Меж молотом и наковальней [СИ]

Глава двадцатая один. Алина

Падают с ярко-алых роз лепестки, плавит все вокруг жара. Мне душно… длинное белое платье льнет к влажной от пота коже, я дрожу, жду и боюсь его прикосновений. Все это как-то не так, совсем не так. Стыдно и больно. И все плывет перед глазами. А он все понимает… не торопит. Ничего не говорит. Садится у моих ног, как верный пес, заглядывает в глаза, ласкает взглядом.

Я помню все. Сладость его поцелуев, крепость его объятий. И как темнеют от страсти его глаза, до пронзительной черноты. Но все это не сейчас… не в этой жизни. Давно.

Он моя боль. Он голос моей совести. Он тот, от кого моя душа поет от счастья и истекает кровью. Я проклинаю и благословляю тот день, когда его встретила. Ну почему так поздно-то… Боже, почему так поздно-то?

Он улыбается, горько, безумно, целует мою ладонь и тихо шепчет:

— Я знаю, знаю, прости… прости, родная. Знаю.

— Я не могу так. У нас ребенок. Пойми.

— Понимаю. Гонишь?

— Не могу… сил нет тебя прогнать.

— А у меня сил нет уйти. Не бойся… я не буду ничего требовать. Я не буду рвать тебе сердце. Я не буду вас разлучать…

— Он согласен, чтобы ты остался… но под одним условием. И ты знаешь каким. Прости… прости, мой родной…

И пальцы дрожат, когда я ему протягиваю украшенный сапфирами ошейник.

А он все так же улыбается. И я жадно вглядываюсь в его лицо, стараясь запомнить каждую его черточку … ведь таким я его больше не увижу.

Саша приехал с самого утра: в часов так восемь, я еще и глаза продрать толком не успела. Всю ночь почти не спала, задремала лишь под утро, а все равно мучили странные сны. Едва живая спускалась по лестнице за дозой живительного кофе и старалась не думать ни об Анри, ни о его предательстве, ни о вампирах вообще. Нафиг все! Были размышления поинтереснее…

Солнышко, вижу, на улице. Подглядывает сквозь занавески, красит дубовые панели на стенам симпатичным медом. И глазки режет так, что ничего уже не хочется.

Мои сны. Откуда? Всю меня мучили какие-то странные обрывки, которые больно уж походили на воспоминания. Ласковый рассвет, мягкость простыней, крепкие объятия… маленький домик у берега моря. Шелковая радость счастья, когда на тебя смотрят с такой ошеломляющей любовью… это было так давно. И особенно этот последний обрывок. С ошейников.

Это было так недавно. И это было совсем неправдой.

Очередная выдумка моего слишком яркого воображения.

А если нет?

И так хотелось, чтобы это было правдой. Лучше уж этот незнакомец с темными глазами, чем Анри… лучшее влюбленность в кого-то из сна, чем…

Вспомнив, как недавно хотелось любви вампира, я передернулась. Все же во всем случившимся есть доля и моей вины. А говорят же умные люди, любопытство кошку и погубит… меня и погубило. Так что теперь неча на зеркало пенять… и ныть неча. Все равно ныть некогда.

А лестница казалась бесконечной… Отчаянно зевая и пытаясь выкинуть из головы сонную дурь, я шла и шла вниз, почти не замечая настойчивого звонка в дверь. Что в этом доме кроме меня открыть некому?

Открыть было кому: что-то там скрипнуло, и к двери проплыла бодрой походочкой Маман. Ей, видимо, спалось хорошо. Открыв дверь, Маман дернула плечами, распахнула широко створку, буркнула:

— Ты, верно, к Катьке? — и пошла себе дальше, оставив гостя так и стоять на пороге.

Впрочем, гостя я ждала, потому особо и не удивилась.

— Хочешь кофе? — спросила я, доковыляв, наконец-то, до кухни. Ну почему эти проклятые часы тикают так громко?

И почему мне так отчаянно кажется, что у меня похмелье? Хотя я вчера даже и не думала пить…

Сашка? Сашка сам дорогу найдет, чай не маленький.

Сашка нашел. Нарисовался в дверях кухни, когда я уже запустила автомат экспрессо. Прислонился спиной к косяку двери и спокойно так, рассудительно сказал:

— Первая чашка моя.

— Обойдешься, — буркнула я.

— Ну и ты как с гостями разговариваешь?

— Незваный гость хуже татарина, — беззлобно ответила я. — Тебе как, черный?

— Черный. Кать, ты как?

