Я остановилась у первого попавшегося кафе, взяла клетчатую сумку Марты, заказала чашку кофе, выпила и отправилась в туалет. Потом эту сумку, уже с вещами Вивьен, я убрала в багажник. Рабочий день заканчивался. Тротуары заполнялись конторскими служащими, а проезжая часть — их машинами. Но перед моими глазами все время всплывал «Млечный Путь», и в ушах звучала его ритмичная пульсация.
Возле дома я зашла в магазины за продуктами и, не удержавшись, купила коньяк. Когда я открыла дверь квартиры, муж вскочил из-за моего письменного стола и бросился мне навстречу. Раскрасневшийся и пыхтящий.
— Ну что ты так долго? И телефон отключила… Я звоню, звоню… — Обнял меня с размаху и, страстно целуя в губы, явно вознамерился немедленно тащить меня в спальню.
— Дорогой, успокойся, подожди, — начала я, отстраняясь и опуская на пол сумку и пакеты с продуктами. — Дай дух с дороги перевести. Я с работы, я голодная…
Он обиженно шагнул в сторону.
— Ну вот, начинается… Так все было хорошо…
— Как твои зубы?
— Что? Зубы? А, зубы… Нормально… — Он пристально смотрел на меня. — Ты какая-то не такая. Ты точно была на работе? Ты на работе накрасила глаза?
— Я накрасила их перед уходом из дома. Ты просто никогда не обращаешь на это внимания.
— Отчего же? Обращаю. У тебя серо-зеленые глаза, а с сиреневыми веками кажется, как будто ты плакала. — Он взял меня за плечи и всмотрелся в лицо. — Или ты правда плакала? Где ты была?
— Что ты придумываешь?! — Я вывернулась из его рук и внимательно посмотрела на себя в зеркало. — Черт! А правда как будто плакала. Это аллергия на духи той графоманки. Я так чихала! Прямо неудобно было перед главным… Да еще чушь какая-то, вроде комикса… — Я старательно рассматривала свое отражение и трогала лицо. — Надо же, до сих пор не прошло… Эта графоманка сама не знает, чего хочет. Только пока аванса не будет, я за это не возьмусь… Отнеси, пожалуйста, пакеты на кухню. Только осторожнее, там бутылка коньяка.
— О! Ты купила коньяк? Какой? — Даниель оживился и полез в пакет.
— Хороший, не беспокойся. Ну отнеси, разберемся потом.
— Умница! А то я вчера допил остатки. — Он поцеловал меня в висок и подхватил пакеты. — Пошли ужинать. Ты же говорила, что голодная, идем. Я еще не все рагу съел, оставил кое-что и на твою долю.
— Ты не мог бы для меня разогреть? А я пока умоюсь и переоденусь.
Он повел бровью и наморщил нос.
— Теоретически мог бы. Но гораздо лучше, чем разогревать рагу, я умею тебя раздевать…
Тут входная дверь распахнулась, и Тьерри вволок две огромные канистры.
— Ма! Па! Это вино. Бабушка раздобыла. Почти бесплатно. Очень хорошее, но его надо срочно перелить из пластика. В пластике вообще вино нельзя держать ни одной минуты!
— Замечательно, — сказала я. — Вот и займитесь с папой. — И пошла наверх, в спальню.
Открыла воду и, раздеваясь, смотрела, как наполняется ванна. «Пум, пум, пум», — пульсировал в моей голове «Млечный Путь», перемигиваясь светящимися точками. Я налила в воду душистого геля, взбила пену и опустилась в нее. Положила голову на бортик ванны и закрыла глаза. «Пум, пум, пум»…
— Ма! Ты где? — долетел из спальни голос Тьерри.
Я вздрогнула и резко села.
Он поскребся в дверь ванной.
— Ма, ты здесь?
— Здесь! Здесь!
— Ты скоро? А то мы тебя ждем-ждем! Приходи! Вино правда отпад! И ты такой сыр вкусный купила! И мы с папой салата целую миску нарубили! Ма! Ты меня слышишь?
Я сглотнула комок, вдруг вставший в горле.
