Месть. Никогда не прощу

Глава 20

Глава 20

Альбина

В кухне приятно пахнет жаренным луком и тушеным мясом. Я помешиваю соус в сковороде, следя, чтобы он не пригорел. За окном уже темнеет, и отражении стекла видно мое уставшее, но на удивление спокойное лицо.

Сегодня был долгий день: встреча с адвокатом, звонок от Тима, бесконечные мысли о том, как все провернуть. Но сейчас, хоть ненадолго, я могу просто стоять у плиты и дышать.

Я чувствую, как горячий пар обжигает лицо, когда наклоняюсь проверить готовность мяса. В воздухе витает запах чеснока и тимьяна, привычный, успокаивающий, такой далекий от всей той грязи, что творится в моей жизни последние недели.

- Мам? - голос сына за спиной звучит, неожиданно для меня, заставляя едва заветно дернуться. В его тоне неуверенность, с той ноткой вины, которую я научилась распознавать за четырнадцать лет материнства.

Оборачиваюсь, придерживаясь край стола, внезапное движение вызвало легкое головокружение, последствие двух бессонных ночей подряд.

Рома стоит на пороге, вжав голову в плечи, будто пытается стать меньше. Его пальцы нервно теребят швы карманов джинсов, а взгляд упорно избегает встречи с моим. Что-то случилось. Сердце сжимается в груди, но я делаю глубокий вдох, ловя знакомый аромат домашней еды, словно он может придать мне сил.

- Что случилось? - отставляю ложку в сторону, замечая, как дрожат мои пальцы. Не от страха, от усталости, от постоянного напряжения, которое стало моим вторым я.

Он молчит секунду, потом он вздыхает тяжело, по-взрослому, и этот звук режет мне душу. Мой мальчик. Мой не по годам серьезный мальчик.

- Тебя вызывают в школу.

Губы сами складываются в улыбку, ирония ситуации не ускользает от меня. После всего, что я узнала за последний месяц, после всей той грязи, школьный вызов кажется такой мелочью. Такая простая, обычная родительская проблема. Почти ностальгическая.

- Оу, - протягиваю, прищуриваясь и замечая, как он напрягается в ожидании моего гнева. Его ресницы дрожат, когда он опускает взгляд. - И за что же?

- Подрался, - всего одно слово вырывается резко, будто он боялся, что не сможет его произнести, если замешкается.

- С кем?

- С Витькой, - он произносит это имя с такой ненавистью, что мне становится интересно, что случилось, и я хочу узнать точно готова настаивать, а не дать ему возможность рассказать, когда будет готов.

- И за что хоть дрался?

Рома ковыряет носком край кухонного коврика. И я жду. Жду, потому что летом, во время практики и нескольких дополнительных занятий в неделю по ряду предметов, о которых договорился Марк, ведь его сына нужно подтянуть, чтобы за него не было стыдно, не понимаю, что могло произойти.

- За Настю. Он ее за волосы дернул, она чуть не упала. А потом начал смеяться.

Смотрю на него, на его сжатые кулаки, на упрямый подбородок, который так похож на мой. На эти брови, сведенные в той же сердитой складке, что и у меня, когда я злюсь. И внезапно мне хочется улыбнуться, по-настоящему, впервые за долгие недели. Потому что в этом поступке вся его суть.

Мой мальчик.

Мой настоящий, честный мальчик, который не может пройти мимо несправедливости.

- Девочек защищать - хороший повод, - говорю спокойно, чувствуя, как что-то теплое разливается в груди. Единственное светлое чувство за весь этот проклятый месяц.

Он поднимает глаза, большие, испуганные, полные надежды на мое понимание, и в них я вижу себя. Себя в четырнадцать, такую же упрямую, такую же не умеющую молчать, когда кто-то обижает слабых.

- Правда? - голос Ромы дрожит, словно он боится, что я сейчас возьму свои слова назад.

- Правда, - подхожу к нему, и мои пальцы сами находят его плечи, сжимая их ободряюще. Кожа под ладонями теплая, живая, и я ловлю себя на мысли, что это единственное настоящее, что у меня осталось в этом доме-фальшивке.

- А папа… - он закусывает губу, и я вижу, как его взгляд скользит к двери, словно он уже сейчас ждет появления отца с его вечными упреками.

- Папа может думать что угодно, - аккуратно обрываю, чувствуя, как в горле встает ком. - Но, если бы ты просто так, из-за ерунды, полез в драку, я бы тебя отругала. А так… Это самый безобидный повод, по которому меня могли вызвать.

Рома смотрит на меня, и в его глазах облегчение, такое яркое, что больно смотреть. Его плечи расправляются, будто с них свалился невидимый груз. Губы дрожат, прежде чем сложиться в робкую улыбку, точь-в-точь как в пять лет, когда он разбил вазу и я вместо крика просто обняла его.

- Ты точно не злишься? - он произносит это шепотом, словно боится спугнуть мое хорошее настроение

- Точно.

Он вдруг обнимает меня так крепко, что я на секунду теряю равновесие. Его голова утыкается мне в плечо, и я чувствую, как его дыхание опаляет шею.

- Ты лучшая мама, - эти слова обжигают сильнее, чем пар от кастрюль. Сердце сжимается так сильно, что на мгновение перехватывает дыхание.

- По какому поводу телячьи нежности? – наше тихое уединение прерывает Марк.

Я чувствую, как Рома напрягается всем телом, его пальцы впиваются мне в бока. Но в груди, несмотря ни на что, у меня тихое, почти радостное удовлетворение, которое я тщательно скрываю за маской безразличия.

Значит, Тимофей справился.

Марк злится.

А злой человек - это человек, который ошибается.

Но сына я ему на расправу и спуск гнева не отдам.

Хочет орать, пусть выберет противника по зубам.