Неожиданный вопрос как плетью по плечам огрел. А еще больше ласковый тон, которого я от Сашки ни в жизнь не слышала. И сразу же стало нечем дышать, глаза наполнились слезами, а горло сжало от боли… Ну почему они вот все так… только начнет заживать, как плюх на рану соли, да побольше? Ну сглупила я, бывает… со всем бывает.

— Ничего… переживу…

— Ли сейчас не может приехать. Работа. Но просила передать, что если совсем плохо…

— Прекрати! — выдохнула я. — Сейчас же прекрати меня жалеть!

Сашка лишь шумно вздохнул за моей спиной, потом подошел вдруг, обнял меня со спины, крепко-крепко, положил мне подбородок на плечо и прошептал едва слышно:

— Я знаю, как это сложно. Я знаю, почему ты сбежала. Понимаю, что ты боишься.

Руки мои задрожали, и Саша ласково помог мне поставить чашку на стол. Симпатичную такую чашку, с розовыми мишками. Пу ее страшно любила, было бы жалко разбить… черт, ну о чем вот я думаю-то?

— Просто будь осторожна, — продолжил Саша. — Ведь если это все же не Анри…

— Не хочу об этом разговаривать.

— И не надо, — так же мягко, как ребенка, уговаривал меня Саша. Еще немного и укачивать как маленькую начнет. Но вырываться я не спешила. Еще немножко… совсем немножко. Я позвлю и себе, и ему. — Я не уговариваю и не защищаю его. Теперь уже ничего не изменишь, инквизиция выдала на Анри приговор. Его поймают, его буду ловить, пока не поймают, они упрямые, а с инквизицией на хвосте Анри будет не до тебя. Но все же…

— Я буду осторожной, — оборвала я его уговоры.

Все равно ведь не отстанет, так к чему кота за хвост тянуть и душу в клочья рвать?

— Кать…

— Отвезешь меня в город… сейчас, боюсь, я…

— Не можешь сесть за руль? Конечно, отвезу. И одну не пущу, не надейся. Так что сейчас позавтракаем, допьем кофе и поедем.

Вот как, и этот пытается контролировать.

Надоело! Но в то же время душу греет: он ведь обо мне заботится. Как они все. А сейчас мне это нужно было как воздух.

— Ты не веришь, что это Анри? — спросила я, вырываясь.

Сашка отпустил. Взял уже полную кружку с ароматным кофе, вновь запустил экспрессо, и прошептал:

— Это сейчас не так и важно, во что я верю. Ты все же важнее. И то, что инквизиция от тебя отстанет. С Анри ничего не станет, не бойся, даже если его поймают…

— С чего ты взял, что я боюсь?

— Потому что я тебя знаю.

Он подал мне кружку с кофе, и я кружку приняла, но отвернулась, задумавшись. Саша на самом деле меня знает. И на самом деле что-то внутри все равно хочет поверить Анри, несмотря ни на что. Губы помнили еще властность и сладость его поцелуя, шею жгло от его метки, внутри то и дело все переворачивалось от тихого зова. Я знала, кто звал. Я не знала, сколько еще я буду сопротивляться. Захочу ли я сопротивляться.

И все же надо выяснить откуда эти проклятые сны. И помочь мне в этом не мог никто из Магистрата. Боюсь, эти дела бессмертных касаются мало. А вот моей семьи…

Я кивнула Саше и взяла оставленный на столе мобильный. Выбрала номер, который давно уже не выбирала, нажала зеленую кнопку, приложила мобильный к уху. И услышала тихое:

— Катя… почему ты звонишь?

— Надо поговорить.

Наверное, давно надо было. Но что сказать человеку, который хоть и помог мне, но так и остался чужим? Что сказать тому, с кем объединяли только долг и узы крови? Что сказать чужому, которому придется довериться? И рассказать то, что не знал никто из Магистрата? И как не сказать лишнего, ведь Сашка напрягся и слушает…

Да и не говорят таких вещей по телефону.

— О чем? — как-то устало ответила Алина. — Если тебе нужны деньги, просто скажи сколько, я переведу на твой счет. Не трать мое и свое время.

Я вздрогнула, взгляд Сашки стал каким-то стальным, жестким, будто он это услышал. И стало как-то дурно… и сразу же вспомнилось, почему я не хотела до сих пор звонить Алине. Деньги? Она реально думает, что мне нужны только ее деньги? Боже, как унизительно-то!

Стараясь не смотреть на внимательно слушающего Сашку, я повторила:

— Надо встретиться.

— Зачем?

— Надо поговорить.

— Я не хочу с тобой разговаривать.

— Нам надо поговорить об Алиции.

