Млечный Путь

Глава 1, которая в кафе «Розарий»

— Роскошно выглядишь! — сказала Марта, отодвигая соседний стул. — Привет!

— Привет. Стараюсь. Ты тоже выглядишь замечательно.

— Ладно, не придумывай. Но все равно спасибо! — Марта хмыкнула. — Это ты сегодня просто картинка! Я тебя даже сразу не узнала. Проскочила мимо. А потом думаю: нет, это все-таки Жюстин! Дай-ка подойду. — Она повесила зонт на спинку стула и уселась. — Каким ветром занесло на наш остров? Шопинг? — Она показала на мои пакеты, наваленные на другой стул.

— Примерно. Сезон распродаж все-таки… Ты-то откуда здесь?

Марта изумленно всплеснула руками.

— Я живу в доме напротив! — И показала на него. — На седьмом этаже. Только окна не сюда выходят. Смотрят прямо на Нотр-Дам!

— Правда?

— Конечно. Ты разве никогда у меня не была?

— Нет. Как и ты у меня.

— Удивительно… — Марта повела бровями. — Л ведь знаем друг друга столько лет!

— Да уж лет двенадцать это точно.

— Слушай, а пойдем ко мне? Кстати, я сегодня получила гонорар. За двадцать пятую книжку! Это же наше с тобой общее детище. Не было бы тебя, не было бы вообще писательницы Марты ван Бойк.

— Ну что ты, Марта, я всего лишь редактор, ты бы и без меня…

Она замахала руками.

— Ой, не скромничай! Ты первая поверила в меня! Ты уговорила издательство взять мою первую беспомощную рукопись, ты учила меня писать, выстраивать сюжет, исправляла мои грамматические ошибки, убирала мои пригоршни многоточий… Ты моя муза!

— Право, Марта, ты преувеличиваешь. Мне неловко.

— Пойдем! — Она потянула меня за рукав. — Устрою тебе «экскурсию по замку». У меня поработал очень хороший дизайнер. Приготовим что-нибудь, сварим настоящий кофе. В турках! У меня есть настоящие серебряные турецкие турочки. Выпьем коньяку или амаретто! Я же знаю, ты любишь амаретто. Мы ведь всегда пьем амаретто с моего гонорара в кафе напротив редакции. Я зашла сегодня к тебе, когда получила гонорар, хотела пригласить…

— Марта, извини, что перебиваю, но вообще-то мы сейчас в кафе. Можем выпить амаретто и здесь. И кофе здесь очень приличный. Я уже две чашки выпила. Конечно, не из серебряных турок… Кстати, а сколько времени? Я часы забыла надеть.

Марта лукаво прищурилась, отвела руку и показала циферблат своих часиков.

— Без пяти три. Если точнее, без семи, у меня чуть-чуть спешат. Что ж ты сразу не сказала? Мы взрослые люди. Нечего стесняться. Тогда не буду мешать. Выглядишь просто отпадно! — Она вскочила из-за стола. — До чего же я все-таки бестолковая…

— Нет! — Я схватила ее за руку. — Не уходи!

Она округлила глаза.

— Но у тебя же рандеву!

— Не у меня. Сядь. Пожалуйста.

Из дверей кафе выглянула официантка. Я поманила ее, и она подошла.

— Ничего не понимаю, — сказала Марта.

— То есть? — уточнила официантка.

— Пожалуйста, два кофе по-турецки, по порции вашей фирменной выпечки и по рюмке амаретто, — сказала я.

— По двадцать пять грамм или по пятьдесят?

— Бутылку, — сказала Марта и посмотрела на меня. — Я угощаю. И по порции салата с лососем. У них очень хороший салат. Жюльен у них тоже неплохой. Может, еще по жюльенчику? Горячего хочется.

— Тогда, может быть, дамы пройдут внутрь? — Официантка обвела глазами остальные абсолютно пустые уличные столики. — Все-таки на улице еще прохладно, и в любую минуту может пойти дождь.

— Что скажешь? — спросила Марта.

— Здесь прекрасный навес, — заявила я, — так что дождь не страшен.

— Но простите, дамы, мне кажется, что амаретто к салату из лосося не очень…

— Очень, очень! — перебила Марта. — И, если можно, побыстрее, пожалуйста. И кофе сразу с салатом!

— Хорошо. — Официантка сделала официальную улыбку и, поеживаясь, торопливо юркнула в кафе.

— Итак, рандеву у твоего мужа, и ты предприняла все усилия, чтобы предстать перед ним и разлучницей в лучшем виде с одним-единственным вопросом: что в ней такого, чего нет у меня?

— Марта… — выдохнула я. — Как ты догадалась?

— Дорогая, я все-таки написала двадцать пять любовных романов. И на самом деле должна была догадаться гораздо раньше. — Марта вытащила сигареты и зажигалку. — Извини, но у меня уже никотиновая ломка.

