Медовый месяц

1

— Вова, я боюсь! — закричала Танюша. — Здесь очень темно и страшно, комната такая большая, мрачная! Я не могу одна, Вова!

Варвара Николаевна вздохнула и села. Она невероятно устала от Таниных ночных криков. Но ничего не поделаешь. Надо ждать. Терпеливо и долго. Медицина бессильна… Проклятые слова!.. Интересно, кому нужна бесполезная медицина?.. И зачем она вообще существует?.. Для чего?.. Как и немощный человек… Или бессильное государство и ни на что не способная жизнь…

От вопросов самой себе ничего не изменится.

Варвара Николаевна посмотрела в черное окно, надежно и верно охраняющее их семейный покой. Шторы не задернуты. Специально. Они всегда казались ей опасной границей, жесткой чертой, словно отсекающей, перечеркивающей запросто, в два-три движения руки, весь обступающий ее, непрерывно бормочущий о чем-то мир. И ей хотелось, чтобы вновь знакомое до самой крохотной родинки лицо, стремительно нарисовавшись в темном прямоугольнике, глянуло на нее, пристально и хладнокровно. Пусть даже без его привычной острозубой улыбки… И тогда можно будет спросить: «Алекс, что ты здесь делаешь? Зачем так часто приходишь сюда? Чего хочешь и ждешь?»

Он, по обыкновению, промолчит. Да Варвара Николаевна не очень-то и рассчитывала на ответ. Так, на всякий случай… Но окно — не телевизор с его канальной бесчисленностью. И никаких лиц, даже родных и знакомых, по индивидуальным заявкам жильцов демонстрировать не собиралось. И спрашивать некого…

— Вова! — вновь пронзительно закричала Таня.

Варвара Николаевна осторожно коснулась плеча мужа:

— Володя, опять… Ты слышишь?..

Владимир Александрович уже торопливо поднимался, суетливо нашаривая на тумбочке очки.

— Танечка, я иду…

Он неловко зашаркал по скользкому налакированному коридору, близоруко щурясь. Худой, сутулый, съежившийся… Почти облысевший… Дорогая пижама висела на нем смешно и печально, как на телеграфном столбе. Темнота превращала мужа почти в слепого. Почему он не зажжет свет? Варвара Николаевна печально вздохнула. Два человека, прожившие жизнь вместе, остались чужими. Почему так бывает?.. А именно так и бывает слишком часто…

— Танечка, я бегу, не бойся, я здесь, моя маленькая…

Внучка стояла посреди комнаты, вцепившись в край стола — вероятно, самый устойчивый и надежный здесь предмет, суливший спасение и способный выручить в минуту опасности.

Владимир Александрович взял девочку за руку и осторожно, боясь споткнуться, присел в кресло. Зажег ночник. Усадил Таню на колени. Она смотрела испуганно и тревожно, цепко ухватилась за пижаму деда. Теперь он — ее настоящая защита от всех страхов и ужасов, до отказа переполнивших еще довольно коротенькую Танину жизнь.

Явился проснувшийся любопытный Варин любимец — кот с черной мордочкой по имени Черномырдин. Потомок той своры котов, что Варя держала при себе в молодости. Наглый, беспредельно избалованный хозяйкой хвостатый считал и даже был в том справедливо уверен, что ни одно событие в доме без него не обойдется. Сел и обвел стены светлым взором. Почему бы ему не переселиться к Тане? Ей стало бы повеселее. Но Черномырдин упрямо желал ночевать на своем коврике в холле, а все попытки перетащить его имущество в другое место заканчивались полным крахом. Черномырдин лапами перегонял по лакированному коридору коврик назад и заглядывал в глаза хозяев с горькой укоризной. И тем тотчас становилось стыдно.

Немного оробевшая от света темнота спряталась ненадолго по углам. Дедушка — вот он, рядом, а с ним приходит спокойствие. На какие-то чересчур быстро текущие часы. Но пусть хотя бы так… Таня перевела дыхание и показала пальцем на окно:

— Они опять там?

— Их там нет, Танечка, — в который раз терпеливо повторил Владимир Александрович и подумал, что все-таки надо ему ночевать в ее комнате. — Там никого нет. Все спят.

— А утром они придут?

— Нет, не придут. Они никогда больше не придут, Танюша.

Дед старался говорить как можно безмятежнее. Ему надо всеми правдами и неправдами убедить внучку в том, во что сам не верил. Владимир Александрович уже не первый месяц пытался помочь Тане победить страхи. С того самого дня, как девочку выписали из больницы.

