая грудная клетка появлялась из накрахмаленных тисков, Майя все сильнее прикусывала губу. Когда Аксель отбросил рубашку, мышцы заманчиво перекатились под загорелой кожей. Между темными бугорками сосков был островок очень светлых волос. У Стивена грудь была совсем гладкая, без единого волоска. Хотя, если уж на то пошло, у него и груди-то толком не было.

– Помочь? – поддразнил Аксель, подступая ближе.

Мышцы у него на плечах так и бугрились, а когда он протянул руки, выступили еще рельефнее. Под деловыми костюмами он весь состоял из мышц, как могучее хищное животное. Майя перевела взгляд ниже. Так и есть, сплошные мышцы.

– Твоя очередь, – поощрил Аксель. Словно зачарованная, она не двинулась с места, когда он подошел вплотную и вторично за эту ночь расстегнул пуговку на вороте платья.

– Язык проглотила? Сейчас проверю, – прошептал он, стягивая платье по бедрам и позволяя ему упасть к ногам.

Поцелуй был таким же опустошающим. Майе показалось, что она ощущает вкус вина, выпитого несколько часов назад, – до того обострены были все ее чувства.

Она скользила ладонью по буграм мышц, и мышцы перекатывались под рукой, словно ускользая. Жар тел был столь велик, что казалось, между ними можно плавить металл. Руки и губы двигались торопливо, с жадностью, заново узнавая все, чего отведали лишь мимолетно. Прикосновения напомнили Майе, что, помимо чулок и подвязок, на ней ничего нет: обрывки трусиков валялись где-то в темноте, среди хлама.

В какой-то момент Аксель отступил на шаг, чтобы видеть, что он ласкает. При виде его лица у Майи мелькнула безумная мысль, что он уж слишком отдается происходящему, что такая мощь желаний и ощущений, пожалуй, чрезмерна. Это было заразительно, это влекло за собой, она не хотела этого, но была бессильна бороться.

– Какая ты... маленькая!..

Аксель коснулся развилки ее бедер, и между бровей у него залегла морщинка. Что он имеет в виду? Что ей недостает роста и округлостей?

– Разочарован? – спросила Майя легким тоном, как если бы ничего особенного не случилось (подумаешь, одним разочарованным мужчиной больше!).

– Разочарован? – переспросил он. – Смеешься? Ты – само изящество! К тебе страшно прикоснуться, не то что... Я, наверное, сделал тебе больно! Вот болван! Надо было быть осторожнее.

И все вдруг стало чудесно. Он опасался за нее – и напрасно. Они были созданы друг для друга (ну, по крайней мере в этом смысле). Все остальное сейчас несущественно.

– А что, было похоже, что мне больно? – спросила она голосом настолько чувственным, что сама его не узнала.

– Совсем не похоже, – признал Аксель с облегчением. – Наверное, я был кругом прав.

Он расстегнул ремень и сбросил брюки, казалось, в мгновение ока. Схватил Майю, бросил на постель и упал сверху, ловко раздвинув ей ноги коленями.

– Эти подвязки... в мою честь?

Так оно и было, но Майя подумала, что уже достаточно пощекотала его самолюбие.

– Подвязки упрощают дело, разве нет? Ты просто подзабыл.

– Значит, основные правила все еще в ходу. – Аксель нашел губами ее грудь, и время замерло надолго. – А теперь проверим, все ли я правильно понял. Это делается так?

И он оказался внутри мощным толчком, который чуть не сбросил Майю с постели. Точность, однако, ничуть не пострадала от этого, и ее последней мыслью было: как нож в ножны!

Проснувшись, Аксель вдохнул аромат гиацинтов. Кондиционер едва слышно гудел, овевая спину прохладой, но рядом мерно дышало воплощенное лето. Было ли еще хоть одно утро, когда Аксель просыпался, держа в объятиях женщину? Пожалуй, нет. Этого не случалось даже при Анджеле.

Прошлое осталось позади, и он отогнал воспоминания. Единственно важным было то, что на плече у него спала женщина, с которой он забыл и о ресторане, и обо всех проблемах грядущего дня. Хотелось любить ее снова, но еще сильнее была потребность беречь ее сон до тех пор, пока пробуждение не наступит само собой. Видеть, как Майя приподнимет ресницы, прочесть в ее глазах тепло – совсем иное, чем то, с которым она смотрела на своих учеников.

Но нет, он хочет слишком многого, ведь ее великодушная натура готова любить всех и вся. Ему просто посчастливилось стать объектом еще и сексуального ее интереса. Разве не об этом он мечтал, вступая с ней в брак? У него нет никаких оснований требовать большего. Надо наслаждаться тем, что дано, а дано невероятно много: полные крепкие груди, округлые шелковистые ягодицы, тихие стоны женщины, возбужденной ласками. Его женщина. Как чудесно, что эта пылкая фантазерка принадлежит ему одному. Если это низводит его до уровня пещерного человека, так тому и быть.