— Дай мне тоже.

— Потрясающе! — Она протянула мне пачку. — Двенадцать лет дружим, а я не знала, что ты куришь!

— Я и сама не знала! — Я прикурила и закашлялась.

— Может, не стоит? — заботливо поинтересовалась она, выпуская дым в сторону от меня.

— Все в порядке. — Вторая затяжка произошла уже нормально. — Просто я не курила со студенческой скамьи. Забыла, как это делается.

Марта посмотрела на часы.

— Итак, с минуты на минуту твой неверный должен появиться у дверей кафе на той стороне улицы. И отсюда все будет хорошо видно.

— Нет! В этом кафе!

— Тогда зачем мерзнуть? Пошли внутрь!

— Нет! Там люди! Я могу не сдержаться! И я не знаю, как он поведет себя. А на улице я просто посмотрю ему и ей в глаза. Понимаешь, просто посмотрю и уйду!

— Допустим. Но тогда зачем ты захотела, чтобы я осталась? Зачем сделала заказ?

— Ну, я подумала, что так будет естественнее. Ты только не обижайся, что я тебя втягиваю! Просто, понимаешь, если мы вдвоем, тем более что ты, оказывается, живешь рядом, то получится, что я тут оказалась совершенно случайно. Ну ты понимаешь? Чтобы он не подумал, что я его выслеживаю! Марта, я дура, да? Просто я никогда еще не была в такой ситуации…

— Он впервые загулял?

— Нет! Что ты! Он гулял всю жизнь.

Марта вертела сигарету в пепельнице, стирая с кончика пепел, и молчала. Потом так же молча сделала затяжку и опять по чуть-чуть снимала с нее пепел о край пепельницы.

— Понимаешь, — сказала я, — он хороший отец, хорошо зарабатывает, заботливый. И я всю жизнь относилась к его интрижкам по-философски. Бабушка всегда говорила: жена изменяет — камень в дом, а муж изменяет — это камень из дома. Отец ведь тоже гулял, и мама с ним быстро развелась, хотя потом всю жизнь жалела, что это сделала, не прислушавшись к бабушке.

— Она больше не вышла замуж?

— Нет. — Я загасила в пепельнице свой окурок. — Она же школьная учительница. Какие в школе могут быть потенциальные женихи? Я смотрела на ее жизнь, на ее одиночество, на ее замужних подруг, на их отношение к «солистке», на ее подруг разведенных, на их вечный поиск нового мужа и говорила себе, что никогда, никогда не стану разводиться из-за такого пустяка, как любовница! Другое дело — наркомания, алкоголизм… А юбки! — Я махнула рукой.

— Так что же изменилось? — Марта прикурила новую сигарету.

Официантка принесла кофе, салаты и амаретто. Бесконечно долго открывала бутылку, наполняла рюмки. На улице довольно бойко полил дождь. Тротуар вне навеса сразу потемнел, резко контрастируя с сухим под навесом. Над кофе вился жизнерадостный дымок. Я не вытерпела и отхлебнула сразу полчашки.

— Горячий? — спросила Марта, продолжая курить.

— Да, отличный! Пей! — Я зачерпнула вилкой салат и сунула в рот. — Правда, очень вкусно.

— Замечательно. Я рада. — Она подняла рюмку. — Ну, за тебя! За мою музу!

— За тебя! — Я тоже взяла рюмку и чокнулась с ней. — За твой двадцать пятый!

Мы выпили и стали есть салат. Официантка наконец удалилась. На улице под зонтами пробегали редкие прохожие, в пелене дождя проплывали машины.

— Ты уверена, что рандеву именно здесь? — Марта посмотрела на часы. — Уже прилично четвертый час.

— Здесь, точно. Дождь где-нибудь пережидают. В эсэмэске было написано: «Розарий после трех». Даниель забыл сегодня свой мобильный, потом присылал за ним шофера. А в промежутке пришло эсэмэс. Ну я его и прочитала. Не знаю, что на меня нашло.

— Ха! А с чего ты взяла, что именно кафе называется «Розарий»? Может быть, речь шла о настоящем розарии в Булонском лесу, например?

Я допила амаретто.

— Марта, будешь смеяться, но я сразу же позвонила по номеру, по которому пришло эсэмэс. Да, представь себе. Молодой женский голос: «Котик, это ты? Как всегда, не можешь говорить»? Я молчу и шумно дышу в телефон. Она: «Не волнуйся, я все понимаю! Я очень скучаю! Я буду ждать до пяти в нашем кафе! Целую моего сладкого котика»! И звук такой: чмок-чмок. Я тоже почмокала в виде поцелуя и отключилась.

— Супер! — Марта хмыкнула и налила нам по полрюмки. — Чмок-чмок!

