Месть. Никогда не прощу

Глава 5

Глава 5

Альбина

Утро начинается с гулкой пустоты в груди. Я просыпаюсь раньше будильника, еще затемно, слышу, как спит Марк, потом слышу, как ему кто-то звонит, но он сбрасывает, потом приходит сообщение, и он уходит до будильника. К ним сорвался, чтобы к пробуждению того сына вернуться похоже.

Когда он уезжает, я открываю глаза, включаю светильник и вижу записку ну тумбе.

"Ранние переговоры, надо…"

Я скомкиваю листок и бросаю в сторону, даже не дочитав. Ну да, переговоры.

После такого и самой спать не выходит, поэтому встаю, чищу перышки, занимаюсь сыном, отвожу его в школу. Простая механика, привычные будни. Вот только есть одно «но», вместо работы еду в другое место.

Навигатор ведет меня в деловой центр, к стеклянной высотке с агентством "детективхом". Оно занимает весь восемнадцатый этаж. Солидная контора, лучшая в городе, и стоит не дешево, но я готова заплатить. Ему на вторую семью не жалко, так почему мне должно быть жалко денег на месть?

Лифт поднимается почти бесшумно, и когда двери раздвигаются, передо мной открывается просторный холл в стиле хай-тек: холодный металл, черный мрамор, панорамные окна от пола до потолка, и милая девушка на ресепшене.

- Вас ожидают? - девушка за стойкой смотрит на меня с вежливым безразличием. Кондиционер гудит над головой, распространяя стерильный запах офисного воздуха, а мое отражение в полированной поверхности стойки выглядит размытым и чужим.

- Нет. Но мне нужно срочно поговорить с кем-то… компетентным, - голос звучит хрипло, будто кто-то сжал горло. Я машинально проверяю, не дрожат ли руки. Нет, пальцы сведены в замок, ногти впиваются в ладони, но внешне все спокойно. Только внутри все горит.

- В каком направлении специалист нужен? У нас разные профили, - тактично уточняет, а мне становится неловко в этом признаваться.

- Нужно узнать все про мужа и его любовницу, - слова жгут губы, но девушке все равно. Она просто кивает и быстро стучит пальцами по клавиатуре. Этот звук напоминает счетчик, отсчитывающий последние секунды моей прежней жизни.

- У Артема Дорохова сейчас отменилась запись. Вы вовремя. Он один из наших лучших специалистов по семейным делам. Вам несказанно повезло.

"Семейным делам"

Как же цинично звучит. Губы сами собой складываются в жесткую улыбку, да, именно "семейные дела" привели меня сюда, в это бездушное стеклянное здание, где решают чужие трагедии за деньги. В горле стоит ком, но глотать бесполезно, он не исчезнет, пока не исчезнет они.

- Отлично. Я могу пройти прямо сейчас?

- Да, разумеется.

Меня провожают по длинному коридору с мягким серым ковром, поглощающим звуки шагов. Стены выкрашены в нейтральный бежевый цвет, на них безликие абстракции в тонких рамках. Двери кабинетов матовые, без имен, только номера четыреста три, четыре, пять...

За каждой из них, наверное, разбирают чьи-то разбитые жизни. Остановившись перед четыреста пятым кабинетом, я на секунду замираю, вдруг осознавая, что после этого шага назад пути уже не будет. Пальцы сами сжимаются в кулак, и я стучу, резко, чтобы не передумать.

- Войдите.

Кабинет просторный, но без показной роскоши, практичность, доведенная до совершенства. Большой дубовый стол, отполированный до зеркального блеска, отражает потолочные светильники. Два кожаных кресла напротив выглядят неожиданно мягкими на фоне строгой обстановки.

Стеллажи с аккуратно расставленными папками, на стене дипломы и лицензии в скромных рамках. За столом - мужчина лет сорока, в темно-синей рубашке с расстегнутым воротом, обнажающим цепочку с небольшим серебряным крестиком.

Вера… как можно верить видя грязь этого мира?

Короткие темные волосы с проседью, внимательные серые глаза, оценивающие меня за долю секунды. Он не встает, но жестом приглашает сесть, и этот жест почему-то кажется мне последним приветом из нормального мира.

- Альбина? - его голос низкий, без лишней теплоты, но и без холода. В нем нет ни капли любопытства, только профессиональная готовность работать с моей болью.

- Да.

- Артем Дорохов. Чем могу помочь? - он откладывает ручку, которую только что держал, и складывает руки на столе. На безымянном пальце нет кольца. Странно, почему я это сразу заметила?

Я опускаюсь в кресло, и оно оказывается на удивление мягким, будто пытается смягчить удар, который мне предстоит нанести себе самой.

Пальцы сжимают ремешок сумки, и я вдруг осознаю, что не продумала, как именно это сказать. Слова, которые все эти дни крутились в голове, теперь кажутся слишком грубыми или, наоборот, слишком слабыми. Ладно, нет времени тянуть.

- Мне нужна информация. О человеке. Вернее, о двух, - голос звучит чужим, и я вижу, как он наклоняется вперед, кладет локти на стол, и смотрит весьма заинтересованно, но без ненужного сочувствия.

- Конкретнее.

- Мой муж. И его… - голос дрожит, и я стискиваю зубы до боли, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Сейчас не время для слабости. - Его любовница.

Артем не моргает. Ни тени удивления или жалости в его лице, только легкое напряжение в уголках глаз, выдающее повышенное внимание. Он ждет, когда я продолжу, и в этой паузе я вдруг понимаю, что он, наверное, слышал эту фразу сотни раз. Мы все для него просто клиенты с одинаковыми историями.

