Меж молотом и наковальней [СИ]

Глава восемнадцатая. Вампирья кровь

Я думала, так бывает только в фильмах: затемненная, пустая комната, уходящие в темноту стены, разводы чего-то красного на полу, из мебели стульчик — для меня, и стол — для него. И яркий, раздражающий свет в лицо. Я думала, только в фильмах ты сидишь привязанная к стулу, уронив на грудь голову, что только в фильмах бьют, задавая вопросы, на которые не можешь ответить. Только в фильмах чувствуешь, как теплая кровь бежит по щекам вместо слез и уже хочется только одного — умереть. Скорее умереть и больше не мучиться.

Бить на время перестали. Я уже не различала, где болело, а где не совсем, мне казалось, что болело все. И даже дышать было больно, а пошевелиться — нереально. Даже головы поднять — нереально.

И тогда вдруг коричневые ботинки с красными разводами моей крови исчезли и появились другие — черные, вычищенные настолько, что я могла видеть в них свое неясное отражение.

— Круто с тобой, девочка, — с легкой иронией сказал холодный голос.

Я не сразу поняла, что обращаются ко мне. Не сразу поняла, что тот, ботинистый, терпеливо ждет ответа. Не сразу до меня дошло, что его ладонь ласково погладила мою раздувшуюся щеку, и боль сразу стала почему-то меньше. Настолько, что я смогла соображать почти нормально.

— Издеваться над раненной некрасиво, — скорее по привычке съязвила я. — Лучше добей.

А, может, точно добьет?

— А за этим дело не станет, когда ты мне расскажешь все, что знаешь.

Я засмеялась.

— Боже, вы тупые? Ничего я не знаю! Никого я не покрываю.

Я подняла голову и узнала того самого высокого из машины. Явился-таки, какая радость. И впервые я смогла разглядеть его во всех подробностях, запоминая каждую черточку совершенного лица. В могилу унесу, но и оттуда ненавидеть буду.

Красив, сволочь. Не так, как Анри и Владэк, не красотой тела, а красотой ума, когда уже само тело кажется оболочкой, одеждой, шуршащей оберткой. А за ним такой свет интеллекта и внутренней силы, что ослепляет. Даже в моем невменяемом состоянии.

Такому и уродом быть, никто не заметит. Наверное, в другом месте и в другое время я могла бы в такого влюбиться. Не как в партнера, как в учителя, в человека, которым жаждешь восхищаться, на которого так хочешь быть похожей. Но сегодня у меня только одно желание — ненавидеть.

Гад, одним словом. И мой палач.

— Кто вы? — прохрипела я. — Чего хотите?

— Ты, а не вы, девочка, — поправил он, присев на краешек стола. — Я не люблю ваших глупых, человеческих условностей.

Человеческих? Ха!

— Бессмертный. Так чего тебе от меня-то надобно, старче?

Ты жеж сволочь, не проймешь. Даже не пошевелился, будто и не было попытки уязвить, ужалить побольнее. Увы, так просто умереть мне не дадут…

— Ты удивишься, — он еще раз ласково провел пальцами по моей щеке.

Тонкие красиво вылепленные губы его растянулись в издевательской улыбке. И я вдруг поняла, что можно бояться еще больше. И еще, и еще, по резкой нарастающей, когда остается в этом мире даже не боль — только ошеломляющий страх. Ничего больше. Только страх.

— Твоего убийцу. Мне. Нужен. Твой. Убийца.

— Я не знаю, — прошептала я, не понимая, чего от меня хотят. — Я же говорила… пожалуйста, поверьте.

Последние слова я произнесла рыдая от бессилия и ужаса. Только не опять…

— Непослушная девочка, — почти нежно сказал он. — Я же приказал говорить мне ты…

Я задрожала. И ударил. Не физически, ментально. Так, что на миг заболела каждая клеточка.

— Попроси еще раз.