Мы чокнулись, выпили, и я призналась:

— Понимаешь, именно это и взбесило меня! Чмок-чмок! Сладкий котик! А этот котик изводит, просто с грязью смешивает собственного сына за то, что тот посмел привести домой девушку и переспать с ней! Моралист чертов! Я бы еще поняла, когда бы он сам…

— Подожди-подожди, — перебила Марта. — Кажется, ты как-то говорила, что сын живет отдельно, снимает квартиру.

— Снимает он! Отец платит. Пятьсот евро коту под хвост каждый месяц! Все равно чуть не каждый вечер является домой ужинать. Там же готовить надо, продукты покупать, убираться… А он ничего не хочет, ни работать, ни учиться. Одни девки на уме! Весь в папочку… Когда бы брат моего мужа ни был деканом его факультета, давно бы вылетел с треском!

— Так знаменитый профессор Люк Оммаж — его брат?

— Да. Близнец.

— Я как-то и не задумывалась, что у тебя та же фамилия…

— Они так похожи, не отличишь! Но абсолютно разные. Люк — серьезный, степенный.

— Ну декан все-таки. А твой муж, насколько я помню, фармацевт?

— Он работает на фармацевтической фирме. Руководитель отдела маркетинга. И муж дочки тоже там работает. Он по образованию фармацевт, как и отец моего Даниеля. Тот до сих пор там в совете директоров. Сильвия изучает экономику, но тоже, наверное, туда пойдет.

— В общем, семейное предприятие?

— Почти. А сын вот изучает культурологию… Можно, я у тебя возьму еще одну сигарету?

— Сколько угодно. — Марта пододвинула ко мне пачку.

Я закурила. Официантка принесла жюльены и спросила:

— Желаете что-нибудь еще?

Марта посмотрела на меня.

— Может быть, повторим кофе?

— Не знаю. Наверное, лучше сухого вина или соку? Покислее. А то от этого амаретто одна сладость во рту. У меня ведь пониженная кислотность…

Марта заказала гранатовый сок и, глядя вслед официантке, произнесла:

— Вот бы мой Жюль [1] повеселился над нашим с тобой меню!

— Извини за бестактный вопрос, а он тебе никогда не изменял?

— Жюль? — Она изумленно вздернула плечо. — Знаешь, я никогда не задумывалась об этом. Но, полагаю, вряд ли.

— А ты ему?

— Я? — Она ткнула пальцем себя в грудь. — Ты с ума сошла? Зачем? Какой смысл?

— И тебе не хотелось никогда? Никто не нравился?

— Не знаю. Не помню. — Марта прошлась рукой по волосам, поправила упавшую челку. — Ешь жюльен! Остынет. Очень вкусный. Мы с моим Жюлем именно из-за этого жюльена часто ходим сюда. Он считает, что лучше жюльена, чем в этом «Розарии», нет нигде.

Мы занялись жюльеном. Возникла официантка, опустила на стол два стакана сока, забрала тарелки из-под салата.

— Что-нибудь еще?

— Мы, кажется, заказывали сладкое, — сказала Марта.

— Подавать?

— Конечно. И все-таки повторите кофе.

— Хорошо.

Дождь шел сильнее. Прохожие почти совсем исчезли. Только неторопливо ехали и ехали машины. Марта опять налила нам по полрюмки амаретто. Мы выпили и запили соком.

— Ну как тебе жюльен? — Она снова закурила.

— Хороший. Замечательный жюльен. Понимаешь, наверное, я виновата сама. Не надо было рассказывать Даниелю, что я застала Тьерри у нас дома с девушкой.

— Но почему у вас дома? У него же есть своя квартира.

— Была! Отец, когда узнал, забрал у него ключи. И от квартиры, и от машины. Дикий был скандал! Я, говорит, квартиру тебе оплачиваю, денег на жизнь даю достаточно, а ты девку в родительский дом приволок! Тут тебе не дом свиданий, чтобы всяких шалав таскать. Если, говорит, зудит в одном месте, к себе тащи, мы с матерью хоть не видим. А если к родителям привел, значит, знакомь и женись!

— Может быть, он прав?

— Да пойми ты! — Я в сердцах хлопнула ладонью по колену. — Будь Даниель сам без сучка без задоринки, мог бы учить! Но ведь сынок-то в него! Ходок… Чему удивляться, если сам такой.

— Ты и мужа с женщиной дома заставала?!

— Ну да. — Я вздохнула. — Причем картинка была один в один!

— Боже… — Марта прижала руки к груди. — Ты застала их голыми?

— Нет. Скажешь тоже. Просто на полу в гостиной стоял раскрытый зонтик. Большой, вот примерно как у тебя, с длинной ручкой, только белый в черно-серую клетку. А я не люблю зонты, которые не складываются и не помещаются в сумку. У нас в доме нет таких. Я сразу поняла, что это зонт чужой и что в доме чужая женщина.