- Я хочу знать все. Где они встретились, как, какие у них конкретные планы. Мне нужны финансы, переписки, даже его подарки ей. Все. - последнее слово вырывается резко, как плевок. Я внезапно представляю эти подарки, те самые, которые он, наверное, выбирал с той же тщательностью, что когда-то выбирал для меня.

- Понимаю, - он берет блокнот, дорогую ручку, и этот простой жест почему-то успокаивает. Значит, он действительно начнет работать. - Начнем с основ. Имя мужа?

- Марк Светлов, - произношу его имя впервые за эти дни не с нежностью, а с холодной ненавистью. Оно оставляет горький привкус на языке.

- Любовницы? - его голос ровный, будто он спрашивает просто "фамилию".

- Ирина Лобанова, - все звучит так куцо, скупо, но кому нужны эти мелочи? Наоборот, без лишних расспросов лучше. Чем меньше я буду говорить о ней, тем меньше придется представлять их вместе, его руки на ее талии, его губы на ее шее...

- Как давно, по-вашему, это длится? - он делает пометку, и ручка скользит по бумаге почти бесшумно.

- Четыре года, - произношу и вижу, как его бровь чуть приподнимается. Да, четыре года лжи. Четыре года двойной жизни. Четыре года, пока я верила его "командировкам" и "задержкам на работе".

- Долгий срок для тайных отношений. Вы уверены? - его голос все так же нейтрален, но в вопросе слышится профессиональное сомнение. Возможно, он думает, что я преувеличиваю.

- У них есть ребенок, - спокойно говорю это, но внутри все сжимается от новой волны боли.

Теперь он откладывает ручку. На секунду в его глазах мелькает что-то, но не сочувствие, скорее… переоценка ситуации. Он понимает, что это не просто измена, это системный обман.

- Это усложняет дело.

- Почему? - я наклоняюсь вперед, чувствуя, как учащается пульс. Что он знает такого, чего не знаю я?

- Ребенок - это уже не просто роман. Это вторая семья, - он делает паузу, выбирая слова. - Значит, у него есть мотивы скрывать все тщательнее, а у вас меньше времени на раздумья.

Я сжимаю кулаки до боли, чувствуя, как ногти до боли впиваются в ладони. Раздумья? Какие еще раздумья?

- Я не о чем не думаю, я просто делаю. До прихода к вам у меня было достаточно времени подумать, - голос звучит резко. Пусть знает, я не из тех, кто будет рыдать и умолять вернуть мужа.

- Хорошо, - он снова берет ручку, и этот звук кажется мне началом обратного отсчета. - Что именно вас интересует в первую очередь? Финансы? Их встречи? Возможные совместные активы?

- Все сразу, - отвечаю без колебаний. - Но главное доказательства. Не просто слухи, а то, что будет иметь силу в суде, - он кивает, и я вижу в его глазах понимание. Да, я не просто хочу знать, я готовлюсь к войне.

- Хорошо. Тогда будем действовать в несколько этапов. Сначала базовая слежка, анализ его передвижений, звонков. Потом углубленная проверка: банковские операции, недвижимость, доступ к переписке.

- Сколько времени это займет? – это для меня очень важно. Я не муж, долго притворяться не смогу. Каждый день в одном доме с ним это пытка, каждый его звонок "с работы" нож в спину.

- Зависит от его осторожности, поэтому от недели до месяца, - мужчина смотрит на меня, оценивая реакцию. Месяц. Тридцать дней жить с человеком, который уже убил тебя однажды. Долго.

- Я заплачу за срочность, - говорю твердо, и Артем изучает меня, будто взвешивая, сколько я вынесу. Его взгляд скользит по моему лицу, останавливается на сведенных бровях, на плотно сжатых губах. Он ищет слабые места, но их уже нет, только холодная решимость.

- Я вас услышал, - после паузы говорит он и кивает сам себе, а я ненавижу эту фразу, меня от нее всегда передергивало, но с ним стерплю. Его голос становится чуть мягче. - Альбина, предупреждаю сразу, то, что вы узнаете, может быть болезненным. Вы готовы к этому?

Я смотрю ему прямо в глаза, не моргая. Пусть видит, я не испугаюсь.

- Я уже увидела их семейный портрет. Больнее быть уже не может, - говорю это спокойно, но внутри все сжимается от новой волны ярости. Тот портрет, их счастливые лица, его рука на ее плече...

Он медленно кивает чему-то своему, будто поставил последнюю точку в каком-то внутреннем споре.

- Тогда подпишем договор.

Мужчина достает папку, листы с мелким шрифтом. Я пробегаю взглядом, стандартные пункты о конфиденциальности, сроках, оплате. Все как в любом другом договоре, только вместо покупки мебели или ремонта, разбор моей жизни на части.

Подписываю, не вчитываясь. Какая разница, что там написано? Главное - результат.

- Первый отчет через три дня, - говорит он, забирая свой экземпляр. - И последний вопрос.

- Да? - Поднимаю глаза от бумаг. Его лицо теперь кажется менее официальным. Может, мое безразличие к условиям его насторожило?

- Что вы планируете делать с этой информацией?

Я встаю, поправляю деловое платье, ощущая, как ткань скользит под пальцами. За окном кабинета город живет своей жизнью, машины, люди, чьи-то нормальные, не разбитые семьи.

– Как минимум я пойду в суд.

- А как максимум? – все же настаивает на своем.

- Это уже не ваша забота, - мой голос звучит тихо, но в нем слышится сталь. Пусть думает, что хочет. Главное - он теперь мой союзник в этой войне.

Я выхожу от него с тяжелым сердцем и чувством облегчения. Вот так, да. Тяжело от разрушения семьи, предательства. Но легко от того, что первый серьезный шаг уже сделан.

На улице светит солнце. Впервые за эти дни я чувствую не боль, а явственную цель.

Я отомщу, назад дороги уже точно нет.