— Прошу… поверь, — послушно выдавила я разбитыми в кровь губами. От страха, медленно переходящего в ужас, даже телесная боль стала казаться неприятной занозой где-то в глубине сознания. Теперь существовал только мой палач. Его слегка прищуренный взгляд, его ироничная улыбка… его слова.

— Я знаю, что ты знаешь, а чего ты не знаешь, — едва слышно продолжил он. — Но ты кого-то очень сильно задела, моя девочка. Он так старается, чтобы тебя прикончить. И я хочу знать почему.

Его холодные пальцы скользнули с моей щеки на шею.

— Ты странная, девочка моя, — продолжал он. — Сначала разжалобить леди-дракон, как и других обитателей Магистрата, потом это, — он дотронулся до мерки, отчего меня будто током пронзило. — Анри. Гордый, унылый вампир. Мне все время было интересно, когда же он сорвется и убьет? В нем столько боли, человеческих чувств, человеческой слабости. И тут внезапная любовь, забота о человеческой девчонке. Так почему?

Страх вдруг отхлынул, оставив пустоту и безразличие. Так уж бывает — бояться можно только до определенной черты, а дальше — будто отключает. Меня отключило.

— Какая уж тебе-то разница? — выдохнула я, вдруг набираясь смелости. — Добей меня и оставь в покое.

Он вновь усмехнулся.

— Успеется…

— Садист!

— Я? Нет — инквизитор!

Издевается. Он все еще надо мной издевается! И боль куда-то уходит, а остается лишь холодный, всепоглощающий гнев. Как же я тебя ненавижу!

— Это ты — враг Маши? — поняла я наконец-то. — И не меня сейчас ты терзаешь, ее, правда? Так насладись, сволочь! Моей подруги ты все равно не получишь!

— Думаешь? — невозмутимо спросил он. — Скорее не враг, девочка моя, всего лишь соперник.

— Если ты действительно инквизитор, то какого черта? — прошипела я. — Я ведь пострадавшая, а не подозреваемая! Почему вы меня мучаете? Что вам от меня надо?

— Мое дело — сохранить мир между смертными и бессмертными, — спокойно ответил инквизитор. — Любой ценой. А если ценой будет жизнь какой-то девчонки, то, представь себе, никто не возразит. Потому…

Он вновь взял меня за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Я буду знать и помнить то, что помнишь ты… И если ты сама не знаешь, за что тебя так, то я просмотрю твои воспоминания, минута за минутой, и узнаю. Не волнуйся… узнаю и отомщу за тебя, моя девочка.

— Но…

— Жаль, конечно, ты красивая. А скоро погибнешь. Вы, смертные, редко выдерживаете подобное, сходите с ума, умираете, но какая мне-то разница? Твоя красота все равно мимолентная, как и красота любой смертной. Сегодня вы цветете, благоухаете, а завтра — превращаетесь в уродливых омерзительных старух. Ну зачем тебе стариться? Пусть тебя запомнят такой… красивой. А завтра ты переродишься и вернешься в лучшую семью, лучшее тело. Страдания перед смертью очищают. Ты больше не будешь одинока, обещаю. Будет лучше.

— Нет…

Глаза его стали ближе. Дыхание обожгло кожу, и капля пота сбежала по моей щеке подобно слезе. Или это и была слеза?

— Пожалуйста, не надо, — выдавила я.

— Что, девочка моя? Хочешь жить?

Я моргнула.

— В одиночестве? В боли? Ну зачем?

Уже и не страшно, даже хорошо. Спокойно. И в самом деле — зачем? Зачем жить, бороться? Ведь все в этом мире никому не нужная суета. Мелочь. Важны лишь его глаза, обещающие долгожданный покой. Мягкость его касаний, ласковые узоры кончиками его пальцев на моей шее. Важное его дыхание, шепот слетающий с таких красивых губ. И даже скрип двери, где-то далеко, почти нереальный, ничего испортить не может.

