Мне его подарили! Дом-портал

Глава 3

Следующие три часа я честно провела за отчетом. Буквы пытались складываться в слова, правда, смысл предложений оставался очень туманным. Практически таким же туманным, как обещания начальства повысить зарплату. Ничего, для отчета это даже полезно. Меньше поймут — меньше возникнет придирок. А то, что я сама не понимаю, так это не беда. Чего стоит: «Смутный когнитивный диссонанс вызывает окно Овертона, открываемое данным кейсом». Супер! Целых три понятия придется искать Энтони в словаре. И это только в одной-единственной фразе.

Переписывать отчет на общечеловеческий понятный язык начальник меня точно не заставит, он предпочитает казаться умным. Вот и чудесно. Нет, я могла бы написать вместо этой фразы: «Опыт откровенно странный и вызывает недоумение». Но зачем облегчать человеку жизнь. Тем более после того, как Энтони наглым образом настоял, чтобы я не появлялась в фирме, пока проверяющий из Англии не уедет. Боится испортить репутацию филиала, видите ли. Вот сам и заслужил. Еще парочка таких фраз и дело сделано!

Я отпила глоток черного, в тон моей маленькой мести, кофе из кружки, оторвала кусочек кружевного блина и в который раз зашла в спальню. Чудесный дом так и стоял на комоде, сверкая хрустальными окнами. За ночь я успела разглядеть его уже со всех сторон. Запомнила, что на первом этаже у всех окон красивый переплёт. Зато на втором они должны открываться не нараспашку, а как будто вовнутрь, складываясь гармошкой на петлях. И еще перед камином есть медный совочек, метелка и высокий горшок с орнаментом вдоль горлышка. Кажется, такой горшок называется зольник. Вот бы потрогать его, смести с узорчатой плитки высыпавшуюся золу. Или взвесить в руках полешки, сложенные горкой у очага, выглядят они тяжеленькими. А еще просто до невозможности хочется открыть дверцы буфета, узнать, что стоит за стеклом. Там ведь хранится не только посуда. Из ящичка наружу торчит кусочек пергамента, будто прежняя владелица дома второпях собиралась и задвинула ящик неаккуратно. Дом выглядит живым, совсем не таким, как миниатюра или картинка из журнала. Ведь только живые люди раскладывают на столе в гостиной все, что нужно для шитья: нитки, намотанные на катушку, кусочки ткани. Будто хозяйка ушла, но вот-вот может вернуться обратно. А через окно второго этажа можно увидеть, что крохотный шкаф для одежды распахнут, и в нем висит точно такое же платье, как то, что подарила мне Аделаида.

И мне все больше кажется, что в дом я входила, что все это мне не привиделось. Я и вправду стояла в том холле, вытаращившись на кукольный камин. Он же не настоящий? Или все же? Но как такое возможно?! Попасть бы снова туда, но страшно не вернуться обратно. Как Денис останется без меня? И свекровь, какой бы поганкой она ни была, но мы с ней сжились за все эти годы, ссоримся, но помогаем друг другу. Одной мне было не справиться тогда, а ей теперь нужна моя помощь деньгами. Не великая плата за то, что она делает для моего сына. Да и плата ли? Он же и ее внук тоже.

Я осторожно провела пальцами по черепичной крыше, она совсем остыла, стала почти ледяной. Бросила на пол взгляд, там рядом с кроватью остался лежать кружевной листочек, прилипший к моему домашнему тапочку. Ну откуда он мог взяться в квартире? Да еще такой — розоватый, в темных прожилках, совсем свежий, живой. У нас везде снег, до настоящей весны далеко. Только на самых смелых деревьях набухают почки, видимо, у них есть свой надежный прогноз погоды. Выходит, листик прилип там, где я как будто была. Несколько мгновений я простояла перед дверью игрушечного дома. Примеривалась прежде чем войти внутрь. Даже свекровь успела вспомнить недобрым словом, испугалась, что умерла.

Я потрясла головой. Не бывает такого! Сначала я хотела дождаться утра, нанести визит Аделаиде, расспросить как следует эту даму. А потом засомневалась, что, если она не знает, как устроен этот дом? Вдруг вообще попросит свою вещь обратно? Нет, сама я теперь с ним ни за что не расстанусь. Да и что я ей скажу? Что смогла попасть внутрь? Может быть, мне вообще все это приснилось. Это будет очень обидно. Или все же заехать к одинокой старушке, а только потом что-то делать? Расспросить ее...

