— Кира! Ты где? Опять в наушниках?
— Нет, тётя! — отодвинув ноутбук, я поднялась из-за письменного стола в своей комнате. — Сейчас выйду!
Тётя Маша — сестра моего папы, её муж и две дочери-погодки, одной пятнадцать, другой шестнадцать лет, пришли к нам, чтобы вместе с моими родителями отправиться на день рождения хорошего друга нашей семьи. Я идти на празднование отказалась, сославшись на немилосердную учебную нагрузку. На самом же деле хотела просто немного побыть в тишине, становившейся большой редкостью во время тётиных визитов. Увидев меня, возникшую на пороге, она неодобрительно покачала головой.
— Ну вот как это называется? Такая красивая девушка, а парня нет! — взгляд на папу. — У Олега же сын приблизительно её возраста?
— Дурошлёп, — отмахнулся папа. — Такой нам точно не нужен.
— А у Маришки и Танюшки уже есть парни? — с лёгким ехидством поинтересовалась мама.
— Им ещё рано! — хмыкнула тётя.
— Да и кто на них польстится? — вздохнул отец сестёр, дядя Саша. — На уме одни накладные ресницы и ногти!
— Мы хотим открыть салон красоты! — обиженно пискнула младшая Танюшка.
Старшая поджала губы и дёрнула плечами.
— Им всё равно не понять. А у Киры, между прочим, есть парень! И не какой-то местный, а из Москвы! И зовут его Алекс, так что нечего подсовывать ей всяких лузеров!
И, посмотрев на меня, кивнула с видом: «Держись, сестрёнка, я с тобой!». А я чуть не застонала… Вот уж поистине «благими намерениями…»!
После моего возвращения в родной город прошёл месяц, а я пока так и не призналась о летних «приключениях», одно из которых привело к венчанию с греческим миллиардером. Семестр уже начался, и я с жаром ушла в учёбу, зарывшись в чертежи, архитектурное проектирование и колористику по самую макушку. С Алексом перезванивалась регулярно, но не думала, что довольно часто торчавшие у нас дома сестрички «просекли» про эти звонки и уже выстроили целую теорию о моих тесных отношениях с «москвичом». А теперь ещё и объявили об этом во всеуслышание! Глаза всех без исключения «взрослых» устремились на меня, и быстрее остальных очнувшаяся от шока тётя протянула:
— Так-так… Что за Алекс из Москвы?
— Захочет — расскажет, — снова влезла Маришка. — Потому ничего и не говорит, что вы все, как эти… как они… — ищущий помощи взгляд на меня. — Птицы, которые… ну…
— Вороны! — влезла Танюшка.
— Стервятники, — уточнила я.
— Точно! Стервятники! — Маришка подняла палец вверх. — Так что нечего к ней лезть, она сама разберётся! Ну что? Мы, вообще, идём или как?
Родственники снова засуетились, возобновив сборы с прерванного места, но теперь время от времени поглядывали на меня. А мама, улучив момент, когда тёти не было поблизости, шепнула:
— Так это с Алексом ты встречалась на прошлых выходных?
Алекс действительно исполнил свою «угрозу» и пригремел в гости. Но мы встретились на нейтральной территории, вместе пообедали-поужинали, съездили на день в Горячий Ключ, и он, привычно повздыхав, вернулся в Москву. Родителям я сказала, что встречаюсь с приятелем, с которым познакомилась во время практики на Крите — в какой-то мере это ведь правда. Но теперь мама, конечно, сложила два и два. Врать не имело смысла, и я кивнула:
— Да. Но он — просто друг.
Мама этим вроде бы удовлетворилась — родители обычно ни в чём не ограничивали мои «свободы». Правда, папа покосился на меня с видом «ещё поговорим». А тётя, покачивая головой, как пластиковый болванчик на пружинке, сокрушалась, как это она просмотрела такое важное изменение в моей жизни, если даже её дочери, «ничего не видящие за своими фальшивыми ресницами», обо всём узнали? Маришка ободряюще помяла мне плечо, шепнув «Теперь, может, отстанет от тебя со своими женихами!» — вот ведь незыблемая убеждённость, что причинила мне добро! И родственники, наконец, начали «выгружаться» за порог. Гомон в подъезде, шум подошедшего лифта — мы живём в многоэтажке, и — наконец-то, одна! Пройдя в гостиную, я врубила музыку… и поморщилась, услышав настойчивый звонок в дверь. Родственнички никак не хотели очищать горизонт от своего шумного присутствия.
— Забыли что-то? — раздражённо проворчала я.
Щёлкнула замками и замерла с приоткрытыми и дверью, и ртом. На пороге стоял… Константинидис с огромным букетищем длинностебельных нежно-голубых роз, за которым его почти не было видно. Глаза сияют, улыбка едва помещается на лице.