Однако испортил. Инквизитор вдруг выпустил мой подбородок и холодно посмотрел куда-то за мою спину. Я вспомнила, что умею дышать. И еще — умею удивляться: впервые на беспристрастном лице инквизитора появилось нечто вроде эмоции. Наверное, разочарования…

— Это ты, — сказал он.

Я уронила голову на грудь. Поднять ее я уже была не в состоянии. Боль, утихшая некоторое время назад, вновь захлестнула волной, и я уже не совсем понимала, ни где я нахожусь, ни зачем. Не хотела понимать. Думать не хотела. Только бы умереть скорее и больше не мучится.

— Это я, — ответил незнакомый женский голос. — Пришла к своей подопечной… вижу, что вы уже начали без меня. Так вот, закончить вам придется тут же и со мной.

— Что-то мне говорит, что твоя подопечная даже не подозревает о твоем существовании. — Голос инквизитора был похож на змеиное шипение. — Не так ли, Катя?

Я не могла ответить, даже если бы хотела: губы отказывались разлепляться, боль растекалась по телу липкой дрянью и я плыла… плыла уже на волнах беспамятства.

— Боже! — вскрикнул кто-то, присев возле меня на корточки. — Что вы с ней сделали-то? Катя, Катенькая… ну же!

Чья-то рука в тонкой, белоснежной перчатке легла мне на колени, и на мизинце я заметила странно знакомое колечко с голубоватым камнем. Авантюрин… камень дружбы. Или авантюристов. Тор…

— Отойди! — приказал инквизитор. — Забываешь, что подопечная должна доверять своей хранительнице. А Катерина тебя даже в глаза не видела!

— Ну так проверь! — резко ответила хранительница.

— И в самом деле — проверю, — издевающе ответил инквизитор. — А после ты уберешься.

Вновь его рука скользнула под мой подбородок. Вновь он заставил меня посмотреть себе в глаза. Вновь все поплыло. Чего он от меня хочет?

— Веришь ей?

— Кому? — не поняла я.

— Хранительнице…

Предательское «нет» почти сорвалось с губ, когда вдруг вспомнился Тор и наши ночные посиделки. Вспомнился его подарок, его слова:

— Я всех друзей окольцовываю. Всех тех, кому безгранично доверяю.

Я не знаю, верю ли я той «хранительнице», но я верю Тору! И потому отвечу:

— Да!

На лице инквизитора высветилось столь безграничное удивление, что я даже вздрогнула:

— Не врет, — прошептал он. — Не понимаю… она же тебя не знает?

— Плевать, что ты там не понимаешь, — резко ответила хранительница. — Она мне доверяет, она моя подопечная, так что убери лапы!

И через боль пробился вдруг маленький росток надежды. Кажется, я выбрала правильно. Точно выбрала правильно. Тор не может соврать!

— Думаешь, на этом все закончится? Ошибаешься, детка!

— Детками ты своих подчиненных называй, а я для тебя Марина Александровна. Я забираю свою подопечную, а счета за ее леченье пришлю позднее. Боюсь, такие игрушки будут стоить вам дорого. Ведь без вампирьей крови и понимающего психолога тут уже не обойдешься, не так ли? Вы вообще думаете, что делаете?

— Делай, что хочешь, — холодно ответил инквизитор. — Деньги меня никогда не волновали, ты же знаешь. Это игрушка смертных. Я отдам тебе Катерину… после окончания допроса.

— У нее уже были допросы. Оно и видно. Твои люди понимают разницу между пострадавшей и обвиняемой? Или им мозги прочистить? Ну так займись этим, ты же тут большой спец.

— Моего допроса, — уточнил инквизитор.

— После твоего допроса люди попадают либо в морг, либо в дурку. Потому пальцем ее не тронешь!

— А давай поспорим?

— А и спорить не буду! Ты отдашь мне Катю, подпишешь документы на лечение и избежишь скандала.

