Медовый месяц

10

— Варька! — обрадовался Володя, увидев жену. — Здорово, что ты приехала! Я уже начал скучать. А почему не сообщила о приезде? Дала бы телеграмму, я бы встретил. Выглядишь отменно! Значит, отдохнула замечательно.

Варя кивнула и прошла в комнату. Да, отдых действительно прошел лучше некуда… Размытый крымский треугольник… Только чем все теперь кончится?..

— Хотела сделать тебе сюрприз, — банально и рассеянно отозвалась Варя.

Ничего другого, более путного и оригинального, она придумать не сумела. Да и зачем ломать голову над ненужными, пустыми объяснениями? Какая разница, что сказать и как разжевать мужу свое молчание и свой неожиданный приезд? Буркнуть что-нибудь наспех, кое-как, и ладно… Обойдется… Варя не слишком стремилась что-либо объяснять. Ей стало безразлично. Настоящее и будущее ее теперь не слишком заботило. Правда, оно и раньше ее не сильно волновало.

Варя села за стол и задумчиво осмотрелась. Довольно мерзкая комната… И она здесь жила?! С этим мужчиной?! Странно… За время ее отсутствия абсолютно ничего не изменилось. Но все казалось другим. Словно чужим. И ко всему надо было привыкать заново. А это значительно сложнее. Да и не хотела Варя больше к этому привыкать.

Володя радостно суетился, накрывал на стол, что-то говорил, о чем-то спрашивал… Варя почти не слышала и не слушала мужа. И не тревожилась о том, что он может заметить какие-то новости и заподозрить жену. Но он, кажется, ничего не разглядел. Был по-прежнему наивен и доверчив. И сбросил все на счет Вариной усталости с дороги.

— А как ты достала билет на поезд? С ними ведь непросто. Неужели стояла в очереди? — спросил Володя, усаживаясь рядом и обнимая ее.

— Дядя Витя помог, — солгала Варя и напряглась. Отныне ей придется много врать, и к обману тоже надо привыкнуть и смириться. Если получится… А вдруг нет?! — Наш астроном зовет нас на следующее лето. Будет ждать. Надо написать ему заранее.

— Напишем! — весело отозвался Володя. — Обязательно. Раз тебе там понравилось и пошло на пользу! Тетя Женя и на этот раз оказалась права. Она отличный врач. Ты выглядишь просто необыкновенно!

Варя четко ощутила его желание. Он готов был забыть обо всем и утащить Варю в их комнату. И сдерживал себя лишь потому, что ждал прихода отца и тети Нюры. Неудобно… Подумают, ночи дождаться не сумел… Хотя что тут особенного? Так оно и должно быть. Любящий муж соскучился по своей молодой жене. И к тому же верный… Варя вдруг панически испугалась. Почему она ни о чем не подумала раньше, в Крыму?! Проклятый размытый треугольник… Идиотка, дура!!

Оказывается, она даже не представляла, не сознавала до конца своего двойственного, похоже, страшного и не такого уж простенького положения. Не задумывалась о той ситуации, в какую влипла по своей вине. Или любви… Что в данном случае почти одно и то же… И отныне ей предстоит спать с двумя мужчинами — с мужем, которого не любила и не любит, и с Алексом, которого…

Дальше Варя решила не продолжать. На сегодня достаточно. Но как она сумеет справиться с собой, со своим новым состоянием и обстоятельствами? Как найдет выход? Варя не знала… Почему раньше не задумывалась об этом?.. О чем вообще думала?.. Кажется, ни о чем… Но нельзя же быть до такой степени легкомысленной… Разве она такая?.. А какая она вообще?..

Володя придвинулся к ней.

— Варька… — пробормотал он. — Ты вернулась…

Он ошибался. Возвращаться она не собиралась. Гребениченко смотрел на мир близорукими глазами, а это опасно, порой даже гибельно.