Через неделю после ее выписки Варваре позвонила невестка Катерина, жуткая дрянь, и объявила рыдающим голосом — законченная истеричка! — что она не может справиться с дочкой и умоляет взять девочку к себе на время. «На время» растянулось надолго. Катерина, баба эгоистичная и стервозная, почти забыла о Танечке. И рада была забыть. Почему Сашка выбрал себе на долю именно эту кралю? Но это его проблемы. А сейчас и Варвара Николаевна, и Владимир Александрович чувствовали себя почти довольными. Если бы не Танина болезнь… Они привязались к девочке и неожиданно поняли, в чем смысл их стремительно приближающейся к финишу жизни.

В тот страшный день, сломавший, перевернувший всю их жизнь, Сашка решил ехать на службу — будь она проклята! — на новеньком джипе. А старый заслуженный «мерс», верой и правдой пробежавший много километров российских дорог с препятствиями, собирался оставить во дворе. Александр давно планировал отвезти «мерс» в ремонт к каким-то своим сомнительным знакомым — знатокам двигателей. Да так и не нашел пока свободной минутки. Если каждая минута в силах принести тебе тысячи баксов, ты не станешь расшвыриваться даже секундами. Обычная истина. Но сегодня, наконец, старый железный дружок поедет ремонтироваться. А хозяин пересядет в джип.

Александр вышел из подъезда, насвистывая. Таня весело скакала за ним. Отец, по обыкновению, подбрасывал ее на машине до школы. Катерина смотрела с балкона.

— Саша! — вдруг закричала она. — Ты опять забыл ключи от гаража! Блестят на столе, как всегда. У тебя профессорская рассеянность, как у деда, хотя ты далеко не профессор.

Катерина любила повторять эти слова.

— Фу ты! Снова-здорово… Опять суета вокруг дивана… — Александр остановился. — Сейчас, Танюш, погуляй чуток, я скоро вернусь.

И пошел к подъезду. А Таня побежала к машине. Дочка не знала, что отец поедет на джипе. Этого не знали и те, другие… Таня прилипла к стеклу «мерса», где на заднем сиденье ее всегда терпеливо поджидал мохнатый большой медведь.

— Подожди, мишка, папа вот-вот вернется! С ключами! — пообещала любимому зверю Таня и пошла к подъезду, ожидая отца.

— Задержка в развитии, инфантилизм, — вздыхая, часто говорила Катерина. — Десятилетний ребенок до сих пор играет в куклы! Одни игрушки на уме!

Ни Александр, ни его родители тактично не хотели напоминать Катерине, что она сама виновата в этом. Напрасно они деликатничали… Девочка отставала от сверстников во всем — и в росте, и в весе. Не надо было носить эти дикие тугие пояса, маскирующие пузо, во время беременности. Но Катерина считала долгом чести скрывать свой распухающий, растущий месяц за месяцем живот от любопытных взоров окружающих. Она вообще ненавидела тогда себя и, едва сдерживая отвращение, мельком, кусая губы и готовясь всякий раз заплакать, посматривала на свое жуткое отражение в зеркало.

— Саша любит Катерину, — часто пробовал убедить себя и жену Владимир Александрович.

— Любит? — иронически переспрашивала Варя. — А что там, скажи на милость, любить?

— Ну, Варенька, этого нам не понять, — бормотал Владимир Александрович.

— Этого никому не понять! — неизменно обрезала жена.

— Она такая странная девочка, — однажды пожаловалась Катерина свекру. — Мы ездили на Псковщину… И Таня так рыдала на могиле Пушкина, что мы не могли никак ее оттуда увести… Было жутко стыдно перед людьми!

— Стыдно? — удивился Владимир Александрович. — Почему? Стыдиться нужно подлостей, а не искренних слез о великом писателе…

Невестка ничего не ответила. И наверняка подумала, что дед не менее странный, чем внучка. Так что есть в кого…

Едва Таня отошла от машины, грянул взрыв… Александр услышал грохот, дикий крик жены, стоящей на балконе, и бросился назад. Таня лежала на земле недалеко от горящей машины, разметавшей во все стороны пылающие обломки…

«А если бы она не успела отбежать от машины?» — с ужасом подумал Александр.

— Они не придут? — повторила Таня слова деда. — Вова, но ведь их не нашли… Тех, кто заложил в папину машину взрывчатку… Значит, они могут вернуться… И приехать сюда, к вам. Чтобы нас всех убить.