— Какого скандала, девочка? Я не знал, что у нашей Катеньки есть столь ярый хранитель. Мне нужно найти сдуревшего бессмертного. Ты это не понимаешь? Понимаешь, чем нам грозит ваша мягкотелость?

— Не ценой разума моей подопечной!

— А если она по-хорошему не хочет?

— Мне вызвать сюда Анри, ее вампира? Или Машу?

— Тех, от кого она удрала, — засмеялся инквизитор, — ну-ну! Может, и от тебя она сбежит? Смертные столь непредсказуемые… Зачем тебе отвечать за кого-то такого? Подумала о последствиях?

— А ответ на вопрос «зачем» — это и вовсе дело не твое!

— Не мое? Пятнадцать смертных, которым пришлось корректировать память. Двое поцарапанных зомби. Ты ведь знаешь, что с ними будет? И все из-за ее упрямства. Как долго ты собираешься ее защищать? Сколькими жертвами она еще устелет свою дорогу? Не лучше ли это закончить тут и сейчас?

— Сколько понадобится!

— А откуда такая жертвенность? Знаешь, что теперь за ее ошибки будешь платить ты?

Я вздрогнула.

— Великолепно знаю. И что?

— А то, что она смертная. Если она умрет, то после возродится в другом теле. А тебе такой роскоши не дано. Коль умрешь, так это уже навсегда.

— Перестаньте, — попросила я. — Голова болит.

— Сказала бы «нет» и тебе ничего бы не болело, — ответил инквизитор. — Забирай ее, черт с тобой! Но за последствия я не отвечаю!

Хлопнула дверь. Упали с рук наручники и, не удержавшись, я повалилась вперед. Наверняка упала бы, если бы меня не поддержали.

— Идти можешь?

— Постараюсь…

Я встала и тотчас покачнулась, вновь упав на руки хранительницы. Тело взорвалось болью.

— Черт… — услышала я раньше, чем потерять сознание.

Чего она ругается-то? И так же тошно…

Болела, казалось, каждая клеточка. Я сидела в кресле, наверняка в автомобиле, и не спешила открывать глаза, боясь растревожить израненное тело. Кто-то, судя по голосу — та самая хранительница (от самих воспоминаний стало больно), болтал и болтал по телефону, и ей отвечал тихий, едва уловимый голос и едва слышные ответы, из которых я не могла разобрать и слова.

— Да не имею я понятия, почему они так решили… Ну да, эти идиоты думали, что она покрывает бессмертного… Как чего? А я знаю чего? Влюблена, к примеру, по уши, под влиянием глубинных чар. «Смертные так непредсказуемы»… Они ее демону отдали, придурки тупоголовые. Не кричи на меня, я-то что теперь изменю? Да, да, умны, нечего сказать. Додумались… О да, очень демону нужны ее знания. Он же страдания смертных жрет, как Пу конфеты.

С кем она разговаривала? По сути мне было все равно. Мне плохо, очень плохо. И открывать глаз совсем не хочется… шевелиться — тем более: боюсь. Что боль, на время утихшая, охватит с новой силой.

— Естественно, я не оставлю ее в больнице инквизиции, сама понимаешь… А не, врачи посмотрели — ничего серьезного. Демон знал, куда бил. Больно, конечно, неприятно, но последствий не будет, заживет быстро… М? Прости, ее психику мы еще не проверяли, но крепенько подозреваю, что без профессиональной помощи здесь не обойтись… да, я понимаю, что она сильнее, чем кажется, но эти сволочи и не таких ломали. Мне тоже хочется надеяться на лучшее, сама знаешь, но факты сами за себя говорят… да не кричи ты, понимаю я, понимаю! Но к психиатру ее уже записала.

— Не надо психиатра, — прошептала я, не выдержав.

И голос мой был таким тихим, что я боялась, меня не услышат. Еще как услышали.

— О, пора заканчивать. Наша спящая красавица проснулась. Да, потом позвоню.