По другую сторону трубки повисла тишина… ощутимая такая, злая. И Сашка почему-то отставил кружку, а взгляд его стал задумчиво-внимательным. Черт, теперь не избежать проклятых вопросов. Да, впрочем, Сашке-то какое дело? Откуда он что может знать об Алиции?

Алина будто не хотела отвечать, но и трубку бросать не спешила, а ее тихий ответ удивил какой-то странной мягкостью:

— Все же ты начала задавать вопросы… а уже думала, что ошиблась.

— Ошиблась в чем?

— Зачем тебе знать что-то об Алиции.

— Мне снятся странные сны… — Сашка вздрогнул, — мне кажется…

— Что тебе снится, что ты она?

— Да.

Все как-то в один миг встало на свои места. Мозаика сложилась. И я вдруг поняла, почему мне снился огромный черный пес, это был пес Алиции, тот самый, что на картине. А убитый блондин с перегрызенным горлом, был ее мужем. А та маленькая девочка… выжила. И от нее пошла моя ветвь. И от нее я переняла свою кровь ведьмы. И я хочу знать, почему мне сейчас начали сниться эти сны. Я хочу знать, черт возьми, что происходит! Я хочу этого даже больше, чем разобраться с Анри. Мне это кажется дико важным!

— Алина? — позвала я, поняв вдруг, что тишина подозрительно затянулась.

— Что еще происходило с тобой в последнее время? — тихо спросила она.

— Это не телефонный разговор. Нам надо встретиться лично. И поговорить по душам. Пожалуйста. Сделай для меня хотя бы это! Неужели я хотя бы этого не заслужила: одного откровенного разговора.

— Катя… — ее голос стал вдруг дико уставшим. — Пойми, девочка, я вовсе не желаю тебе зла. Тебе опасно появляться рядом со мной…

— Но почему?

— Потому что… просто поверь. Поверь, девочка. И не суйся… ты живешь в Магистрате, так? О тебе там заботятся? И защитят? Я тебя тут защитить не могу.

— Но Алина… от чего меня надо защищать? Откуда ты знаешь о Магистрате? Откуда ты знаешь, что мне сниться ты…

Телефон вдруг у меня отобрали, усадили за стол, и Саша поставил разговор на громкую связь, сев напротив меня. И я вдруг поняла, что на кухне стало как-то людно. Опять появился Призрак, влезла ко мне на колени Пу, поставила перед мной мое кофе и захозяйничала вокруг Маша, плюхнулась рядом на стул Маман. И на столе вдруг появился завтрак, а Алина начала рассказывать:

— Наши родители просили нас быть осторожными, но Настя не слушала. Ей все хотелось нормальной жизни, нормальной семьи, и ничего, связанного с ведьмами. Она вышла замуж за обычного инженера, уехала из родного города, оборвала с нами все связи… родила тебя. Но за несколько дней до того, как они погибли, позвонила и сказала, что ее нашли… и попросила, если что-то случится, о тебе позаботиться. И дальше… я делала то, что делали когда-то наши родители: перевозила тебя с одного места на другое, чтобы нас не нашли…

— Кто не нашел? — спросила я, сама не заметив, принимаясь за еду. Кажется, яичница. Кажется, вкусная… я жевала и слушала. И не одна я… но мне уже было все равно. Разговор казался важнее.

— Когда-то давно Алиция сильно насолила одному бессмертному. Кому и чем, мы понятия не имеем, но что он еще живет, знаем точно. И что он поклялся истребить род Алиции до последнего потомка — тоже знаем. И истребляет… одного за другим. Мой дядя, мой сын, мои родители… погибли все. Остались только мы с тобой. И только когда мы умрем, он успокоится… Может быть.

Есть вдруг сразу расхотелось. Я отпила глоток кофе, переваривая очередную тишину.

— Тебе лучше приехать к нам, — прошептала я.

— Бесполезно. Потому я и разделила нас обоих, что чувствую, шкурой чувствую, что вечно бегать не смогу. И однажды он меня догонит, меня первую…

— Алина… но…

— Мы ничего не можем с этим поделать. Я говорила об этом родителям, я говорила об этом твоей матери, я всем им говорила, но меня никто не слушает. Он более опытен, он умен, он терпелив, у него вся вечность. Он как охотник выслеживает добычу и однажды ее поймает. Вне сомнения. А я устала бегать… Я ее хочу умереть так, как умерли они все…

— Как умерли? — насторожилась я.

— Катя… неважно. Оставайся в Магистрате и не делай глупостей. Там он тебя не достанет. Не под крылом инквизиции.