— Танюша, у нас здесь отличная охрана. И система видеонаблюдения. Сюда никто не сможет приехать.

Девочка прекрасно знала и про охрану, и про видеонаблюдение. И она понимала, что для настоящих киллеров все эти системы — тьфу! Вон, по телевизору каждый день показывают… Убийцы пройдут через любые преграды. Если им понадобится… И взрослые, усердно скрывающие от нее правду, отлично сознавали жестокую истину. Но ведь не скажешь десятилетнему ребенку все, о чем ты думаешь! Не признаешься в том, что сам боишься почти так же, как она! И спишь с тех пор только со снотворным, которое сердобольная врачиха из высокооплачиваемой поликлиники выписывает не жалея. За те деньги, что приплачивает ей Сашка к ее зарплате, психотерапевт готова была закормить Владимира Александровича лекарствами насмерть.

— Володя, тебе надо лечиться… — нервно твердила Варвара. — И Танюше тоже. Ты мало внимания уделяешь своему здоровью.

И вновь звонила сыну.

— Александр, привези деньги, — сурово приказывала она. — Отцу нужно к врачу. И Таню мы давно не показывали профессорам.

Александр, постоянно высмеивающий материнскую ипохондрию, безропотно привозил тысячи баксов. Ему это ничего не стоило. Родительские пенсии он иронически называл пищевыми добавками.

Иногда Варвара Николаевна спрашивала себя: а будет ли предел заработкам сына? И отвечала сама себе злобно: никогда! Она разделяла мнение мужа и вместе с ним ненавидела и боялась шальных денег Александра, размаха, с каким их танковый сын шагал по жизни, словно его тезка завоеватель Македонский.

— Не важно, что делать, важно — как! — часто повторял сын.

Варвара Николаевна давно подозревала, что добром это не кончится. И вот, пожалуйста… Она оказалась права. Какие-то взрывы в машине, бомбы, тротилы, взрывающие устройства… Еще Бог спас, что никто не погиб. Но Таня никак не придет в себя. А потом… что дальше?.. У девочки изуродовано лицо. Пока она не слишком велика и не все понимает… А когда подрастет? Варвара Николаевна боялась даже думать об этом. Зато Катерина — кукушка, а не мать! — и Сашка, похоже, ни о чем не задумывались. Сын лишь зарабатывает «зеленые», как теперь принято говорить, а его жена поглощена лишь собой и тряпками. Солярии, косметические салоны, парикмахерские, тренажерные залы, фитнес-клубы… Для чего ей Танюшка?..

Сын и невестка не радовали Варвару Николаевну. Хотя уж ей ли быть недовольной? В ее распоряжении все, что она пожелает. Так и говорила Катерина, недоуменно поводя плечиком. Но Варвара Николаевна не желает взрывов, разборок, криков перепуганной внучки по ночам… Зачем ей все эти ужасы? Никакими баксами не искупишь. Если именно так приходится расплачиваться за их количество… Нет, она не желает такой беспредельно дорогой платы…

После взрыва Варвара Николаевна ходила в церковь, благодарила Бога. Только спасти сына не могла. Это должен был сделать он сам, отказавшись от нажитого. А уж это дудки! Александр не собирался ни от чего отказываться. Наоборот, лишь наращивал темп и накручивал обороты. Мы все слишком многое нередко опаздываем понимать…

— Володя, что теперь за жизнь? Ты мне можешь объяснить? — однажды, когда Таня заснула, спросила мужа Варвара Николаевна. — Что это за новые слова — тротиловый эквивалент, пояса смертниц, шахиды? Полевые командиры, установка «Град», группа «Альфа»?.. Олигархи, мафиозные структуры, разборки?.. Что это за «Новости», где рассказывают исключительно и сплошь о том, кого убили и кого пытались убить? Что это за существование, когда, уходя утром, не знаешь, вернешься ты домой или нарвешься на очередную «черную вдову»? Ты что-нибудь понимаешь? Мы раньше жили, конечно, не слишком хорошо, но уж совсем иначе… Хотя, наверное, в той нашей жизни оказалось чересчур много грехов, раз теперь пришла такая расплата… Ведь смешно думать, что так всегда бывает и должно быть при капитализме и при рыночной экономике. Смешно и глупо… Не пойдет наш поезд, как идет немецкий… Это было сказано еще в позапрошлом веке.

Владимир Александрович молчал, потирал лоб и поправлял очки, вечно пытавшиеся свалиться с большого носа.