И очки, и добрые, выпуклые, влюбленные в нее и верящие ей глаза, и большой нос — все оказалось чересчур рядом… Все те знакомые черты, о которых Варя уже благополучно успела забыть, вычеркнуть из памяти…

Он дотронулся до ее щек, потянул жену на себя… И Варя вновь ужаснулась… Нет, она теперь ни за что не сможет быть с ним, тем более спать… Это невозможно. Почему, ну почему не подумала об этом раньше, не сумела предугадать, вычислить?! Да и что уж такого запредельно сложного тут вычислять и предугадывать?! Полный примитив… И почему она рассчитывала, была почти уверена в том, что запросто, играючи справится с собственной ложью, лицемерием, подлостью?.. Это, как выяснилось, совсем нелегко. Хотя, наверное, для кого как. Кому-то фальшь не стоит усилий. Но не ей, не Варе. И подумать об этом стоило значительно раньше, когда все игры едва начинались.

Вероятно, Володю насторожил страх в Вариных глазах. Во всяком случае, он удивился, не поверил себе и недоуменно поправил очки.

Варю спасла вернувшаяся из магазина тетя Нюра. Она очень обрадовалась приезду молодой Вовкиной жены и даже, расчувствовавшись, расцеловала.

— Как ты похорошела, Варюша! — радостно пропела тетя Нюра. — Поправилась, прямо расцвела! Видно, на пользу тебе пошел отдых! Стало быть, вам надо только в Крым и ездить.

— Я то же самое говорю! — откликнулся Володя.

«Конечно, в Крым, куда же еще, — печально подумала Варя. — Почему я такая глупая, лживая, несмышленая?.. Почему я вообще — такая?.. А какой бы я хотела быть?.. А какой должна?..»

И Варя вновь тяжко задумалась. И опять не слышала разговоров Володи и тети Нюры, не реагировала ни на что…

— Устала, Варюша? — наклонившись к ней, заботливо и настороженно спросил муж.

Она услышала лишь свое имя… И едва сдержалась, чтобы не закричать, резко, грубо, запретить ему отныне и навеки так ее называть, именно так к ней обращаться… На это имеет право один-единственный человек. Отныне и навеки…

Почему она такая?.. Но какой она должна быть? И какой хочет?..

— Нет, ничего, это просто… — с трудом ответила Варя, — акклиматизация…

Они обедали, смеялись, разговаривали… Позже пришел Володин отец. Все было отлично, на редкость замечательно. Но Варя по-прежнему слышала и слушала вполуха. Ее страшила грядущая ночь. Она обязательно наступит, и что делать, Варя не знала. Ведь не может она теперь постоянно отказывать мужу… Если даже на сегодня придумать какой-нибудь предлог… Обычный, тоже не больно оригинальный и своеобразием не отличающийся… Головная боль всегда наготове… Или месячные вне расписания… В запасе — дорожная усталость… Хорошо, это сегодня. А завтра? Послезавтра?! А потом?! Позже?! Что, у нее теперь всегда, начиная с этого вечера, будет неизменно болеть голова?! Тогда ей нужно ложиться в больницу и серьезно лечиться… Да и кто поверит, глядя на нее сейчас, что у нее может что-нибудь болеть?.. Варя выглядит ослепительно, словно месяц без Володи в Крыму сделал ее другой, превратил в совершенно иного человека… Так оно и случилось в действительности…

Выдумать ничего она не могла и от этого сжалась еще сильнее, нервно сжимая и разжимая пальцы.

Володя поглядывал на нее все внимательней и пристальней. Тетя Нюра, кажется, ничего не замечала или делала вид. Старший Гребениченко тоже. Но ведь именно тогда, в тот памятный всем вечер возвращения Вари из Крыма, все всё поняли, обо всем догадались и безмолвно условились ни о чем не расспрашивать, в подробности не вникать и вообще сохранять невозмутимость и спокойствие. Притворяться, будто ничего не произошло, и жить себе дальше по прежней схеме, в прежнем ритме и на тех же условиях.

Они попытались решить проблему так: это неплохой запасной вариант. Постараться забыть о ней, вычеркнуть из своей жизни и памяти.

