Антонина перебирала пальцами страницы фамильного альбома. Строгие лица, красивые прически, платья, надетые по особому поводу. Стройные, хотя нет, скорее иссушенные трудом и вынужденной аскезой фигуры. Женщина вгляделась в лицо своей матери. Сколько ж ей лет на этом снимке? Двадцати еще нет, совсем молоденькая. А выглядит, будто тридцать минуло! И глаза совсем взрослые, полные смысла, без всяких детских мечтаний в глубине. Отец — молодой парень, стоит, опершись на парту. Тоже ведь еще школьник. Следом идут лица веселые, пора их студенчества.
Муж ее, Вадим, на снимке выглядит таким серьезным. Антонина промокнула рукой краешек глаза. Почему так выходит, что сыновья копируют характеры своих отцов? Ее муж точно так же пропал из жизни Сережи, как и он из жизни Дениса. Просто взял и исчез. Только через два дня ей сообщили по телефону, что его уже нет, а она стала вдовой. Молодой вдовой с чудесным мальчиком на руках. Тот вырос, превратился в мужчину и тоже исчез. Взял и сбежал от жены своей, от ребенка.
Нет, Дина, конечно, совсем не простая девица, характер у нее — каленая сталь, сложно с такой женой в одном доме ужиться. Тихая, мягкая, добрая... Пока все по её. А чуть что не так — выходит из берегов точь-в-точь, как горная речка. Та так же превращается из тихого ручейка в бурный поток, сметающий все со своего пути.
Пару раз за всю жизнь видела Антонина свою невестку в таком жутком гневе. Брр! Кажется, сам воздух рядом с Диной дрожал, а глаза ее начинали светится потусторонними зелеными огоньками. В них будто бы так и прыгали язычки огня. Черты лица заострялись, волосы чуть не белыми становились. Такую увидишь — решишь, что попал в лапы смерти.
Антонина хорошо помнила, как сама приросла к полу от страха, пыталась встать между невесткой и внуком, хоть как-то отвлечь Дину, отвести ее гнев от Дениса. Попало же тогда маленькому поросенку! Если по правде, то справедливо. Ушёл из дома, точнее, удрал без спросу из школы. Первая оттепель, а они с другом взялись гоняться по льду пруда на санках. Бегали, прыгали, пока лед не треснул. И это, несмотря на все запреты матери с бабушкой. Хорошо, что не потонули. Прохожий вытянул за капюшоны двух растрепанных мокрых зайцев. Ох и ругалась тогда Динка! Если по правде, то справедливо. Но внука Антонине все равно было жаль. В какой-то момент показалось, что невестка его точно прибьет.
Потом две недели Антонина с ней не разговаривала. Первую неделю Антонина и вовсе провела в постели с давлением, вторую неделю изображала обиду. Дина, правда, так ничего и не поняла, даже мириться не приходила. Вот же неблагодарная! И ребенка воспитывать совсем не умеет! Распустила донельзя сначала! А сейчас ей бы только сына ругать. Неправильная мать, плохая и вредная. Ни супчик мальчику не погреет, ни кашку не вскипятит. Вот и питается Денисочка только у бабушки. У нее он, правда, нос от всего воротит, но наггетсы жареные из коробочки ест, а еще колбасу, сосиски, пончики. Словом, все то, что дома у злыдни запрещено. Но ребёнку надо же есть! Что это за такой подход — проголодается и котлеты на пару съест. А если мальчик от голода почахнет? Нет уж, пусть лучше у бабушки ест свои любимые наггетсы из коробочки, закусывает чипсами и мороженым. Мясо, картошка и молочное всегда считались полезной пищей, а это то же самое. Что уж та Дина выдумала про здоровый обед жизни — все глупость. И нет ей никакого оправдания. Никудышная мать!
Антонина перелистнула страницу альбома. С фотографии ей улыбался ее собственный сын. Высоченный красивый блондин. Глаза смотрят ясно и строго, а улыбка какая! Широкая, на половину лица точно, добрая такая.