Я открыла глаза и поняла, наконец, что нахожусь в своем родимом автомобиле, только на не очень привычном месте пассажира. Впереди, за черным капотом, бежала ровная лента дороги. Темнело. Справа проносился украшенный золотом березняк, кое-где в зеленых пятнах елок. Быстро пробегали столбики, мягко летела вперед машина, и сидеть вот так, не двигаясь, было на удивление приятно.

— Скажи, почему ты сказала Элиару «да»? — спросила вдруг хранительница.

— Ты о чем?

— О том, что ты мне доверяешь… я так боялась, что ты ляпнешь правду… как ты смогла ему соврать?

— А с чего ты взяла, что я вру?

Я повернула голову к хранительнице и, в сущности, ничего особенного не увидела — стройная, наверняка высокая фигура, красиво подчеркнутая приталенным, до середины бедер плащиком, низко опущенный капюшон…

— Могу я увидеть твое лицо? — спросила я.

— Зачем? — холодно ответила хранительница.

И в самом деле — зачем? Зачем она машину ведет в перчатках? Будто прячется… От кого? Тут я и она, никого более.

— Может, оно у тебя волосатое, — выпалила я. — Ты ведь бессмертная? А вы столь разные…

— Ты не ответила на мой вопрос…

Я посмотрела на свои руки и с облегчением увидела, что кольцо никуда не пропало. Повертев его на пальце, я тихо спросила:

— Ты же знаешь Тора?

— Тора? — засмеялась хранительница. — Вот в чем дело. И тебя окольцевал, прохвост этакий?

— Это плохо?

— Да нет… просто удивляюсь… вроде и не красавец, а девушек вокруг пальца запросто обводит. Да ладно, ты не обижайся… и не пугайся… Хотя чего я уж там… ты так много видела, еще немного вполне переживешь.

Она откинула капюшон на плечи. Я украдкой выдохнула. И чего там было скрывать? Тонкое, красивое лицо с высокими скулами. Длинные, прямые волосы, собранные в тугой пучок — от человека и не отличишь. Правда, оттенок кожи какой-то странный… даже слегка неприятный… синюшный.

— Зомби я, — быстро развеяла мои сомнения хранительница. — Да ты не дергайся, не такая, как та дура, что тебя убить хотела. Я вполне отвечаю за свои поступки…

— Если ты меня ранишь…

— То ты ни в кого не превратишься, — хмуро ответила она. — Для этого есть специальные зелья и меры предосторожности, не волнуйся. Все под контролем… но вижу, что тебя не переубедила?

— Прости…

— За что? — удивилась она.

— Ты меня из этого дерьма вытянула, а я с такими заявлениями…

— Ну… Что правда, то правда.

Мы обе засмеялись. Только вот смеяться мне было больно, потому и смех вышел коротким и сменился стоном. Хранительница вмиг замерла и молча все время, пока я боролась с приступом боли.

— Куда мы едем? — выдохнула я.

— Так ли уж важно, куда мы едем? Важно откуда. Да, детка, еще совсем чуть-чуть, и Элиар тебя сожрал бы. Чудовище, оно и есть чудовище. Хотя, вообще-то он неплохой. Он только думает иными категориями.

— Это какими? — я посмотрела в зеркальце и сразу же отвела взгляд. Ну и рожа. Все лицо распухло, волосы растрепались и слиплись от крови, глаза злющие и затуманенные.

— Да, выглядишь ты не ахти, — засмеялась зомби. — Но лучше так, чем мертвой или сошедшей с ума. А после встречи с демоном иного не дано, так что психиатру тебе придется показаться. Нормальному такому, который умеет видеть больше, чем другие. Не дергайся же ты… это не страшно. И лучше так, чем лечить твою внезапно съехавшую крышу. Элиар думает глобально, о пользе нас всех, потому не всегда видит потребности отдельных людей.

— На дорогу смотри! — заорала я, увидев на ленте дороги человека.