«Неужели они думают, что это возможно? — думала Варя. — И я сама тоже так думаю… Это несерьезно… Ничего у нас не получится. Нельзя ничего вычеркнуть и вернуться к прежней размеренной жизни. Это смешно — пробовать и мечтать все упростить… Ничего никогда не упрощается. Пытаться свести опасность к минимуму… Но она ни за что не пожелает исчезнуть и потеряться. Дудки! Стараться выбросить ее за ненадобностью… Но это просто глупость… Жизнь вволю поиздевается над нами и всеми нашими усилиями и потугами… У нас ничего не получится».

Можно упорствовать в своих желаниях и дальше. Да и как иначе? Смириться с ситуацией — значит признать, что у Володи больше нет семьи и вряд ли она вдруг возродится на пепелище…

Люди слишком часто не хотят замечать очевидное, боясь его. Они упорно зажмуриваются и придумывают себе несуществующий мир. Как в детстве… Только если в детстве — это игра богатого свободного, ничем не стесненного, не обремененного воображения, то теперь их держит в своих цепких лапах страх… И они пробуют убежать от него, спрятаться… Ну не сражаться ведь!.. А почему нет?.. Почему предпочтительнее удрать и поискать укрытие, а не пойти ему навстречу?.. Страшно погибнуть в открытом бою?.. Лучше жить, согнувшись, ссутулившись, сжавшись под давящим гнетом ужаса правды и страха открытия… Но истина всегда тяжела и беспредельна. На то она и истина. Значит…

У них ничего никогда не получится. Глупо мечтать об этом.

Но молодая и неопытная жена ошиблась в своих мрачных прогнозах. У них все отлично получилось.

— Варя устала с дороги, — в который раз повторил Володя отцу и тете Нюре.

Они и так уже давным-давно все поняли о ее усталости.

— Юг, — говаривал порой с усмешкой профессор Гном, — слишком теплое и горячее место, где чересчур хорошо и быстро все растет и подрастает: цветы, травы и страсти…

Зачем же он отправил туда молодых? Но ведь вдвоем, на месяц, да и Варя нуждалась в солнце и тепле… Точнее, ее легкие…

Все размышления, тревоги и сомнения промелькнули довольно незаметно, плавно скользнули над столом и пролетели под потолком квартиры Гребениченко на Никольской. И присмирели, утихомирились, укрощенные силой воли, разумом и желаниями людей, здесь живущих…

Ночь приближалась, и Варин страх разрастался. Она словно закаменела, приготовилась к самому ужасному и даже продумывала всерьез вариант полного признания мужу. Только так ли уж нужны ему откровения?..

Варя украдкой взглянула на Володю. Сидит внешне спокойно, что-то читает и, похоже, не проявляет ни малейшего интереса к жене. Старается не проявлять. Каждый погрузился в свои мысли и свои трудности. Еще даже не став действительно единым целым, настоящей семьей — а у них для этого было слишком мало времени! — они уже четко разделились на двоих разных, живущих по-своему и далеко друг от друга людей.

Володя прекрасно знал, что Варя его не любит. А что, разве не так? Знал, и еще как знал!

Варя начала потихоньку раздражаться. Он достаточно безмятежно принял ее жертву и посчитал, что это вполне нормальное явление. Ничего из ряда вон выходящего. Ситуация довольно обычная, и все будет идти так, как должно. Жертвенность — в характере русского человека. Володя отнесся к ее равнодушию идиллически бесстрастно, принял за основу свою собственную любовь, поставил во главу угла свое собственное чувство. Значит… значит, Варя ему ничего не должна и ничем не обязана. И вообще… Если уж она и была ему чем-то когда-то обязана… Нет, Варя не забыла о том, кто ее вылечил. В общем-то спас… Но она отплатила тем, что вышла за него замуж. Отплатила?.. Словно отомстила… Звучало почти одинаково…

Варя окончательно запуталась в себе, в своих отношениях с мужем, со всем окружающим миром и… махнула на все рукой. Пусть живет как хочет — и весь мир, и Володя Гребениченко, Вовочка Расчесочка… А она будет жить сама по себе. Самый оптимальный и единственно правильный вариант в их непростой ситуации. А признаваться, каяться и рвать все сразу… Нет, это тоже неосмотрительно и чересчур поспешно.