— К-кир… — только и выдавила я. — Неужели всё закончилось?
Он кивнул. Сунув мне в руки букет, стиснул ладонями моё лицо и жадно впился губами в мои.
— Неужели так соскучился? — прошептала я сквозь поцелуй.
— Не то слово, — оторвавшись от моих губ, он пробежал кончиками пальцев по моей щеке. — У меня есть для тебя ещё кое-что. Отказываться не вздумай — меня это…
— …сильно обидит, — договорила я уже некогда сказанную им фразу и кивнула в сторону гостиной. — Войдёшь? Или дарить это «кое-что» лучше на пороге?
Константинидис рассмеялся и, подхватив меня на руки, шагнул в квартиру.
— Расскажешь всё? — шепнула я, ласково пригладив его волосы.
Супруг лишь просиял обожающей улыбкой. Бережно опустив меня на пол посреди гостиной, скользнул довольным взглядом по моей шее, на которой, как и месяц назад, поблёскивал его подарок.
— Носила его не снимая, как и обещала, — улыбнулась я.
— По-моему, он выглядит одиноко, — Константинидис вытащил из кармана пиджака бархатную бледно-голубую коробочку. — У нас с тобой всё получилось не совсем обычно, но забывать некоторые обряды — просто непростительно!
И, без предупреждения рухнув на одно колено, открыл коробочку.
— Любимая, останешься моей женой, невзирая на нападки всех варанов, дельфинов и диких слонов этой планеты?
Растерявшись до полного ступора, я округлившимися глазами уставилась на огромный зеленовато-голубой камень в форме не совсем ровной капли, сверкнувший из открытой коробочки в руках моего благоверного. Перевела взгляд на торжественно-восторженную физиономию супруга и снова на кольцо.
— Этот бриллиант по форме и цвету напоминает «Слезу Индии», где ты стала моей, — улыбнулся Константинидис. — Ну? Или всё-таки боишься моей плохой энергетики?
Я, наконец, справилась с оторопью, отложила на диван букетище, который до сих пор прижимала к груди, и, тоже напустив торжественный вид, выдала:
— Добавь туда же крокодилов, бурундучков, леопардов и пиявок.
Константинидис рассмеялся, глаза полыхнули чуть ли не ярче бриллианта в коробочке. Уверенным жестом настоящего левентиса[1] он надел мне на палец кольцо, поднявшись на ноги, обхватил ладонями моё лицо, явно намереваясь впиться поцелуем в губы…
— Свят, свят, свят!
Мы оба подпрыгнули, ошарашенно уставившись на порог гостиной, откуда с не меньшей ошарашенностью на нас таращилось всё моё семейство. Возглас вырвался у тёти Маши, остальные просто замерли с приоткрытыми ртами. Я скосила глаза на супруга, явно не собиравшегося выпускать из ладоней моё лицо, снова на онемевших родственников и объявила:
— Это… не то, что вы думаете. Мы уже женаты… месяца полтора.
— Месяц и восемнадцать дней, — таки пришёл в себя Константинидис.
Опустив, наконец, руки, повернулся к новым родичам, но не успел произнести и слова, как тётя восторженно выпалила:
— Так это и есть Алекс из Москвы?!
Лицо моего сизигоса потемнело и слегка дёрнулось. Я с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Мама удивлённо протянула:
— Ты же говорила, Алекс тебе просто друг, а тут…
Папа нахмурился, и, судя по виду, к новоявленному зятю у него были большие претензии. Маришка и Танюшка шёпотом восхищались букетом и поблёскивавшим на моём пальце камнем. А дядя Саша просто улыбался. Но Константинидис, очевидно, решил прояснить ситуацию раз и навсегда и полноценно вступить в свои законные права в качестве моего супруга, чтобы никакие Алексы больше не маячили на горизонте. Решительно притянув меня к себе, он воззрился на моих родичей немигающим взглядом, каким смотрят на замершего в двух шагах хищника, и вежливо представился по-русски:
— Я — Кир Константинидис, супруг вашей дочери Кли… Киры. Мы сочетались церковным браком…
— С кем?! — не выдержал папа. — С ней?
— Когда успели? — охнула мама.
— Ну уж успели! Чего теперь кричать? — резонно заявила тётя. — Он определённо внушительнее этого дурошлёпа, сына Олега. Молодец, девочка! Я в тебе никогда не сомневалась!
С трудом сдерживая смех при виде физиономии благоверного, явно растерявшегося от такой реакции моего семейства, я прижалась к нему крепче и мурлыкнула:
— Мне кажется, или ты говоришь по-русски гораздо лучше, чем раньше? Почти без акцента!
