— …А затем, — продолжал Жюль Рейно, муж Марты и генеральный продюсер телеканала «Культюр», — человек приручил лошадь! — Он зачерпнул вилкой фуа-гра и отправил в рот.
— Что явилось решающей вехой на пути развития цивилизации! — торопливо произнес, пользуясь паузой, Люк Оммаж, профессор культурологии и декан факультета. — Взаимоотношения человека и лошади…
— Безусловно! — перебивая, поддержал его Рейно. — А эти идиоты из лиги защиты животных хотят запретить фуа-гра. Якобы приходится мучить несчастных уток, чтобы печень у них выросла до таких замечательных… — Рейно прихватил с блюда еще один кусочек.
Культуролог открыл было рот для следующего высказывания, но Рейно уже проглотил фуа-гра и изрек, цепляя вилкой очередную порцию:
— …размеров! Триста лет мы мучили уток и столько же получали удовольствие, и вот пожалуйста…
— Взаимоотношения человека и лошади, — начал опять декан, когда фуа-гра оказалось во рту его собеседника, но так и не сумел завершить свою мысль, поскольку Рейно постучал вилкой по бокалу, одновременно вытирая губы салфеткой, и провозгласил:
— Дамы и господа! Я бы хотел сейчас снова произнести тост за виновника сегодняшнего торжества! За его поистине уникальный интеллект!
Марта встретилась со мной глазами и подмигнула. Я подмигнула ей в ответ.
— Итак, интеллект, — повторил Рейно. — Что мы имеем в виду, говоря о нем? Вольтер как-то заметил, что ум — одна из самых удивительных игрушек, придуманных человеком, поскольку именно с нею он может играть в самого себя всю жизнь…
— Позвольте, но где он это заметил? — встрял культуролог.
— В соответствующей статье «Энциклопедии», — парировал Рейно.
Марта опять подмигнула мне, давая понять, что цитату из Вольтера ее муж явно только что придумал сам.
— Итак, что нам говорит наш интеллект? — Рейно обвел всех взглядом строгого экзаменатора и поднял вверх указательный палец свободной от бокала руки. — Он говорит нам, что в истории человечества скопилось немало загадок, перед которыми он бессилен…
— Каких же?! — уязвленно воскликнул культуролог.
Рейно впился в него взором.
— А зачем, например, Наполеон приказал в Египте стрелять по сфинксу из пушек?
— Он хотел… — начал декан.
— И сам рассказал вам об этом, уважаемый мэтр? А парадокс переправы через Березину? — не останавливался Рейно. — Если, как утверждают наши историки, Наполеона в России погубил жестокий мороз, почему же, подойдя в декабре, в декабре, заметьте, дамы и господа, к реке Березине, через которую переправлялась армия, саперам пришлось наводить мосты? Если мороз был действительно столь силен, то река покрылась бы крепким льдом и в мостах не было бы необходимости. Кстати, дамы и господа, вы все, конечно, видели русский фильм «Ватерлоо»?..
В повисшей тишине декан зашевелил губами, но его опередил мой сын.
— А чего его смотреть? Бабушкин дед сам там был и наводил мосты.
— При Ватерлоо? — ошарашенно и в один голос спросили Рейно и культуролог.
— Ну, — кивнул Тьерри. — Ба, ты расскажи им, а то они мне не верят!
— И правильно делают, — сказала моя мама. — Потому что никакой не дед, а кузен по материнской линии его прапрадеда. Этот кузен был топографом и действительно участвовал в возведении переправы через Березину. А при Ватерлоо он не был. — Моя мама покивала, разводя руками. — Ты все вечно путаешь, Тьерри! В это время он был во Французской Гвиане в географической экспедиции. Он не мог быть одновременно в двух местах.
— Бог мой! — воскликнул декан. — Неужели ваш предок участвовал в экспедиции по следам Бонвояжа? И вы никогда об этом не рассказывали!
— А что рассказывать? И так все знают, что Бонвояж не вернулся.
— Общеизвестный факт! Как и ни одна из последующих экспедиций, отправленных за ним, — со знанием дела произнес удивительно долго молчавший Рейно. — За исключением нашей! Несколько лет назад мы делали документалку в Гвиане тоже по следам экспедиции Бонвояжа в золотую эту самую… Марта, ну ты помнишь, как она называется?..
— Шелгваукана [2]! — опередив Марту, рявкнул культуролог и с круглыми глазами обратился к моей маме: — И кузен вашего прапрадеда, значит, тоже пропал?
— Не совсем, — наконец тихо сказала мама.
— И вы располагаете какими-то сведениями о той экспедиции?.. — не унимался культуролог. — Какими-то артефактами?!
— А при чем здесь артишоки, дорогой? — впервые подала голос жена декана, мадам Оммаж. — Он же был топограф, а не ботаник…
— Он остался в Новом Свете? — не давая моей маме ответить, уточнил мой муж. — Простите, мадам Леклерк, вы когда-то рассказывали, но у меня все начисто выветрилось из памяти.
Мама вздохнула и томно опустила глаза. Марта с любопытством смотрела на меня. Тьерри делал мне знаки, мол, расскажи ты. Но я все же промолчала.
— Так все-таки, что же было дальше с кузеном вашего прапрадеда, мадам Леклерк? — напомнил тему мой свекор и как бы машинально опустошил свой бокал.
Моя свекровь покосилась на него, на остальных и тоже выпила. Их внук и его жена переглянулись и последовали заразительному примеру.