— А вот еще одно новое замечательное слово — «шоу»! — продолжала Варвара Николаевна, не дождавшись ответа. — Тупая калька с английского! Я тут как-то на днях смотрела телевизор. Проводилось очередное шоу сетевого маркетинга с целью завлечь людей. Все как обычно: предложение компании продавать по своему усмотрению их товар, купив на него лицензию, и всякое такое… И я задумалась, Володя: чего они хотят добиться? Им что — продавцов не хватает? Прямолинейная простота резюмирующего вопроса… Но объяснить можно что угодно. Понять нельзя… А показывают нам теперь погони, даже не погоду. Недавно видела на экране акционерную биржу… Что это такое? Толпа людей, и все, не слушая друг друга, громко кричат и размахивают бумажками. Чушь!.. Бессмыслица… Невнятица бытия… Я купила Тане туфли. Они оказались на полтора надева… В магазине мне сказали: вы их неправильно носили… Объясни мне, как ребенок должен правильно носить туфли? Надевать и через пять минут снимать? И ставить на полочку?

Муж грустно смотрел в сторону.

— Раньше у нас были профессиональные революционеры, а теперь — профессиональные депутаты. Ты когда-нибудь слышал о такой профессии — депутат? А о такой, как киллер? И чуть что — зовем на помощь Министерство по чрезвычайным ситуациям! Нет отопления — приедут чрезвычайщики с обогревателями под мышками и сразу согреют всех! И дадут воду! И запаяют трубы! Основной слоган (тоже новое слово!) нашей жизни — ни шагу без Шойгу! А раньше тоже действовала чрезвычайка. Но несколько иная. Очевидно, в России не принято жить в нормальных ситуациях. Никогда.

Муж грустно улыбался — не умел растолковывать очевидность.

После взрыва он попытался поговорить с сыном. Варвара Николаевна сидела тут же, в комнате. Александр небрежно развалился напротив отца в кресле, закинув ногу на ногу. Какие-то сногсшибательные ботинки… А костюм просто страшно носить… Правда, Катерина одета еще похлеще. От ее нарядов приходил в замешательство даже ничего не понимающий в дамских туалетах свекор, который всегда растерянно тер лоб, недоуменно разглядывая невестку.

— Кто это сделал, Саша? — спросил Владимир Александрович. — Как ты считаешь?

Сын бездарно изобразил скорбную гримасу:

— Откуда я знаю, папа? Это дело прокуратуры и милиции.

— Саша, милиция делает свое дело, а ты — свое! И тебе отлично известно, кому и сколько раз ты наступил на хвост и перебежал дорогу! — вспылил Владимир Александрович. — Преподавателям вузов и хирургам городских больниц не подкладывают взрывчатку в «Жигули»! Что-то я об этом пока не слышал! У тебя есть враги?

— Если у тебя нет врагов, значит, в жизни ты еще ничего не достиг, — ухмыльнулся сын. — А я добился многого! «Когда я итожу то, что прожил…», то замечаю довольно приличные завоевания. И зависть моих друзей — термометр моего успеха. Это сказал кто-то из великих. Не помню, кто именно.

— Ты добился слишком многого! — накалялся Владимир Александрович. — Не пора ли остановиться?

— Нет, на покой мне рановато! Это для меня сегодня не актуально! И почему я должен останавливаться из-за угроз каких-то отморозков?! Я еще поборюсь с ними, я их переиграю! Всегда стараюсь не дать себя огорчить и расстроить. И живу так, словно не собираюсь умирать. Представь себе, получается! А вообще у каждого поколения свой спектакль…

— Ты снова подставишь им свою жизнь и жизнь своей дочери! — закричал, устав сдерживаться, Владимир Александрович. — Тебе никого не жалко! Но если ты не думаешь о себе, пожалей хотя бы ребенка! Таня и так не спит ночами!

— Это пройдет, — невозмутимо заметил сын. — Врачи сказали — временное явление. Катя тоже очень переживает.

Варвара Николаевна молчала, сжав губы. Она решила не встревать и выслушать до конца свое драгоценное старшее дитя.

— Да твоя Катя переживает всего-навсего из-за неудачно сделанной прически! — вошел в раж Владимир Александрович. — Твой дорогой в самом прямом смысле человек! Сколько она просаживает каждый месяц на тряпки и косметические салоны?! А ты потерял всякую способность соображать! Тебе деньги заменили и ум, и любовь, и доброту! Одна «зелень» перед глазами! Человек живет не только ради того, чтобы пожрать да посрать! Прости мне это слово!