Зомби выругалась. Взвизгнули тормоза. Фигура, стоявшая до этого неподвижно на дороге, отпружинила от асфальта, вскочила на капот. Ремни врезались мне в грудную клетку, и на некоторое время я вновь потеряла сознание.

— Идиот! — закричала зомби, выходя из машины. Дверца с моей стороны открылась, и кто-то, нагнувшись надо мной, расстегнул ремни безопасности. — Хотел, чтобы мы разбились?

— Ты великолепно водишь машину, Мариша, — сыронизировал мужской, знакомый до боли голос. — Я уверен, что ты бы справилась.

— Анри! — выдохнула я.

— Очнулась? — вампир осторожно вытащил меня из машины и прижал к себе, не давая упасть. — Господи, девочка, ты что творишь-то? И на кого же ты похожа, а?

— Спасибо за комплимент.

От прохладного воздуха запершило в горле. Сразу стало холодно. Наверное, уловив мою дрожь, вампир ловко стянул с себя плащ, умудрившись не выпустить меня из объятий, и завернул мою драгоценную особу в теплую, приятно пахнущую ткань.

Зомби усмехнулась и присела на капот, видимо то, что вытворял Анри, ее совсем удивляло.

— А теперь перейдем к неприятному, — усмехнулся вампир.

Раньше, чем я слово успела сказать, он полоснул клыками по своему запястью, раздирая вены. Прыснула мне на лицо кровь. Передернувшись, я хотела было отереть со щеки теплые капли, как Анри вдруг набрал в рот собственной крови и приник к моим губам поцелуем. Еще не поняв, чего он от меня хочет, я почувствовала, как теплая, неприятная на вкус жидкость опалила горло. Неосознанно глотнула и сразу же ослабела. Анри удержал меня здоровой рукой и вновь набрал в рот своей крови.

— Нет! — закричала я, закрывая рот ладонями.

— Лучше позволь ему, — ответила спокойно наблюдающая за происходящим зомби. — Он это для тебя, между прочим, старается.

Анри окровавленной рукой схватил меня за запястье, дернув мою руку вниз. Вновь прижался к моим губам требовательным поцелуем. Чувствуя, как по щекам бегут слезы, я еще раз глотнула вампирьей крови, на это раз сознательно. Горькая, противная. Счас вырвет! Анри оторвался от моих губ и стряхнул с запястья тягучие, красные капли.

— Хватит с тебя, — прошептал он.

— Мог бы и подождать, — прошипела зомби, стягивая ему руку жгутом.

— Чтобы вы купили кровь у другого вампира? Маша даже подойти мне не дает к Магистрату, и ты это отлично знаешь.

— А ты удивлен? Мало глупостей натворил? Так еще и Машкину подругу «отметил».

— Анри я… — Меня трясло. Я потянулась к его раненому запястью вампира и тотчас услышала от зомби:

— Не волнуйся. Они быстро восстанавливаются. Еще пару минут и пореза не будет. А вот тебе неплохо было бы…

…сесть! Перед глазами все поплыло. Анри что-то спросил, потом подхватил меня на руки и с помощью зомби осторожно усадил обратно в машину.

— Не понимаю тебя, — сказала Марина, вновь застегивая на мне ремни безопасности. От ее куртки несло кисло-сладкими духами. Невыносимо. Душно. — Действительно не мог подождать? Она же вся горит!

— Зато никто не станет ее поить кровью чужого вампира.

— Ревнуешь? — засмеялась Марина.

— А ты решила, что так легко сдамся? Ну так сильно ошибаешься!

— Ты знаешь, плевать я хотела, что ты позволишь, а что нет! Она моя подопечная, это мне ее защищать от инквизиции, а не тебе. Так что не мешай!

Больше я не слышала. Я вновь погрузилась в тяжелый, неприятный сон. А боль? Медленно, но верно она куда-то уходила. Что-то крикнула на прощание Марина, захлопнула дверь с такой силой, что машина ходуном заходила, села на водительское сидение и… больше я ничего не помнила. Совсем.