— А ту, где все течет через тонкую ткань, победила? — спросила она.
— Зачем? Пусть Надин сама ее выкручивает, она же автор.
— Не будет она ничего выкручивать. Просто выкинет или напишет другую. Хотя и так бы сошло. Когда эротическая сцена, там у всех полный бред.
— Даже у тебя?
— У меня для таких сцен другие приемы. Без тонких тканей и девственниц. Читатель не вникает, как ты. Ему все равно. Лишь бы про это было. И, желательно, покраше: бархатный жезл, распустившийся цветок, тропа в лоно богини, пленительная влажная сокровищница наслаждений, а кого-то, наоборот, заводит площадная лексика… Дело вкуса. Слушай, а тебя эта переписка разве не заводит?
— Издеваешься? Или шутишь?
— Нет, я вполне серьезно спрашиваю.
Я растерянно посмотрела на экран компьютера, где висело последнее, уже утреннее послание Даниеля с астрономическими количествами поцелуев, сладкой попочкой, сисечками, ушками…
— Наверное, Марта, через мои руки прошло слишком много и притом более интересных описаний этого дела. Нет, вызывает только смех. Пальчики, сосочки, тысячи миллионов поцелуев… Как можно относиться к этому серьезно?
— А вообще тебя заводят описания секса? Ну когда ты не редактируешь, а просто читаешь роман.
— Марта, я, даже если просто читаю, все равно мысленно редактирую. — Я улыбнулась. — Думаю, я порченая в этом смысле. А тебя? Заводят тебя? Ты и сама в романах это описываешь.
— Наверное, я тоже порченая. — Марта хмыкнула. — Но все равно, чтобы написать такую сцену, я должна сама прочувствовать то, что испытывают мои герои.
— Должна возбудиться?
— Пожалуй… Но не буквально физиологически.
— Представить мысленно картинку?
— Нет, не картинку. Ощущения, прикосновения… Вернее, ощущения от прикосновений. И ощущения, которые вызывает желание прикоснуться, и ощущения, которые потом возникают от этого… Ладно. Не важно. Я не знаю, как это объяснить!
— Отчего же! Я все поняла. Я же вижу, как Даниель заводится, представляя себе прикосновения и ощущения сисечек и сосочков. А меня, если честно, всю жизнь очень заводит, если так можно сказать, его завод…
— Ха! Значит, секс и вчера был?
— Был. Еще как был!
— В половине второго? Что ж не раньше-то?
— Мы бы и раньше спать пошли. Он минут прямо через пять, как Вивьен отправилась на деловую встречу, стал меня торопить, мол, хватит, отдыхать пора. Я говорю — иди ложись, а мне хочется сделать еще одну страничку. Это быстро. До конца главы правда страница с небольшим оставалась. Но он не пошел в спальню, а вернулся на кухню и опять полез в компьютер. Потом в кухню спустился Тьерри, и они стали там довольно бурно шептаться. Причем я, видимо, сильно углубилась в «Герцогиню», потому что заметила, что он там уже вместе с Тьерри, только когда услышала их голоса.
— И о чем же они бурно шептались?
— Я подумала, что, скорее всего, по поводу бросившей его девушки, и не стала вмешиваться. Закончила эту главу, начала следующую. Потом Тьерри ушел к себе, а Даниель меня больше не торопит. Мол, работай-работай, я хочу еще покрутить этот договор, мелькнула, дескать, одна мыслишка. Я что, я не возражаю. Ясно же, решил еще разок навестить Вивьен. Сижу работаю. Потом он подходит ко мне, обнимает за плечи. Целует в ухо нежно-нежно и шепчет: «Половина второго, пчелка. Давно пора принимать душ». Ну и у нас все получилось просто замечательно! И ведь после каких жутких процедур с зубами. В юности, наверное, только так бывало, чтобы прямо вот-вот не мог на меня надышаться…
— Слушай, — Марта хмыкнула, — ты ведь рано встаешь, часов в восемь?
— В восемь Даниель уже уходит, а Тьерри — в половине восьмого. Я встаю в шесть.
— Но, если работать до половины второго, спать-то когда?
— Марта, но ведь сегодня же суббота!
— Точно… Это мой на своем канале без выходных…
— И в субботу мне нужно только проводить Тьерри, а потом я могу спать сколько угодно.
— Бедолага, как же ты сегодня встала в шесть, — сочувственно сказала Марта. — Да после приключений в душе…
— С полузакрытыми глазами. Просто усилием воли вынесла себя на кухню! Только весь мой сон как рукой сняло, когда я увидела, что Тьерри поливает на террасе свой сад. В жизни такого не бывало, чтобы он поднялся раньше меня! Вечно бегаю вверх-вниз по лестнице: «Вставай, сынок! Вставай! А то опоздаешь»!
— Избаловала ты его.
— Зато ласковый. Всем делится.