— Слышу! Слышу! Вы пейте, ешьте. Вы меня не ждите. Я приду потом.
— Ма, у тебя все в порядке?
— Конечно, сынок!
— А почему голос такой?
— Пена в глаз попала! Очень щиплет… Я приду, приду!
— Ладно. Или, может, папу прислать?
— Ни в коем случае!
— Как скажешь.
Он ушел, а мои глаза действительно ужасно драло и щипало, и от этой чертовой водостойкой туши я никак не могла избавиться, и я терла и терла глаза, и плакала, уже не сдерживаясь, от этой рези в них и собственной беспомощности…
В дверь постучался и заглянул Даниель.
— Можно к тебе? Что такое? Ты плачешь?
Я повернула к нему лицо и провела пальцами под глазами по черным разводам туши.
— Видишь? Я не могу ликвидировать эту химию! От воды она только еще больше размазывается! Или от пены! Я не знаю!..
Он присел на край ванны и заботливо произнес:
— Успокойся, пожалуйста. Раньше ведь ты как-то ее смывала?
— Смывала! Но не водой, а специальным лосьоном! А после воды он ее не берет! А я сразу полезла в воду, хотя сначала надо было смыть лосьоном тушь!..
— Ну ничего страшного. Никто не умер. — Он наклонился и поцеловал меня в лоб. — Не паникуй. Где твой лосьон?
— Вон. — Я показала пальцем.
Он взял флакон и стал читать этикетку, потом спросил:
— А нормальная инструкция к нему есть?
— Не знаю… — Я всхлипнула. — Может, была на коробочке.
— Коробочку ты, конечно, выкинула? Да? Но в любом случае ясно, что реакции мешает вода. Поэтому, — он потянул с вешалки полотенце, — мы ее просто вытрем. Промокнем. Вот так. И еще. И не плачь! Слезы — тоже вода.
Он старательно, как ребенку, вытер полотенцем мое лицо. На ткани сразу отпечатались черные пятна. Потом протер под глазами еще раз. Новые пятна на белом махровом полотенце.
— А вдруг они не отстираются? — спросила я.
— Ну и ладно. Мало у нас тряпок? Нам же главное — привести в порядок твои глазочки. — Он с улыбкой подмигнул, щедро налил лосьона на край полотенца и протер им под моим левым глазом, потом под правым. — А ну-ка, посмотри! — И протянул мне ручное зеркало.
Я охнула.
— Чудо! Тушь исчезла! Только теперь там все красное…
— Но у тебя же должен быть какой-нибудь крем, чтобы снять раздражение. Нанеси не жалея. Только не три ты опять, не втирай! Еще хуже сделаешь! Аккуратно, мягкими, постукивающими прикосновениями, безымянным пальчиком, он самый нежный.
— Откуда ты все это знаешь?
— На всякий случай, наша фирма выпускает не только таблетки и микстуру. Есть несколько линий лечебной косметики. И через мои руки проходит масса сведений о том, что выпускают наши конкуренты. И в отличие от тебя я очень внимательно читаю инструкции.
— В них есть и про безымянный палец?
— Я бываю на презентациях, моя дорогая. А их проводят не только технологи, но и косметологи, которые знают все приемы и про все пальцы в том числе.
— Но мы вместе столько лет, и ты никогда не рассказывал мне об этом.
— А тебя когда-нибудь волновало то, чем я занимаюсь?
— А тебя то, чем я?
Он хмыкнул.
— Ты такая смешная, когда начинаешь занимать оборону! И такая сразу делаешься секси…
— Ма! Па! — из-за двери сказал Тьерри. — Вы там что, теперь до утра?
— Не твое дело! — рявкнул Даниель. — Что это еще за намеки?!
— Па, ясно, что не мое! Но я хочу все-таки определиться — ждать мне вас пить вино или не ждать?
— Папа уже идет, сынок! — громко заявила я, встала на ноги и взяла душ. — А я спущусь буквально через три минуты!