У Вари не оказалось подруг, и посоветоваться ей было не с кем. Мать всегда существовала вдали от нее, наособицу. Единственная приятельница Лида, выскочив замуж и став инженером, тоже отстранилась и пропала. Да и вряд ли Варя смогла бы доверить кому-то свои семейные тайны. Правильнее их держать при себе, чтобы не нарваться на предательство, сплетни и грубость.

Пусть все остается по-прежнему. Пока… До поры до времени… Да и деваться Варе некуда. Возвращаться домой не хотелось. Тем более, что все коты и цветочки перекочевали сюда и неплохо прижились на Никольской, ныне именуемой революционной улицей 25 Октября. А Алекс… Еще неизвестно, вернется ли он когда-нибудь… Да и вообще… Он непонятный, смутный, загадочный… Зачем она ему? А он ей?..

Варя встала и поплелась в ванную. Володя пристально посмотрел ей вслед и снова уткнулся в книгу…

Он тоже оказался в странной, неожиданной растерянности.

Володя ничего не понимал… И понимал абсолютно все. Но не хотел понимать. Всеми силами сопротивлялся страшной догадке. И так же спрашивал себя, как Варя, — а почему он вовремя не подумал о том, что произойдет, если жена случайно встретит свою любовь? На свой счет он не обольщался. И его некрасивость тут ни при чем. Просто — нет, и все… И сделать с этим ничего невозможно.

Наступающая на пятки ночь его тоже пугала. Именно она — откровение и прозрачность. Именно она всегда — страх и чистота. Именно она — тоска и счастье. День замазывает, заслоняет, затирает собой, своими делами, суетой, беготней все беды и все радости. Он затушевывает нюансы, подлинное и правдивое. День лжет. Он обманщик по натуре. Ночь честнее, прямее и куда откровеннее. А потому страшнее и счастливее. Нежнее и пристрастнее. Объективнее и жестче. И мягче одновременно.

Володя все это прекрасно понимал. И потому очень боялся густеющих за окном сумерек. Стекла мрачнели, быстро наливаясь чернотой, и Владимир даже глуповато обозлился на время, бегущее вперед с такой не соразмерной с жизнью, никчемушной скоростью. И как ему ни хотелось прижаться к полусонной и впрямь какой-то уставшей, подозрительно вялой Варе, он пересилил себя с великим трудом и мужеством и, пожелав жене спокойной ночи, постарался заснуть.

Володя не мог объяснить себе, как ему это удалось. А Варя тем более. Ужас перед предстоящей ночью был так велик, что ей казалось, будто она даже перестала соображать. И помнить что-либо. Память истерзалась, измучилась, пытаясь совместить несовместимое, и, выбившись из сил, отказалась дальше играть в запутанную сложную игру.

Но когда измаявшаяся, обессилевшая Варя обнаружила внезапно рядом с собой мирно заснувшего, по-детски сопящего мужа, она, к своему изумлению, убедилась, что это еще хуже и страшнее. Потому что абсолютно неясно. Объяснимый ужас пережить куда проще и легче непонятного. И пусть лучше ужасный конец, чем ужас без конца…

Она не спала почти до утра. Только когда окна стали прорисовываться на темных стенах светлыми прямоугольниками, Варя не выдержала дальнейшего напряжения и отключилась в тяжелом полусне. Сознанию тоже страшно надоело без толку страдать.

Следовало пробовать жить дальше. Ничего не нарушая и не изменяя. Сохранив все по-старому и по-прежнему. Да, они все тогда молчаливо согласились с этим, поскольку никто по изменениям не тосковал и никто их не ждал. Да и вообще ломать свою жизнь для многих непросто. Большинство страшится это делать. Риск нового, неизведанного свойствен лишь путешественникам. А первооткрывателем мечтает стать и может быть далеко не каждый. «Зачем, когда все уже каким-то образом, пусть не самым чудесным, но сложилось? Вы разве до сих пор ждете от жизни чудес? — спрашивают друг друга люди. — Перестаньте, успокойтесь, к чему искать несбыточное?..»

Они правы, эти реалисты. Как бы хуже не вышло… Люди боятся рисковать. Но правы ли они?..