— И что, тогда и тогда одинаковые зонты?

— Представь себе. Одинаковые! Лет десять назад и две недели назад. Мне даже показалось, что это дежавю!

— И что ты сделала?

— В первый раз я просто повернулась и ушла. Побродила по городу, попила где-то кофе. Потом позвонила домой. Никто не снял трубку. Я вернулась. Зонта в гостиной уже не было.

— И ты не потребовала у мужа объяснений?

— Нет. Какой смысл? Что бы это дало, если я твердо решила никогда не разводиться?

— А две недели назад?

— Знаешь, меня просто потрясло, что прошло десять лет, а зонт тот же! Неужели, думаю, он встречается с одной и той же женщиной столько лет? Я была настолько потрясена, что даже не сообразила, что за это время зонт-то должен был износиться.

— Логично. — Марта покивала. — И ты решила все-таки заглянуть в спальню?

— Нет. Я решила шуметь погромче, чтобы они услышали и сами вышли. Их объяснения меня не волновали! Пойми, мне было просто ужасно любопытно, что же это за особа, с которой он столько лет! Я громко захлопнула входную дверь, напевая, повесила плащ на вешалку, надела домашние туфли и понесла сумки с продуктами на кухню, топая как можно громче. А на кухне оказался Тьерри. В одном полотенце на бедрах и с подносом в руках, на который он выкладывал из холодильника все подряд. «Привет, мам»! Как ни в чем не бывало! Я говорю: что это значит? кто у нас в гостях? почему ты не предупредил? А он: «Ой, мам, мы сейчас перекусим и уйдем с барби». Я говорю, значит, ее зовут Барбара? Он поморщился. «Не бери в голову, мам! Они все барби! Мы уже уходим»! Подхватил поднос и уволок наверх в свою комнату. Я занялась готовкой. Через какое-то время слышу шаги по лестнице, потом — в гостиной. Но не оборачиваюсь и не выхожу. Слышу шепот, и — хлоп — входная дверь.

— То есть ты эту барби не видела?

— Нет. Ни я ее, ни она меня. И сейчас думаю, что вполне можно было бы все забыть, как будто ничего не было! А я взяла и выложила все вечером Даниелю. Вот зачем я это сделала?! Можно еще сигарету?

— Бери, не спрашивай. И про дежавю тоже выложила?

— Ну да… Даниель ведь последние годы совсем не гулял. После того как наша Сесиль вышла замуж. Я решила, все, кончились его походы. Потом Сесиль родила, и он стал таким счастливым дедом. Обожает малышку! Вот я и рассказала. Думала, посмеемся.

— Посмеялись?

— Мы-то посмеялись. Правда. Только, когда среди ночи заявился Тьерри, никому уже было не до смеха… Оказалось ведь, что Тьерри тоже заставал отца с бабами, но молчал из мужской солидарности и от жалости ко мне… Всем досталось, мне тоже…

— Тебе-то за что?

— Отца я ему плохого подобрала. Разве не ясно? Теперь Тьерри ни с кем из нас не разговаривает, из своей комнаты не выходит, с нами демонстративно не питается. А Даниель опять загулял. Причем у него завтра день рождения… А, ладно! — Я махнула рукой и посмотрела на двери кафе. — Ну и где наша красотка? Что они там, пекут, что ли, эти самые пирожные?

— Давай еще по глоточку. — Марта взяла бутылку и стала наливать.

— А который час?

Она вывернула ко мне свое запястье.

— Почти полпятого? Слушай, Марта, наверное, он догадался, что я могла пошустрить с его мобильным, и отменил рандеву.

— Очень может быть. Но я готова сидеть с тобой сколько угодно, если ты все-таки решишь его дожидаться. Тем более что наши пирожные еще в печке.

Я усмехнулась.

— Спасибо, Марта. Я хочу все-таки еще полчаса подождать. Только мне нужно сходить припудрить носик, а то жидкости многовато. Я ведь и до тебя выпила две чашки.

— Ладно. Заодно и посмотри, какая из посетительниц может оказаться нашей… э-э-э… клиенткой. А потом я. О, смотри! — Она показала рукой в сторону улицы. — Такой зонт?

Из раскрытой дверцы такси вылезал белый в черно-серую клетку купол.

— В точности. У подружки Тьерри был именно такой.

Я поднялась из-за столика и вошла в кафе, столкнувшись в дверях с официанткой. Она несла на подносе чашки с кофе и два пирожных — огромные, почти торты. Пытаясь угадать «клиентку», я искоса разглядывала посетителей. Их было немного, наверное, из-за времени дня и погоды, причем тут не оказалось ни одного мужчины.