Просыпаюсь я от яркого света. Резко открываю глаза, но тут же зажмуриваюсь. Из окна, что я вновь оставила открытым, бьет яркое солнце. В ладони зажата ювелирка — я так с ней и заснула, размышляя на тему визитеров и их слов «она не в теме» и «привози ее в горы».
Сажусь на постели. Поправляя спутанные волосы, по обыкновению зависаю, вспоминая сон. Был. Точно помню. Был. И очень важно его вспомнить после ночных событий. Хватаю память в тиски сознания и появляются отдельные кадры. Урывками. Как пазлы.
Улица безликого мегаполиса. Очертания смазаны. По тротуару спешат люди. Обычные обыватели. Их силуэты и лица тоже расплывчаты.
Внезапно в этой размытой толпе мелькает девочка в ярком оранжевом платье. Смотрит на меня разноцветными глазами. Моими глазами. Улыбается моей улыбкой. Узнаю себя в детстве. Иду к ней, но она исчезает, а вместе с ней и обрывается кадр сна.
Зависаю. Именно в этом платье впервые проявились мои странности, и именно в нем я подслушала разговор двух бабушкиных подруг. Они назвали меня очень странным ребенком, и что-то говорили про смерть мамы. Сказали, что я вытянула из нее жизнь.
Дергаю голову, закрывая детские воспоминания, и пытаюсь вновь уловить обрывки сна.
Больше ничего не помню. Хмурюсь. Думай, Бесова. Я чувствую, что было еще что-то. В глаза бьет очередной солнечный луч, и я недовольно жмурюсь. Но внезапно приходит еще один пазл.
Во сне тоже был солнечный блик. Его отдавал перстень светловолосого мужчины. Он шел по тротуару, ярко выделяясь в смазанной серой толпе, и говорил по телефону.
Что-то еще блестело в этом сне… Вспомнила! Полировка черного автомобиля. Он проезжал мимо меня по дороге. А из открытого окна виднелась рука в перчатке.
Зависаю. Продолжаю расшифровку сна. Что-то есть особенное в их атрибутах. В мужском перстне со странным камнем и в кожаной перчатке. Они важны.
Не зря мне показали двух ночных визитеров. Они так же, как и я маленькая, ярко выделялись на фоне серой размытой обыденности. Будто мы все отличались от этого мира.
Вновь прокручиваю услышанный вчера разговор. «Она не в теме».
Сейчас вместе со сном понимаю, что дело касается не моей карьеры отельера. А моих странностей. Девиаций. Те, которые всегда были частью меня. Те, которые я всегда прятала. Блокировала. Потому что отклонений от стандарта не прощают. Если ты девиант, если отличаешься от обывательской массы, на тебе ставят клеймо либо сумасшедшей, либо изгоя.
Мои странности проявлялись только в максимально опасные и экстремальные для меня ситуации. В целях защиты. Например, когда меня обижали в школе, или когда ко мне приставали парни или нападали коллеги-девушки.
До недавних времен. Пока моя суть Бесовой, суть ведьмы не начала проявляться более отчетливо. Почему? Возможно, просто пришло мое время.
Ну, допустим. Но что значит «тормозит»? Мои возможности тормозят? Я не до конца включилась в ведьминский вайб? Тогда что я должна сделать, чтобы перестать тормозить?
Вновь зависаю. Я точно помню, что мне снилось что-то еще, но память не может уловить в сознании очередной визуал.
Хмурюсь. Злюсь на себя. Взгляд цепляется за голубую накидку на кресле, и яркая вспышка освещает еще один пазл. Ледяная мантия тоже фигурировала в смазанной толпе. Я шла за ней, как Алиса за белым кроликом.
Вернее, шла за самой собой. Только мы отличались. Та я, в голубой мантии, иронично улыбалась. В глазах сверкали яркие искры. И взгляд… уверенный. Даже жесткий. Ведьмин взгляд. Взгляд Бесовой.
Помню, что завернула за угол, едва уловив край ярко-голубого шлейфа, и увидела здание. Высокое. Черное. Многогранное. Идеальной симметрии.
Ледятная мантия скрылась за массивным стеклянными входом, и я устремилась туда же. А что дальше?..
Внезапно из окна доносятся голоса, и я выныриваю в реальность. А который час? Тянусь к смарту. Часы показывают начало двенадцатого, и я подпрыгиваю на кровати.
Чертов Ктулху, яхтинг! Выныривая с постели, несусь в ванную, но пока чищу зубы и стою под душем, пытаюсь собрать остатки сна воедино.
Смываю с тела пену мужского геля, рука скользит по груди, и внезапно в сознании яркой вспышкой появляется еще один кадр.
Вижу себя по ту сторону стеклянной витрины. Я не одна. С Айслером. Та, другая Бесова, уверенно подходит к нему и, прижавшись, целует в губы. Замираю. Потому что отчетливо чувствую этот поцелуй. Откровенный. Напористый. Всепоглощающий. Ведьминский. Так целуются… Любовники. Это подтверждает и ладонь Айслера, уверенно скользящая по моей груди. Крепко сжимая ее. Заявляющая права не только на мое тело, но и на меня, как личность.
Низ живота наполняется тяжестью, позвоночник пронзает огненная игла, а соски, сжимаясь, становятся каменными. Чувствуя руку Айслера из сна, громко вдыхаю от возбуждения, когда слышу, как краны в душевой кабине начинают гудеть. Дребезжащий звук отрезвляет. Понимая, что сжимаю ладонью грудь, резко ее отпускаю.
Часто дышу, опираясь рукой о стеклянную стену. Врубаю холодный гидромассаж на полную, пытаясь успокоиться.
Но вместе с возбуждением приходит осознание. Как откровение. Как взрыв сверхновой. Недостающий пазл не только всего сна, но и моей жизни. Моей ведьминской сути.
"Она не в теме... Тормозит". — Вспоминаю разговор.
Тормозящий фактор — это сексуальный контакт. Вернее, его отсутствие. Именно поэтому я никогда ни к кому не испытывала ни эмоциональной тяги, ни сексуального влечения.
Потому что секс — один из ключей инициации моих возможностей. Сути Бесовой. Причем не с кем попало. А с таким же, как я. Отличающимся от обывательской размытой толпы, показанной во сне. И, судя по моей реакции, Айслер тот, с кем я могу активироваться.