Вино оказалось на редкость приятное — мягкое и с ощущением лесных ягод. Пока я была в ванной, муж с сыном перелили его из канистр во все имеющиеся в доме стеклянные и керамические кувшины и вазы, закрыв их сверху бумагой на манер банок с вареньем, чтобы вино не выдыхалось. Вся эта разномастная коллекция сосудов в бумажных «чепчиках» помещалась сейчас на рабочей кухонной столешнице возле раковины и выглядела эдакой инсталляцией, забавной и одновременно — жизнерадостной.
Тьерри похихикал над моей «воинственной раскраской» — жирными кляксами крема под глазами. Я рассказала ему о чуде, сотворенном нашим папой благодаря его неожиданным познаниям в косметологии.
— Никакого чуда, — скромно сказал Даниель. — Просто надо внимательно читать инструкции.
Тьерри тут же провозгласил:
— Ма, па! Тогда выпьем за инструкции! — и налил всем вина из пузатенькой вазы.
— А вы здорово придумали — перелить вино в вазы, — сказала я. — Мне нравится.
— Ма, с вином они теперь амфоры, а не вазы! Ну, за инструкции!
Мы сдвинули наши бокалы над столом, и именно в этот момент в гостиной зазвонил телефон. Мы замерли и переглянулись.
— Чего вы затормозили? Пейте, — сказал Тьерри. — Успеете еще подойти. — И стал пить из своего бокала.
Телефон продолжал звонить.
— Интересно, — сказал Даниель и поставил свой бокал на стол. — Почему это мы должны подходить? Иди и сними трубку.
— А мне никто не звонит на домашний номер, только на сотовый. По-любому, хотят кого-то из вас.
Телефон не умолкал.
— А тебе трудно подойти и ответить? — Даниель напряженно оперся руками о стол. — Зад свой трудно поднять?
Я была уже готова сорваться с места, но тут встал Тьерри и со словами:
— Слушаюсь и повинуюсь, ваше преосвященство, — не спеша направился в гостиную.
Даниель недовольно посмотрел ему вслед и спросил:
— А побыстрее двигаться нельзя?
— Па, ну что ты завелся? — Тьерри был уже у аппарата и протягивал руку к трубке. — Могу поспорить, что это бабушка. Ты ведь так и не удосужился до сих пор поблагодарить ее за вино. — Он снял трубку и произнес: — Алло. — Потом прикрыл ее рукой. — Ма, это тебя, какая-то тетка. — И понес трубку мне. — А я был уверен, что бабушка…
— Случайно не Марта ван Бойк? — спросила я.
— Нет, не твоя писательница. Она всегда со мной здоровается и болтает. А этот голос я не знаю.
Я забрала у него трубку и сказала в нее:
— Я вас слушаю.
Тьерри и Даниель смотрели на меня с любопытством.
— Графоманка? Да? — шепотом предположил мой муж.
— Добрый вечер, — не очень уверенно произнес совершенно незнакомый женский голос. — Вы мадам Оммаж?
— Да. А вы… простите?..
— Да-да, конечно… — Она заговорила торопливо: — Простите, что сразу не представилась. Крюшо. Изабель Крюшо. Мне очень неудобно, что я беспокою вас в такое время, но…
Муж и сын сгорали от любопытства и смотрели мне в рот. Я успокаивающе покивала им, откинулась на стуле и, поглядывая на радующую глаз инсталляцию из «амфор», оборвала поток на том конце провода:
— Не волнуйтесь, еще совсем не поздно! Наверное, вы начинающий автор? Я редко бываю в редакции, поэтому…
— Нет! Нет! Я не автор! При чем здесь автор?.. Какой еще автор?.. Я мама Прюденс Аннет Крюшо! Моя дочь и ваш сын… Боже!.. — Она вдруг громко всхлипнула.
Я почувствовала, как меня забила дрожь, и второй рукой дополнительно вцепилась в трубку, чтобы не выронить ее. Кашлянула, проталкивая комок, и едва выдохнула:
— Да!.. Да!.. Я вас слушаю!..
— В общем, моя девочка беременна от вашего сына… — неожиданно раздалось на всю квартиру, похоже, я случайно нажала кнопку громкой связи. — Уже три месяца…