Внезапно я заметила, что на коврике по ту сторону маленьких окон появилось пятно света, крохотный солнечный зайчик расплывался все шире. В том мире, настал рассвет? Я бросила взгляд на часы — три утра. В другом полушарии вполне может наступит утро, в игрушечном мире тоже, наверное. С чего я взяла вообще, что он игрушечный? Листик-то на полу живой, даже пахнет зеленью, я нагибалась, проверяла. В руку только взять не решилась почему-то.

Солнечное пятнышко на ковре становилось все шире, было видно, как в воздухе закружилась пыль. И дом потихоньку начал наполняться летним солнечным светом, точно таким, о каком мечтаешь всю зиму. Неужели мне в руки и вправду попался волшебный дом? Я закусила губу и тронула ручку. Только бы все получилось! Если нет, я сума сойду от огорчения. Мир крутанулся, я едва смогла устоять на ногах.

Вокруг густая листва, солнце пробивается через ветки, оглушающе поют птицы. А вон и то красноватое деревце, нависшее над заросшей клумбой. Неужели я и вправду попала сюда?

Темно-коричневая дверь дома сколочена из широких досок, по периметру обита крупными заклепками. Сама ручка точь-в-точь как у миниатюры — потемневшая медь, на которой едва виден узор. Я осмелилась потянуть ее на себя и вошла. Громадная комната полнится пылью. На ковре и вправду пятно солнца, которое влилось в дом через окно. Я подняла голову вверх. Полоток по краям украшен лепниной, огромная люстра на цепи свисает с потолка. Она чуточку напоминает паука с растопыренными во все стороны лапами, и каждая приспособлена для свечи. Из камина высыпалась на плитку горстка золы. Тонкий переплет окон изнутри украшен латунными вставками.

Мой дом! Неужели и вправду? Я обернулась к двери, за ручку изнутри браться совсем не хотелось — ведь тогда я попаду обратно в квартиру, к ноутбуку, отчету, к той самой слякоти за окном, которая ещё долго будет одолевать город.

Я пробежалась вперед, будто боялась, что дом этот исчезнет, растворится! Тапочки выбили пыль из ковра. В столовой нашелся буфет, тот самый, на который я смотрела через окно с таким любопытством. Черное дерево, медные ручки, резная корона и столько всего внутри за стеклом! На круглом столе нитки, кусочки ткани, мелкие пряжки и бумага. Она развернута, прижата по углам тремя подсвечниками и тяжелой шкатулкой. Обычно так оставляют важные записки.

Я подошла ближе, заглянула в текст. Странные символы, совсем не похожие на обычные буквы. Внезапно они сплелись между собой, растянулись по строчкам и стали понятны. «Дарственная На дом и на землю. Моей единственной наследнице» Дальше стоял пропуск, будто я должна была вписать свое имя. А внизу — широкая подпись. Имя Эрта Форей я узнала сразу. Так звали мать Аделаиды, моей названной матери, раз уж я согласилась назваться ее дочерью понарошку. Пускай так, лишь бы этот дом у меня никто не забрал. Я окинула взглядом стол. Нашла на нем перьевую ручку и банку чернил. Не знаю, куда я так тороплюсь, почему боюсь ждать. Но своё имя я внесла в бумагу сразу же.

«Дина Галицкая». Вышло относительно аккуратно, благо носик ручки почти не засох, и даже подпись внизу вышла красивой, ровной. Не зря я в юности немного занималась в художественной школе — там учили рисовать тушью при помощи таких же перьевых ручек.

Я счастливо вздохнула, бумагу неимоверно хотелось прижать к себе, скрутить в трубочку, унести. Нельзя, нужно дать чернилам просохнуть как следует, иначе подпись размажется. Я вошла в кухню. Медные формочки рядами висели над плитой. Вроде бы и не дровяной, но уж точно не газовой. Неужели я и вправду попала в другой мир?

Вернулась в столовую, вышла из нее в холл. Отсюда был еще один выход наружу, а главное, вдоль стены этой комнаты делала изгиб лестница, поднимаясь широкими ступенями на второй этаж.