Майя шевельнулась, веки ее затрепетали. Аксель поднес к лицу прядь волос, самую пурпурную, и вдохнул запах гиацинтов.

– Любишь утро?

– Теперь – да, – сонно пробормотала Майя. – Неужто никто не колотил в дверь?

– Я ничего такого не слышал. – Словно по заказу, Алекса завозилась в колыбели, а за дверью раздался быстрый топот ног. – Так! Уже и наспех не получится!

– Майя, Майя! – В дверь забарабанили. – Почему твоя дверь заперта? И почему под ней спит Мэтти? Уже поздно, нам пора идтить в школу!

– Идтить? – ужаснулся Аксель, убирая распаленные чресла подальше от искушения (даже это не испортило настроения). – До твоего появления Констанс говорила правильно.

– Она и теперь говорит правильно, когда считает нужным, а слова коверкает, чтобы показать, что довольна жизнью.

– Лучше бы это выражалось в долгом утреннем сне, – проворчал он.

За дверью наступила внезапная тишина. Это заставило Акселя выпрыгнуть из постели и схватиться за одежду.

– Папа? – робко осведомились снаружи. – Это ты?

– Ну вот, теперь придется объясняться, – невозмутимо заметила Майя, натягивая трикотажный комбинезон, выгодно подчеркнувший все изгибы ее фигуры. – А ты, похоже, не слишком рад, что дочь стала такой разговорчивой.

– Женщин и детей приятно видеть, но не слышать!

Аксель судорожно натянул брюки, но поймал восхищенный взгляд Майи и снова развеселился. Возможно, в том, что он не замечает знаков женского внимания, есть доля истины. Правда, ее он заметил. О, эти знаки внимания! При одной мысли о них брюки натянулись до отказа. А между тем Майя уже открывала дверь.

За дверью оказались Мэтти с большим пальцем во рту и Констанс с круглыми глазами.

– В самом деле, уже поздно, – приветливо обратилась к ним Майя. – Идите на кухню и сделайте нам всем по чашке хлопьев с молоком. Мы сейчас.

– Значит, вы спали в одной постели? – уточнила девочка.

– Как все родители. А теперь бегом на кухню! Алекса вот-вот расплачется, надо ею заняться. Вы уже достаточно взрослые, чтобы приготовить завтрак.

Голос Майи, по обыкновению ласковый, на этот раз нес в себе строгую нотку, и дети пусть неохотно, но подчинились. Аксель восхищенно подумал: некоторые заговаривают животных, а эта женщина – детей. Констанс и Мэтти еще не успели заняться завтраком, а уже начали пересмеиваться.

– Ты прирожденный педагог, моя милая!

Аксель и в самом деле так думал – теперь. До этого ему казалось, что учительская практика для Майи лишь средство подзаработать, что она занимается этим потому, что не умеет ничего другого. Он знал, что дети ее любят, что в школе чисто и туда не страшно отправлять дочь. Помимо этого, в его глазах «Несбыточная мечта» была просто школой, одной из тысяч, и ничем не отличалась от любой другой, приличной. Только теперь он понял, до чего уникально это учебное заведение.

Аксель предпочел бы иметь дело с обычной школой, которую, в случае чего, не жаль и прикрыть. Он хотел, чтобы Майя была целиком в распоряжении Констанс. До других детей ему дела не было.

А вот Майе было дело до каждого ребенка, как до своего собственного. И очень жаль, потому что кто-то уже совершил одно убийство, чтобы прикрыть школу. Аксель совсем не желал, чтобы пути этого человека и Майи однажды пересеклись.

– Почему ты так смотришь? – Майя приподнялась на цыпочки и подставила губы.

Аксель поцеловал ее и решительно отстранил.

– На сегодня с меня уже довольно самоотречения. А смотрю я потому, что высматриваю крылышки и нимб.

– И это после совместной ночи? – Она с усмешкой просунула руку под расстегнутую рубашку и пощекотала уходящую в брюки дорожку волос.

– После ночи, когда вокруг не носились дети постарше и не хныкал грудной младенец, – сухо поправил Аксель, убирая ее руку. – Лично я нанял бы гувернантку.

Усмешка Майи стала ехидной.

– Прошлым вечером у тебя их было целых три. А впрочем, когда соскучишься по миру и покою, только намекни.

Она направилась в душ. Аксель остался с ощущением, что его окатили ледяной водой. Выходит, для Майи их отношения так и остались временными, из тех, которые можно порвать, как только наскучат. Он вдруг припомнил, что сервиз все еще находится в школе, упакованный и готовый к переезду. Майя не понимала постоянства, не умела бороться с обстоятельствами. Она умела только спасаться бегством.

А между тем вчерашний инцидент в ресторане мог быть подстроен мэром в попытках нанести очередной удар по его лицензии. Что станет с их браком, если все-таки придется поступиться школой в обмен на возможность сохранить бизнес и, не исключено, их жизни?

Загрузка...