— Я… брал репетитора, — немного смущённо признался он. — Хотел произвести впечатление на тебя и… — растерянный взгляд на моё семейство. — Думал, ты им всё давно рассказала…
— И лишилась бы такого веселья? — я чмокнула его в щёку. — Не волнуйся, их твоей плохой энергетикой не напугаешь! Пойдём со всеми познакомлю.
На день рождения дяди Олега мои родственники так и не попали. А всему виной Танюшка, заметившая навороченную машину возле нашего подъезда и одетого с иголочки молодого мужчину с огромным букетом роз. Танюшка ткнула локтем Маришку. Та, охнув, предположила, что это — не кто иной, как Алекс, прикативший ко мне прямиком из столицы. Их шушуканье услышала тётя Маша… И вот всё семейство, мгновенно забыв о каком-то там дяде Олеге и его дне рождения, поспешно сменило направление и вернулось… как раз вовремя, чтобы застать меня в объятиях Константинидиса. Мешая правду с щадящим психику моих родных вымыслом, я рассказала, как стала счастливой супругой греческого бизнесмена — о его миллионах предпочла до поры умолчать. Пока рассказывала, демонстративно прилипнув к сизигосу, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что брак случился по обоюдному согласию, первый шок моих родственников прошёл, и даже папа перестал хмуриться при взгляде на зятя. А потом… спонтанное застолье, осторожные вопросы, будет ли повторная свадьба, знакомство с родственниками со стороны супруга и… как же теперь моя учёба?! Осмелевший Константинидис, на лицо которого вернулось прежнее сияние, на все вопросы ответил утвердительно. Что до последнего, в Афинском политехническом университете — один из лучших факультетов архитектуры в Европе, и он, конечно, поспособствует моему туда переводу! Родители немного посокрушались, что теперь я буду жить так далеко, но под конец застолья согласились, что Афины от Краснодара ненамного дальше Москвы. Алкоголь тоже помог сломать первый лёд, и вскоре папа и дядя Саша уже хлопали моего сизигоса по плечу, признавая, что парень, вообще-то, неплох и, видимо, успешен. Мама и тётя Маша восхищались моим кольцом, Маришка и Танюшка — букетом, а Константинидис, судя по тоскливому взгляду, каким то и дело шарил по мне, не мог дождаться, когда мы, наконец, останемся вдвоём. Этим чаяниям суждено было сбыться лишь далеко за полночь — когда родственники, вздыхая и охая, отпустили нас в отель, где остановился мой благоверный. Мы отправились туда на такси, и, едва за нашими спинами захлопнулась дверь номера, Константинидис сбросил с широких плеч пиджак и нетерпеливо притиснул меня к груди.
— Наконец-то…
— Устал от общения с новоявленными родственниками? — поддразнила его я.
— Скорее от отсутствия общения с женой, — выдохнул супруг, стягивая с меня блузочку. — А ты по мне скучала?
— Чуть не умерла от тоски!
Константинидис, заподозрив насмешку, даже перестал освобождать меня от одежды и покосился с явной обидой. Но я жарко прижалась губами к его, а, едва он ответил на поцелуй, резко отстранилась и съехидничала:
— А как там Эвелина? Неужели не пыталась тебя соблазнить?
Константинидис довольно чувствительно куснул меня за губу, заставив вздрогнуть от неожиданности. И, довольный произведённым эффектом, с не меньшим ехидством наклонился к моему лицу:
— А как там Алекс? Неужели не пытался сблизиться?
Насмешливо прищурившись, я стянула с него рубашку и, скользнув ладонями по выпуклой груди, проронила:
— Ну… всего-то пообедали, а потом поужинали вместе…
Судорожно выдохнув, супруг снова потянулся к моим губам и пробормотал:
— В Москве, когда прилетели со Шри-Ланки?
Я подождала, пока его губы прильнут к моим, и, скользнув по ним кончиком языка, возразила:
— Нет, в Краснодаре, когда он навещал меня.
Константинидис даже отдёрнулся, а потом подхватил меня на руки и, бросив на кровать, грозно навис надо мной.
— Дразнишь?
— Немного, — признала я.
— Он действительно приезжал сюда?
Я скосила глаза на бурно вздымающуюся грудь сизигоса, на его расширенные зрачки, приоткрытые губы… и, сбросив с себя остатки одежды, обхватила ладонями его лицо.
— Приезжал… и всё время мы проговорили о тебе. А вот о чём ты общался со второй женой, которая…
Но Константинидис уже опрокинул меня на подушки и, самозабвенно впиваясь поцелуями в мои губы, выдал:
— У меня только одна жена… чокнутая… с вампирскими глазами… Ты…
[1] λεβέντης (левентис, греч.) — молодец, удалец, орёл.