Как так вышло, что он бросил их всех? Свою мать, красавицу-жену, сына. Взял и уехал, ни словечка им не сказав. Губы женщины задрожали, а на глазах проступили слезы. Антонина ясно помнила, как тогда им пришлось нелегко. Дина без конца работала. Утром подрабатывала в пекарне, потом бежала куда-то еще, вроде бы в офис, вечером шила платья для кукол, в выходные продавала их у метро. И получала-то она копейки. Совсем девочка, только после института, без опыта, без стажа. Как только и выбилась в люди? Наверное, характер помог. Дина ж, она как леденчик. Снаружи обертка, под ней сладкая конфетка, а внутри твердый стержень, о котором никто не догадывается пока не разозлит девочку.
Только б Сережа ее не разозлил! Антонина перелистнула ещё несколько страниц альбома. Здесь Серёжа стал старше, и кожа у него приобрела интересный загар. С фотографий на женщину смотрел блондин с длинными волосами, собранными в хвост. Модник! Знать бы, как Серёженька изменился за все эти годы. Почти четырнадцать лет она его не видела! Неужели, приедет наконец-то? Даст себя обнять, погладить по голове, просто прижать к материнскому сердцу?
Только б с Диной удалось ему все наладить. Денисочке очень нужен отец. Четырнадцать лет исполнилось парню, самый возраст дурной. Да и Дина не так уж плоха, как жена. Лучше женщины Сергею точно не найти будет. Каким бы красавцем он ни был, а характерец то у него поганый. Вот только как бы так сделать, чтоб Динка простила Серёжу? Нужно Дениса к отцу приучить. Он-то всяко сможет наладить отношения родителей. Мать ради него на все пойдет. А уж там! Сживутся, слюбятся.
Антонина вышла в прихожую своей небольшой квартиры, достала табурет, забралась на него и что есть силы дернула за обои.
— Ремонт у меня! Ремонт. Сын приедет, пускай недолочко у жены своей бывшей поживет. Недельку-другую, всю жизнь. И обои могут новые мне поклеить всей семьей. У Дины руки, конечно, кривые, к работе не приспособленные, но все же ж это и она сможет сделать.
Женщина ухмыльнулась, быстро собралась и отправилась в сторону школы, чтобы пригласить внука в кафе. А потом они с Денисом прогуляются до Дининой квартиры, поговорят обо всем на свете, обсудят его скорую встречу с отцом. Антонина еще не до конца придумала, что именно она станет врать, но поведение сына обязательно оправдает. Сыночку нужно обелить в глазах внука и тогда все устроится, они станут жить одной чудесной семьей. Дина на миг показалась Антонине немного лишней. Было б совсем хорошо, если бы Дина жила отдельно, как-то чуть в стороне. Навещала бы Дениса пару раз в месяц, не мешала бы Антонине воспитывать мальчика. Только бы деньги выдавала, да строжила изредка с позволения Антонины. Вот тогда б они зажили!
Хотя? За Серёжей тоже нужно приглядывать, наверное, без Дины не обойтись. Только пусть бы она себя вела при муже и сыне тихо и скромно. И ей не перечила. Сидела б у себя в комнате, да не мешалась.
Женщина улыбнулась, взяла в руки сумочку и шагнула за порог квартиры. В ее голове кипели невероятные планы. Дину она немного любила, но рядом с собой долго терпеть не могла просто никак. И ревновала до кучи к Денису, и к Сереже. Антонине хотелось быть самой любимой и значимой женщиной в жизни обоих.
Я пристально смотрел вслед уходящей женщине. Чем-то она меня озадачила, может быть, даже удивила. Уж не тем ли, что не стала трогать моего тела, ощупывать пресс, просить повертеться, снять штаны, даже не стала рассматривать цвет моих глаз. Только мельком взглянула, будто бы что-то прочла в них, смутилась и тут же ушла. Единственная, кто смотрел сегодня на меня как на человека, а не на вещь.