Красно-черное дерево перил теплом отдавало в руку, я неспешно поднялась на второй этаж. С моих губ так и не сходила улыбка. Неужели весь этот дом мой? Вот так, запросто, целиком? И как же чудесно он пахнет! Полиролью, маслом, полынью, а с улицы доносятся волнующие душу запахи летнего сада: рыхлой земли, трав, деревьев. Слышно, как шумит там, за окнами, легкий ветер.

На втором этаже нашелся коридор. Раньше, когда я заглядывала сквозь оконца игрушки, его скрывали от моего взгляда двери комнат. Черно-красные деревянные панели, на них рисунок, похожий на пламя, так сыграла сама природа на спиле дерева. Статуи из прозрачного камня в округлых нишах, все они словно живые. Я толкнула дверь в самую первую комнату, здесь небольшая библиотека. Стеллажи от пола до потолка, книги, свитки. Ковёр на полкомнаты, а глубокое кресло так и приглашает забраться в него с ноутбуком. Я же теперь могу работать из дома! Пока Денис в школе, а свекровь занята своими делами, в этом доме мне ни один человек помешать не сможет. Нужен только новый аккумулятор в ноутбук, розеток здесь я не заметила. Да и в доме тоже нужно убраться, не представляю, как это сделать. Столько комнат, а пыли в них… Времени и сил уйдет уйма. Может, начать потихоньку с нескольких комнат? Но самой мне даже лепнину на потолке толком не отчистить, я туда и с лестницы-то не достану. Если в этом доме вообще найдется стремянка.

Я вздохнула и вышла обратно в коридор. Хорошо, что все это было не сном, не миражом, не глупым выворотом сознания. Я даже за руку себя ущипнула и почувствовала внезапную, но такую сладкую боль.

За следующей дверью обнаружилась ванна. Мраморная, утопленная в пол. Вот только крана я найти не смогла, как ни искала. Ни крана, ни самого душа. Хорошо, что из ванны есть сток. Выходит, канализацию в этом мире изобрели. А водопровод? Или к дому должны в теории прилагаться слуги? Обидно будет, если все так. В такой большой ванне я бы с удовольствием понежилась, добавила бы в воду масло, пену, расставила по краям свечи. И окно в сад непременно открыла бы.

Кстати, окно. Я подошла к нему ближе, отодвинула в сторону штору. Надо же, мой участок земли огорожен невысоким забором, правда, сам он весь зарос, но между кустов видно то место, где был огород. Ой, а там впереди как будто дорога. И, если уж совсем изогнуться, то виден город: дома и золотые шпили замка. Красота! Вот бы прямо сейчас все рассмотреть! Нет, сначала нужно переодеться, я же не могу пойти бродить по городу в домашнем спортивном костюме? Да и платья Аделаида мне подарила не зря!

Я вернулась в коридор и быстро открыла еще одну дверь, за ней обнаружилась спальня. Вот она меня точно удивила. Широченная кровать, шкаф, а с потолка свисает несколько толстенных цепей. Наверняка для кашпо. Что-то похожее я видела в квартире Аделаиды. Вон и крючья торчат из стены, а рядом с ними витые красивые кольца, немного похожие на дверные ручки. Такими иногда украшают стилизованные кафе. В квартире Аделаиды к таким же опорам подбиралась по потолку цветущая лиана.

Конечно, умом я понимаю, что все эти приспособления можно использовать и совсем иначе, но это только глупые мысли. Просто я слишком испорчена. М-да. Но кашпо я все же повешу. Я прикрыла глаза и представила, как по стене из горшков цветущей волной будут ниспадать цветы. Голубоватые, синие. Или, наоборот, красные, яркие? Интересно, а какого цвета на постели покрывало? Под пылью и не видно. Я подошла к кровати, встряхнула тяжелую ткань. Бархатная, почти черная она расшитая красивым узором из переплетенных цветочных лоз или цепей? Тоже не понять, придется стирать. Можно ли это покрывало запихнуть в стиральную машинку? Да и влезет ли оно?