— Видите ли, — еще раз вздохнув, наконец заговорила моя мама. — В этой золотой Шелш, Шелгу…
— Шелгваукане, — услужливо подсказал декан.
— Ну да, там. Там было очень много золота, слишком много, так много, что люди просто забывали о всяких там научных целях и хотели лишь одного: обладать этим золотом. Плюс еще очень тяжелый экваториальный климат, непривычная пища, болезни, агрессия местного населения, дикие звери. И груды золота! Груды!
Все молчали. Рейно ошеломленно смотрел на мою маму и поглощал пирожки с ближайшего к нему блюда.
Мама снова повторила:
— Груды золота! Вы понимаете? Члены всех экспедиций просто сходили с ума и вырезали друг друга! Сначала — руководителей, потом — «конкурентов»… Настоящее сумасшествие! Но кому-то все-таки удавалось вовремя сбежать, набив карманы, естественно. Удалось и этому нашему прапрапракузену. Он оказался в Мексике, завел семью с вроде бы тоже европейской женщиной, а лет через двадцать после того даже приезжал во Францию, правда, под чужой фамилией. И далеко не с пустыми карманами. Даже я помню золотой браслет-змейку, дошедший до моей бабушки из тех сокровищ, но она обменяла его на лекарства для меня во время оккупации, есть только фотография, где она с этим браслетом… Остаться на родине он побоялся, понимая, что его тут ждет в случае разоблачения. Не самая романтичная семейная легенда, правда?
Декан кашлянул.
— Однако многое проясняет с точки зрения культурно-нравственной этимологии как таковой, особенно…
— Прошу прощения! — неожиданно сверху сказала Сесиль, и все сразу задрали головы в ее сторону. — Мам, пап, все очень здорово, но мы, наверное, поедем домой. Кристин категорически не хочет спать тут!
— Но ты уж хоть поешь, выпей с нами! — сказала моя мама. — А с малышкой пусть пока твой Николя посидит!
— А наш принц что-то разоспался, — отреагировала Тереза, невестка декана, и интимно погладила своего мужа по лацкану пиджака. — Пойдем, дорогой, посмотрим, как он там!
Сесиль хмыкнула и стала спускаться, а молодые Оммажи в обнимку поплыли наверх.
— Только очень быстро! — Сесиль уселась за стол, схватила бокал. — Пап, за тебя!
— Спасибо, милая! — ответил, поднимая свой бокал, Даниель.
— За нашего Даниеля! — возгласил его отец, мой свекор.
— За нашего мальчика! — воскликнула моя свекровь.
Все дружно выпили и дружно занялись едой.
— Так вот… — задумчиво заговорил Рейно, поглядывая на последний пирожок на ближайшем блюде и на полное пирожков блюдо на другом конце стола. — В этом фильме есть достаточно достоверный эпизод, когда Наполеон диктует писцам пять документов сразу. И в одном из них, к императору Александру, он говорит: «Я не узурпировал корону, я поднял ее своей шпагой, когда она лежала в грязи…». Действительно, здесь цитируется подлинное письмо Наполеона, но написанное не в тысяча восемьсот пятнадцатом году, а в тысяча восемьсот седьмом, перед заключением Тильзитского мира. Кстати, этот русский фильм заставил Стенли Кубрика отказаться от постановки его собственного фильма о Наполеоне. А ведь он снял фильм «Спартак», который всем, особенно мальчикам, так нравился в детстве. Там Марка Красса играет Лоренс Оливье, а ведь на самом деле этот Марк Красс, разбивший армию Спартака, не был таким уж выдающимся полководцем. Через три года он потерпел сногсшибательное поражение от парфян, отдав им в качестве трофеев знаки легионов, за возвращение которых римляне бились еще лет тридцать, и им пришлось обменять на них часть подконтрольной территории Сирии. В то время как царица Клеопатра…
Я вздрогнула от прикосновения Марты.
— Очнись, пойдем, — прошептала она. — Поможем твоей дочке собраться и дадим твоему зятю возможность перекусить. А это теперь навсегда: китайская пытка — говорящий Рейно!
— Вообще-то очень интересно…
— Ну, Жюль — прирожденный гипнотизер! Посмотри на лица — все впали в транс, не ты одна.
Мы тихонько выбрались из-за стола. Тем временем Рейно перешел от проблемы интимных отношений Клеопатры и Юлия Цезаря к космогоническим вопросам и адронному коллайдеру, упомянув попутно генерала де Голля. Я хмыкнула.
— Думаю, Марта, говорящий Рейно отменяется, и надолго. Всех ждет аттракцион «говорящий Оммаж-старший»! Эх, не догадалась вас предупредить, чтобы не заводили речь о де Голле.
— Но, по-моему, твой свекор мирно дремлет.
— Марта, ему же хорошо за восемьдесят, просто замедленная реакция. Но минут через пять проснется вулкан. Его отец входил в ближайшее окружение генерала, и сам свекор в молодости общался с ним не раз.
— Боже! — Марта застыла на месте; мы были уже на самом верху лестницы. — Шелгваукана, де Голль! Жюлю не вынести такой конкуренции. Слушай, сама посиди с внучкой, а я объявлю перекур и уведу желающих на террасу, пока не проснулся вулкан.
— Извержения все равно не миновать.
— Зато я подготовлю Жюля. Де Голль — один из самых его любимых исторических персонажей. Я скажу, что твой свекор лично его знал, но от скромности стесняется об этом рассказывать.