Глава 3
Альбина
Тени от уличного фонаря медленно ползут по потолку спальни, отбрасывая причудливые узоры на бежевые обои. Я лежу неподвижно, уставившись в темноту, слушая, как тикают дорогие часы на тумбочке. Каждый щелчок секундной стрелки отдается в висках пульсирующей болью.
00:58
00:59
01:00
Время будто застыло, превратившись в пытку ожидания, когда же он придет домой, и придет ли вообще.
Ночь страшное время, пробуждающее самые страшные мысли. Ночь пробуждает страхи. Как бы я не храбрилась, какие бы планы мести не строила, но мне все равно больно, мне все равно страшно. И нет, я не откажусь от мести, но как же хочется плакать.
Внизу хлопает дверь, слишком громко для такого позднего часа. Приглушенные шаги в прихожей, он снимает туфли, стараясь не шуметь. Скрип лестницы. Он всегда забывает, что третья ступень предательски скрипит, сколько бы раз я ни напоминала.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, изображая ровное дыхание спящего, но мое сердце бьется так сильно, что кажется, он услышит его стук через всю комнату.
Дверь спальни открывается с едва слышным скрипом. Чувствую, как он задерживается на пороге, будто оценивая, разбудил ли меня. Его дыхание тяжелое, немного сбитое, словно он не отошел он незабываемой встречи с ней.
- Аль? - его шепот звучит неестественно громко в тишине нашей спальни, где каждая деталь, каждая вещь напоминает о годах совместной жизни, которая оказалась ложью.
Я делаю вид, что вздрагиваю от внезапного пробуждения, медленно приподнимаюсь на локте, специально сбивая прическу, чтобы выглядеть по-настоящему сонной.
- А? - якобы зевая, вяло реагирую, часто моргаю, типа снимая морок сна, и тянусь к часам, посмотреть время. - Ого. Так поздно. Ты только сейчас вернулся? - мой голос хриплый, нарочито сонный, хотя внутри все сжалось в тугой комок ярости. - Что-то случилось? Почему так поздно?
Он ставит портфель у шкафа, тот самый, который я выбирала ему два года назад, снимает часы, мой подарок на последний день рождения. В темноте слышно, как металлический браслет позвякивает, падая на стеклянную полку туалетного столика.
- Все нормально, просто дел навалилось, - он проводит рукой по лицу, этот привычный жест усталости, который раньше вызывал у меня сочувствие, а теперь вызывает только приступ тошноты. - Не хотел переносить на завтра.
Я присаживаюсь на кровати, включаю ночник. Мягкий желтый свет выхватывает его усталое лицо, помятый воротник рубашки. На шее едва заметный след помады, который он, видимо, не удосужился стереть, рассчитывая, что я не проснусь.
- Какие такие дела могли задержать до часа ночи? - спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал скорее обеспокоенно, чем обвиняюще, хотя пальцы непроизвольно сминают шелковое покрывало.
Он вздыхает, расстегивает верхнюю пуговицу.
- Ты же знаешь, как сейчас у меня дела обстоят, сколько проектов вне города. Партнеры работают в другом часовом поясе. Пришлось ждать их звонка.
Я киваю, якобы вспоминая и понимая, а в голове всплывает фотография с любовницей, сыном и виллой за спиной, которую я видела сегодня, вернее уже вчера.
Да, конечно, "партнеры". Сначала поиграть с сыном-партнером, потом уложить его спать, потом ублажить любовницу-партнера. Действительно, целый рабочий день, и очень важные "деловые партнеры".
- Ты сегодня спала беспокойно, - вдруг говорит он, садясь на край нашей кровати ручной работы из массива дуба. Его рука, тяжелая и теплая, ложится на мое колено поверх одеяла. - Опять проблемы со сном? В обычный день тебя не разбудить.
Да, проблемы со сном из-за неверности мужа, из-за того, что сегодня я узнала, что у него есть "вторая семья". Приходится тщательно обдумывать месть, но ему нельзя этого показать, поэтому отвожу взгляд к окну, где за стеклом мерцают редкие звезды.
- Ждала тебя. Думала, может, успеем сегодня... - обрываю себя на полуслове, делая паузу для эффекта, позволяя голосу дрогнуть. - Пятнадцать лет, все-таки.
Он наклоняется ко мне, и я улавливаю слабый запах духов, не его, а ее, цветочные и удушающе сладкие. Она будто специально вылила на себя весь флакон, чтобы пометить его, как свою собственность.
- Прости, - он целует меня в лоб, и мне приходится сдерживать порыв отстраниться, чтобы не выдать свое отвращение. - В эти выходные обязательно отметим. Готов как угодно, чем угодно загладить вину.
Я приподнимаю брови, будто ловлю на слове, хотя в голове уже роятся планы настоящего возмездия.
- Чем угодно? - он кивает, и я вижу, как в его глазах мелькает привычная уверенность, что он сможет откупиться очередной дорогой безделушкой.
- Абсолютно, - он улыбается своей обаятельной улыбкой, той самой, перед которой я никогда не могла устоять, которая когда-то заставляла мое сердце биться чаще. Теперь она вызывает только жгучую боль предательства. - Считай это официальным обещанием.
- Хорошо, - делаю вид, что задумываюсь, но мне на самом деле плевать. - Тогда я подумаю, как ты сможешь искупить свою вину.
- Пойду в душ, - говорит, расстегивая рубашку привычным резким движением так, что пуговицы с гулом вылетают из петель, но сегодня это раздражает, ведь теперь я знаю, что такое шоу не только для меня. - Устал, как собака.
Скорее, как кобель на сучке во время случки.
Он наклоняется ко мне и целует в губы. Я заставляю себя ответить на поцелуй, изображая усталую улыбку, хотя все мое существо кричит «отвали, фу, какая мерзость», но нельзя. Сейчас я должна. Должна.
Когда дверь ванной закрывается за ним с глухим щелчком, я вытираю губы тыльной стороной ладони, стараясь стереть следы его прикосновений.
Из-за двери доносится шум воды, который раньше успокаивал, а теперь режет слух. Я закрываю глаза и представляю, как горячие струи смывают с его кожи следы другого тела, других рук, другой жизни, и надеюсь, что вода смоет этот запах чужих духов, хотя знаю, никакой душ не смоет грязь его предательства.
- Радуйся, пока можешь, Марк, - тихо, едва слышно, даю обещание не то себе, не то мужу, глядя на его телефон, который он забыл на тумбочке. - Совсем скоро тебе будет не до того.