Варя в такие философские дебри не удалялась и в подобные мыслительные глубины не забредала. Она предпочла закрыть на многое глаза и существовать дальше. Любовь любовью, а муж по расписанию. Как поезд. Как утренний троллейбус. Как майская гроза. В общем, у нее, у Вари, все хорошо и даже отлично. Главное — поверить в это и убедить себя. Остальное приложится. О том, что ничего к этой, в сущности, неплохой мысли приложиться просто так не может, Варя не задумывалась. Она вообще теперь решила взять себе за правило сильно размышлениями не увлекаться. И если раньше ее довольно легко было повести за собой — она из тех людей, кто всегда свободно, без раздумий, отдает свою руку, — то теперь сделать это и вовсе не составляло труда. Сначала отрапортовать — потом разобраться… Отличный жизненный принцип.

Так прошло несколько месяцев. Варя обнаружила, что беременна, равнодушно, вяло, полуосознанно сообщила об этом мужу и снова погрузилась в чтение книг. Она часто заходила на Главпочтамт в ожидании писем. Женщина в окошечке уже с ходу узнавала ее и неизменно, почти не глядя в Варин паспорт, отрицательно качала головой. Нет, ничего нет, опять ничего… Пишут… Потерпите… Ждите ответа… Как надоело…

Варя привыкла ждать. Привыкла слышать одни и те же омерзительные слова: «Вам ничего нет» — и даже стала подозревать, что Крым, дядя Витя с его рассказами о таинственных следах, остроносый Алекс просто приснились ей, примерещились. Ничего не было и больше никогда не будет… Жаркий мираж возле синего моря, по ошибке называющегося Черным.

Варя в очередной раз обреченно отошла от опостылевшего окошка Главпочтамта. Женщина в окошке явно ненавидела, и довольно давно и обоснованно, Варю с ее дурацкой настырностью и паршивым твердолобием. Варя, очевидно, напоминала почтовой даме медного чурбана, который не в силах осмыслить происходящее. Потому что чурбан.

Она вышла на улицу. Шел мелкий мокрый снег ноября. Напомнивший ей тот мокрый снег, когда она впервые вышла из института вместе с Володей… Точно такой же… Тогда в черных лужах отражались робкие фонари, прохожие злились на грязь, узкую улочку и непрерывный перезвон трамваев. И Володя смотрел на Варю сквозь стекла мгновенно запотевших очков увеличенными линзами глазами… Рассматривал очень внимательно. И присмотрел себе на всю жизнь… Тогда это понятие и слова «на всю жизнь» не казались такими страшными.

Почему Алекс не пишет?.. Забыл ее?.. Очень занят? Уехал в дальние дали? А может быть, умер?..

Эта мысль не испугала и не удивила Варю своей откровенностью и беспощадностью. А что, собственно, в ней слишком жестокого? Это правда, обыкновенная истина. Потому и безжалостная. Люди, все без исключения, приходят на этот свет на короткое время, чтобы уйти навсегда. Без вариантов.

Умер… Варя задумалась. Мимо неслись какие-то люди в черно-серых одеяниях, все как один торопливые, хмурые, зажатые, стиснутые своими заботами и думами…

Почему все так мрачно одеваются, думала Варя. Почему все бродят с такими постными мордами? Да, здесь тяжко и безрадостно жить… Ну и что? Это еще не значит, что нужно смотреть на мир горькими глазами и верить, что ничего нельзя изменить. Неправда. Все еще можно переломать. А даже если и нельзя… Все равно в ее жизни это останется навсегда — море, зеленые яркие заросли возле белого здания санатория, смеющийся Алекс в светлой рубашке… Его бьющиеся на влажном ветру волосы… Его забавный легкий акцент: «Варьюша…»

Ее затошнило. Ребенок капризно и назойливо напомнил о себе. Он хотел жить, властно требовал своей дарованной ему свыше жизни, настойчиво предъявлял на нее права… Ребенок от нелюбимого. Безвозвратное время шагало только вперед и не иначе. А ты пыталась повернуть его вспять?.. Ой, глупая…

Варя вздохнула, переборола тошноту и двинулась к метро, натягивая на руки перчатки. Пальцы почему-то дрожали. Снег шел все сильнее, засыпая осенние тротуары и дорожки…