Я улыбнулась и подошла к окну. Собственный балкончик в форме огромной ракушки навис над заросшим садом. Какая же здесь красота! Из этой комнаты кажется, что город гораздо ближе, даже крыша соседнего особнячка проступила отчетливо. Неужели все это я смогу показать своему сыну? Аделаида что-то такое говорила про детей. Вот только что именно? Как бы вспомнить. Своих собственных детей она не завела, потому что боялась. Чего она боялась?

И тут я вспомнила про отчет! Нужно срочно бежать обратно в квартиру, успеть все отправить. А уж потом! Потом я пройдусь по всем комнатам дома, выйду в сад и даже, наверное, в город. Только платье нужно надеть из тех, что мне подарила Аделаида. В штанах я, наверное, буду выглядеть белой вороной.

Я на миг замерла. Что-то ещё говорила эта женщина, пока я разглядывала волшебный домик. Кажется, она не хотела, чтобы я стала похожа на ее мать. Но при этом сама отдала мне ее вещи: платья, и украшения. Может быть, она имела в виду характер? Нужно сегодня же наведаться к ней домой, все как следует разузнать.

Я сбежала по лестнице вниз, на секунду остановилась в столовой, взглянула на буфет и не смогла удержаться, подошла ближе. Так захотелось взглянуть хоть одним глазком на то, что за стёклами. Приоткрыла дверцу и ахнула — на полке стоял тончайший фарфор, полупрозрачный, расписанный узором из крохотных цветков.

Полкой выше громоздились тяжелые кубки, блюда, миски из чёрного метала с вмятинами чеканки. Крупные камни, позолота, удобные ручки. Сервиз, если это можно назвать сервизом, напомнил посуду викингов или варваров, разве что чуть более изящную. Ножки кубков имели в основании птичьи когти. Странные вещи, но они так и просятся, чтобы их взяли в руки. Только бы не разбить тонкий фарфор пока буду доставать этот.

Выше, кажется, есть еще что-то. Посмотреть бы, но без табуреточки мне не влезть. Я приоткрыла дверцы и наугад выдвинула ящик. Внутри оказался свиток. Кажется, это купчая на какую-то мелочь, рядом с ним два тугих замшевых мешочка. Я растянула тесемку, заглянула внутрь и ахнула. Внутри оказались тяжеленные золотые монеты. Во втором мешке точно такие же, но чуть тоньше — серебряные. Оставить сокровища в ящике я не рискнула, сунула их в карман, на секунду задумалась и выдвинула ящик до упора. У дальней стенки обнаружилась шкатулка. Крышка легко сдвинулась в сторону, а под ней сверкнули гранями камни. Каждый в отдельной ячейке — алые, зелёные, фиолетовые и почти прозрачные. Некоторые обработаны, другие нет. Все это я тоже забрала с собой. Теперь остался сущий пустяк — вернутся обратно в свой дом.

Я вдруг испугалась, зачем-то бегом бросилась к двери, схватилась за ручку и тут же солнечный свет померк, а голова закружилась. Узкая кровать, около нее тумбочка, шум воды в трубах. Неужели, все волшебство игрушки взаправду? Но шкатулка с драгоценными камешками до сих пор у меня в руках. И карман домашних штанов оттопырился. В нем — мой личный запас золотых и серебряных монет. Знает ли об этом богатстве Аделаида? Может, я должна вернуть ей хоть камни? Все же стоят они громадных денег, наверное.

Я взглянула в окно, там вдалеке еще только мерцает холодный северный рассвет. Веточки березы под окном совсем заледенели. И на часах только четыре утра, в другом мире я пробыла совсем не долго. Через пару часов потопает по замерзшим лужам в школу мой сын. А я в это время отправлюсь на прогулку по теплому городу. Нечестно выходит, но пока я все не разузнаю, будет так. Да и Денис слишком легко может проболтаться о нашем маленьком чуде.

Эльф, к счастью, молчал. Больше он не сказал не единого слова после того, как я шикнул на него как следует, сдобрив свою короткую речь парой затейливых обещаний. Раб по рождению, он и не думает о том, чтобы сбежать. Скат крыши так близко, всего-то нужно будет забраться наверх по амбарной стене, а там уже и свобода.