Варвара Николаевна услышала от мужа подобную грубость впервые в жизни, но не удивилась. Она и сама могла бы сейчас брякнуть не хуже.

— Прощаю. Мама права, тебе надо обратить серьезное внимание на здоровье, — холодно откликнулся Александр. — Мы обсудим все позже, когда ты успокоишься и придешь в себя. Хотя не очень понимаю, о чем нам еще говорить… Всегда мимо сада…

Этого не понимали и родители. Сын ушел от них в такие заоблачные рыночные дали, где уже ничего не разглядеть. И не собирался оттуда возвращаться.

— У нас с тобой примерно как в стихотворении для детей «Встретились бяка и бука…». Я, безусловно, бяка, — ухмыльнулся сын и, сморщившись, потер левый бок. — Что-то здорово стал болеть желудок…

— Пить надо меньше! — сухо, но с видимым удовольствием встряла Варвара Николаевна. Тот редкий случай, когда свекрови нравилось цитировать Катерину. — Вот как раз в этом случае стоило прислушаться к своей ненаглядной жене!

Сын хмыкнул:

— Снова в том же корыте… Надоело! Суета вокруг дивана… И вообще, чужая семья — потемки. Вы до сих пор это не усвоили?

Владимир Александрович забеспокоился, сразу остыв и на время оставив тему взрывов и Катерины, которая сама по себе вечный взрыв. Ходячая провокация в бриллиантах…

— А тебе не надо обратить внимание на свое здоровье? Ты давно к врачам обращался?

— Давно, — безмятежно отмахнулся сын. — Некогда! Дела… У тебя своя каторга, у меня своя. Но она меня вполне устраивает. А к вопросу, вредит ли алкоголь здоровью… Я пришел к простому выводу: все зависит от настроения. Если пьешь в хорошем — не вредит, а вот если в подавленном — да. Стараюсь пить исключительно в благостном состоянии. Например, после выгодной сделки.

Варвара Николаевна, еле сдерживаясь, недовольно взглянула на мужа. Ну все, понеслось! Он уже перечеркнул все сыновьи грехи и все простил! Любимый сын Сашенька жалуется на животик!.. Беда-то какая, господи…

— Варенька, не забывай, — часто повторял муж, — Саша по собственной инициативе подарил нам такую дорогую квартиру! И мы ее приняли… Значит, мы тоже живем по двойным стандартам. Как все…

— И ты не забывай, — неизменно отзывалась Варвара Николаевна, — практичная Катерина давным-давно все рассчитала да вычислила и поняла, что Тане довольно скоро понадобится отдельное жилье и нет ничего лучше, чем наследство от деда с бабкой! Квартирка и вправду шикарная!

Муж понуро опускал большой унылый нос.

— Просто желудок стал недружелюбно встречаться с едой. Бывает, — усмехнулся Саша. — Ничего, пройдет, попью альмагеля…

— Правильно, это самое простое и удобное, у тебя же под рукой всегда уйма лекарств! — проворчала Варвара Николаевна. — Только не ошибись, не возьми поддельное! Хотя таблеток от старения, даже фальшивых, в твоем богатом ассортименте все-таки до сих пор нет. А так хотелось бы ими позабавиться! Потешить свои иллюзии…

Сын взглянул на нее и встал. Дипломатический визит подошел к концу.

А Танечка по-прежнему просыпалась ночами и звала деда…

— Володя, — вздыхала Варвара Николаевна, — опять…

Муж торопливо поднимался, суетливо нашаривая в темноте очки.

— Вова, а каким папа был маленький? — спросила вдруг однажды ночью Танюшка, устроившись на коленях деда.

Ночник мирно освещал комнату в коврах. Когда-то маленькая Танюшка, еще не умея ходить, быстро, как зверек, ползала по этим коврам и громко хохотала от восторга. От счастья жизни… Жизни, которую у нее теперь незнакомые дяди запросто могли отобрать.

Каким Сашка был маленький?.. Владимир Александрович задумался.