— Но Алина…

— Ты понимаешь, что такое потерять всех близких? Всех, кого любила? Ты одна у меня осталась. Ты одна можешь это остановить. Тобой все началось, тобой все и закончится. Ведь ты…

Она будто боялась продолжать, а на кухне стало так тихо, что тиканье часов в соседней зале стало невыносимо громким.

— … рейнкарнация Алиции.

Все. Все слышала, многое пережила, но чтобы такое? Реинкарнация Алиции? Честно? Смешно же… что я имею общего с великой ведьмой… и кому я на могилу цветочки носить хожу? Себе самой? За кого молюсь в костеле? За себя саму?

— Бредишь, — прошептала я.

— Знаю, — поправила меня Алина. Уверенно так поправила, я аж почти поверила. — Ты не понимаешь, они все не понимали. Алиция не имела права рожать. Не имела права продолжать род так, как его продолжают обычные смертные. Не имела права выходить замуж. Мы не должны были появиться. Мы роковая ошибка и должны исчезнуть. И надежды на самом деле нет ни у одного у нас, кроме, может, в следующей жизни… этот бессмертный просто исправляет ее ошибку.

Ошибка? Жизнь многих поколений для нее ошибка? Впрочем, если им приходилось прятаться, то какая это жизнь-то…

— Бред! — выкрикнула я. — Почему ты так безжалостна! За что ты меня так ненавидишь! Почему выдумала такой бред! Я не могу быть, не могу…

— Потому что это правда. Мы платим. Все платим за ее ошибочный выбор. Мы можем только убегать, ты можешь еще и выйти на охоту. Ты достаточна сильна, у тебя есть друзья, которые тебе помогут.

— Они бы и тебе помогли…

— Я не настолько талантлива, как ты, девочка. Но я тоже ведьма и знаю, что мне уже нельзя помочь… Не приезжай ко мне и прощай.

И в трубке раздались проклятые гудки. Она. Повесила. Трубку? Вот так просто понадеялась, что я успокоюсь и все забуду?

Я медленно выпрямилась, стараясь не смотреть на друзей. Сонливость куда-то ушла, и я начинала думать, что дело далеко не в кофе. В реинкарнацию я не поверила, бред это сивой кобылы, а вот в то, что Алиция что-то сделала, а нам теперь приходится платить, это да. Да и сделала ли? А если и сделала, что за псих охотится за ее предками? Что за идиотская месть до седьмого колена? Да за чужие грехи?

Значит жертва? Бессмертный, который поколение за поколением уничтожает мою семью? Вечный бег от смерти? И в первый раз в жизни я возненавидела по-настоящему, от всей души. Я тебе покажу, козел бессмертный, жертву!

Жаль, что мне раньше не сказали. Жаль, что я столько лет потеряла… я жизнь положу, чтобы тебе по ушам надавать. Прослежу, чтобы тебя забрали в лабораторию инквизиции и сама туда напрошусь… смотреть, как тебя по кусочкам режут.

Ибо даже Анри меня не взбесил так, как этот Некто.

— Ты ведь поверила, — скорее констатировал Саша. — Поверила.

— В бессмертного охотника? — прошипела я. — Еще как поверила. Ты хотел помочь? Так собирайся, едем.

И отвернулась к двери. Я не собиралась слушать возражений. Я не собиралась обсуждать только что услышанное. Я подумаю об этом позднее, в машине. И я знаю, что Саша не будет меня утомлять глупыми вопросами. И в любом случае Саша это лучше, чем все они. Все сразу… я этого не вынесу… почему я? За что это все мне?

И выходя из кухни я слышала, как Маша набрала чей-то номер и начала тихонько что-то говорить. И даже не возразила, когда услышала:

— Тор поедет с вами.

Плевать, кто там со мной поедет.

Я запуталась. Видит Бог, как же я во всем этом запуталась…

Одевшись я долго смотрела на портрет Алиции. Нет. Я не могу быть ею. Хотя бы потому, что у меня не было такой верной зверюги, что сидела у ее ног. Огромный черный пес, пожирающий меня с портрета глазами. Почему ты кажешься мне более живым, чем даже я сама.

— Я не твоя реинкарнация, — прошептала я. — Мало ли, что мы так похожи… бывает. Всякое бывает. Но сразу реинкарнация? Алина просто от страха голову потеряла. Но почему… почему она говорит, что ты не имела права жить как обычный человек? Почему мы все не можем жить как обычные люди?

Но портрет молчал. И я взяла со стола рюкзак и вышла… что толку плакаться портретам, пора Алину расспросить поподробнее об этом бреде. И она зря думает, что так просто от меня отделается. Сначала Алина, а потом…

А потом будет потом.