Напрасно торговец пытался ее уговаривать. Сказал, что я повстанец, понадеялся, что меня еще успеют купить. Сам-то он в это уже, похоже, не верит. Вечер так близок! Рынок вот-вот закроется, покупателей меньше, до конца торга осталось каких-нибудь несколько часов, и торгаши смогут разойтись наконец по домам. Всего два часа до моей неминуемой смерти. Мне почудилось, будто я слышу тот звук, с которым химера облизывает свои острые зубы, мерзкую морду, прихорашивается перед встречей.
И надеяться мне, в общем-то, не на что. Напрасно торговец подарил мне надежду, когда забрал с эшафота. Я сам виноват, что не использовал шанса. Что мне стоило вести себя скромнее и тише? Выкупили бы вместе с тем эльфом.
Я опустил голову вниз, присел на корточки, нет смысла удерживать красивую позу, да и мышцы все давно затекли, а сам я невероятно устал. Торговец щёлкнул плетью у моих ног, скорее, предлагая подняться, чем приказывая. Кожу даже не тронуло ударом, кончик плети остановился в нескольких сантиметрах от обожжённой солнцем ноги. Сам торговец стоял, опершись спиною о чей-то ящик. Тоже устал за день, проведенный под опаляющим солнцем.
— Думаете, меня еще могут купить? — приподнял голову я и смело посмотрел в его глаза.
— Никогда нельзя отбирать у богов последний шанс, который они хотят тебе подарить.
— Хотят ли? — ухмыльнулся я.
— Скажи, о чем ты думал, когда пытался свергнуть короля? Когда пытался убить людей? О чем ты думал, когда пытался бежать? Когда здесь показывал свой дурной норов? Ты сам отобрал у богов тот шанс на счастливую жизнь, который они тебе протянули. Выбил его из их рук, растоптал. Если б не это, я бы уже давно ехал домой, прихлебывал чай из фляги, отламывал куски от мясного пирога. А так! Эх! — мужчина махнул рукой и отвернулся в сторону.
Не знаю, что огорчало его больше — то, что он не смог заработать на мне барыша или то, что я обречен? Ведь это действительно так.
— Встань, вон еще кто-то идет по нашему ряду. Одеты дорого, может и купят такую дрянь как ты. Ну, встал, я сказал, и поживей! Спину распрями. Не показывай той гнили, которая под красивой шкурой спрятана.
— Что?
— Говорю как есть. Ты что то яблоко — снаружи вроде красивое, а кусишь, так внутри одна гниль.
— Да вы мудрец, господин.
— Не люблю делать две вещи — продавать фальшивки и надирать покупателей. Но, как видишь, приходится. Чтоб химера после встречи с тобой животом не маялась. От нее и то больше пользы, чем от повстанцев.
Я едва смог принять нужную позу, опустить взгляд, как вновь ощутил жадные руки на своем теле. Для чего меня смотрят? Куда решили купить? Почему требуют раскрыть губы? И как же от всего этого мерзко! Будто бы здесь, на испепеленном солнцем рынке, я разом потерял все свое достоинство, честь, гордость. Променял на пустышку! На мечту о том, что я смогу обрести свою свободу. Или дело не в этом? Может, я просто слишком сильно хочу увидеть отца, помочь ему? Они ведь погибнет, если узнает, как глупо закончилась моя жизнь.
— Повернись! — приказал покупатель, толкнул меня в плечо.
— Делай, что говорят. Господа хотят убедиться, что ты и со стороны зада достаточно красив. И штаны свои сними.
— К лесным бесам их! — я кивком головы вырвал свое лицо из чужих пальцев.
— Хочешь лишить себя последнего шанса? А ну повернись! Иначе, видят боги, я тебя выпорю.
— Мне терять уже нечего.
Плеть все же обрушилась на мою спину всем своим весом. Я остался стоять ровно, даже не охнул, будто бы вообще ничего не почувствовал. Лишь только плечи и ноги раздвинул пошире.
— Хорош! — восхитился кто-то, — И все же, пускай повернется. Я хочу убедиться, что изъянов нет ни с одной стороны. И тогда мы его забираем.
— Куда? — я внезапно решил еще поторговаться со своей совестью.
— В одну лавку, где сдают таких, как ты, на ночь, — мерзкая улыбка озарила лицо эльфа.
— Нет.
— Тебя никто не спрашивает.