Сын всегда казался Владимиру Александровичу далеким от него, непонятным. Он привычно и банально успокаивал себя вечной и до сих пор нерешенной проблемой отцов и детей. Чем-то ведь надо себя утешать… Ее вообще, видимо, никому никогда решить не дано. Так что не стоит и пытаться. На свете немало таких вопросов без ключа. Существующих специально, чтобы всем приходилось над чем-то ломать голову. Иначе скучно…

Зато Саша родился очень способным мальчиком, очевидно, в деда, профессора математики Московского университета. У сына даже профессорская дедовская бытовая рассеянность и забывчивость, о чем обожает без конца напоминать Катерина. Хотя его деловая память работает на все сто. О себе, кандидате технических наук и преподавателе МИРЭА, Владимир Александрович старался не думать. Вот его отец действительно был великим ученым…

Саша всегда хорошо учился, особенно по физике и математике. Поэтому после седьмого класса перешел в физико-математическую школу. Лучшую в Москве. Там у него появилось два приятеля, тоже Александры. Чтобы не путать, мальчишек называли Саша, Саня и Шура…

— Вова, — нетерпеливо дернула деда за воротник пижамы Таня, — почему ты замолчал? Рассказывай дальше. Я хорошо знаю папиных друзей — это дядя Саня, муж тети Нади и папа Олега, и дядя Шура. У него сын Семен.

Неужели ей это интересно? Странно… Владимир Александрович собирался продолжить свой невыразительный вялый рассказ, хотя очень не хотелось вспоминать и говорить о сыне, но вошла Варвара.

— Володя, — строго сказала она, — что это ты разговорился? Давно пора спать!

— Варенька, еще немного! — Владимир Александрович виновато поправил сползающие с большого толстого носа очки. — Мы решили поговорить о Саше…

— О Саше? Еще не легче!.. Наша семейная реликвия и звезда российского бизнеса с ненормально высоким рейтингом! Почти как у президента! Харизматическая личность, выражаясь по-современному! О нем наговоритесь утром. Таня, давай спать, ты же видишь — все в порядке, все спокойно! И мы рядом, за стенкой. И Черномырдин тут как тут, всегда на подхвате!

— А там вокруг машины еще ходил незнакомый дядька, — неожиданно заявила Танюшка. — Вова, жалко, что ты его не видел…

Опять внучка вспомнила об этом… Им никак не удается ее переубедить… Владимир Александрович беспомощно взглянул на жену.

— Не ходил там никакой дядька! — сурово отчеканила та. — Тебе показалось!

— Нет, я хорошо его помню! — Таня спрыгнула с колен деда.

Мирный желтый цвет ночника ласково выкрасил девочку солнечной краской. Черномырдин мяукнул и нагло выгнулся, очевидно желая подтвердить свою поразительную гибкость в любых делах и переговорах. Он вообще вел себя как любой мало-мальски значимый политик — всех осуждал, к мнению других не прислушивался, чужих позиций не учитывал и маниакально гнул свою линию, считая ее единственно правильной. Действовал как опытный дипломат, прошедший суровую бурсу российских посольств в африканских странах. Классика дипломатии.

Владимир Александрович относился к Черномырдину настороженно — чересчур хитер хвостатый! Но Варя животину обожала и кормила свежей рыбой.

— У-у, моя любимая морда! — часто бормотала она, задирая подбородок здорового, откормленного котяры двумя пальцами и целуя в нос.

Сейчас, очевидно, баловень ожидал порции ласки, но не дождался. Не до него.

Таня показала рукой в темное окно:

— Он присел возле машины, когда я к ней подошла. Его было видно только мне. Его загораживал от всех «мерс». И этот дядька мне улыбнулся…

Улыбнулся?! Сволочь!! Хорошо, что погиб… Хотя о мертвых не принято говорить и думать плохо… Грех…

Владимир Александрович встал.

— Танюша, бабушка права. Давай спать. А утром я тебе дорасскажу о папе и его друзьях.

— Ну ладно, — внезапно согласилась Таня.

Ночь уже потихоньку укачивала ее, словно насыпая в глаза песок, от которого веки упорно закрывались сами собой.

— Я утром тебе напомню…

Владимир Александрович уложил Таню, погасил свет и осторожно вышел вслед за женой. В спальне Варвара Николаевна строго отчитала мужа:

— Ты слишком мягок с ней!.. Конечно, она перенесла шок, но все-таки нельзя ее сейчас избаловать до беспредельности.

— Варенька, ну о каком баловстве речь? От Тани почти отказались родители.

Жена вздохнула:

— Зато Александр не знает нужды в деньгах. Сорит ими направо и налево. Вот эта наша квартира… Спасибо, конечно… Даже не представляю, сколько он за нее заплатил.

— Это легко узнать у нашего управляющего, — пробормотал Владимир Александрович, засыпая. — Прямо завтра… Если тебе так интересно…