Я наконец-то смог поддеть первый узел зубами, потянул на себя веревку изо всех сил. Еще чуть и рука выскользнет из петли. Ну же! Внезапно тело пронзила лютая боль, спину выгнуло, ошейник сдавил горло словно петля. Я стиснул зубы, вскрикнул, непроизвольно вжался спиной в спину эльфа, тот, как оказалось, лежал совсем близко. Руки вытянулись вперед к колесу, словно не мои собственные, намертво обхватили спицы, колесо отчаянно заскрипело.

Не сразу, но я смог различить, что дверь таверны открылась. К телеге будто бы подошел торговец, заглянул под нее.

— Что здесь происходит?

— Второй раб, он случайно дернул веревку, у него рука затекла.

— Дурак, если бы он не собирался сбежать, ошейник бы не сработал. Меня решил обмануть? Напрасно.

— Простите меня, господин, я не видел, здесь очень темно.

Торгаш обошёл телегу, придвинул стеклянный фонарь к моему лицу, я только и успел, что различить огонек свечи. Магия ошейника сработала снова, мне почудилось, будто этот огонь влился в горло, я начал хрипеть, отплевываться, дрожать.

— Дурак, я специально тебя прикрутил коротко, чтоб и в голову не пришло пытаться освободиться. Теперь-то понял, как работает ошейник?

— Да, — каким-то чудом выкрикнул я.

— Сбежать, украсть, напасть на свободного он тебе не даст, повстанец. Не надейся даже. Вон только руку всю рассадил о веревку. Кто тебя с раной купит? Дурак!

Торговец ушел, боль то стихала, то снова пронзала все тело жуткой волной. Только к рассвету стало чуть легче.

Торговец вышел из таверны, первым освободил от пут эльфа. Парень выбрался сам и помог мне вылезти из-под телеги, даже привалил к колесу. А потом и ведро с остатками воды подал. Я лишь чуть отпил из него.

— Остальное тебе, я напился. Впереди долгий день, — отдал я ему оставшееся.

— Смотри сам, — пожал плечами парнишка. Он с жадностью выпил остатки воды.

— Прости, что нагрубил. Я думал, ошейник действует иначе.

— Ничего.

Чуть позже из таверны нам вынесли немного еды. Черствый хлеб, чуть бульона в двух мисках. По меркам моей нынешней жизни — настоящая роскошь. Раньше я бы на такую еду и смотреть не стал, разве что в походе или во время охоты. Жестяная миска ударила по зубам, руки все еще немного дрожали. Безвкусный суп, черствый хлеб. Ничего, главное теперь — выжить. С каждым шагом ратуша будет ближе, а с ней и почтовые птицы. Раз уж сбежать не вышло, хорошо бы меня хоть кто-то купил. Времени до вечера будет немного.

— На телегу залезайте оба, так уж и быть.

— Спасибо, господин. Вы очень добры.

Эльф покорно склонил спину. Чуть на колени перед торгашом не упал. Я же просто перевалил ногу через невысокий борт, кое-как забрался в телегу, прислонился к борту спиной и прикрыл глаза. За ночь на камнях тело насквозь промерзло почти как в темнице. Благо пробыл там я всего-то несколько дней перед эшафотом. Зато, какие то были дни! Лучше не вспоминать.

Повезло, что смог настоять на своем, не подписал ни единой бумаги. Альер не может быть повстанцем. Что за глупость — решить, будто бы я хотел возглавить мятеж? Убивал, грабил, собрал целую армию? Такую глупость могли придумать только в Кельяре. Только там. Надеюсь, ни до кого из моих близких слухи ещё не дошли.

Нужно поторопиться их успокоить, отправить почтовую птицу сегодня же из ратуши, рассказать все как было. Мне скрывать нечего и тогда все будет хорошо. Никто не посмеет лишить меня ни титула, ни статуса, глупость все это. Главное, что отец мой жив, хорошо, если оправится после болезни. Я так и не понял, что с ним случилось. А остальное — не так уж и важно. О темнице, об эшафоте, той веревке, что мне приготовили, о жёстком рабском ошейнике, о тяжёлой дороге в столицу я стану вспоминать только как о забавном приключении, не больше. Хорошо бы рана на запястье не воспалилась, наверное, я от боли сломал спицу в колесе, а может, разодрал руку о стальной обод.

— Рубашку сними.

— Это ещё зачем? — плетка тут же обожгла губы.

— Еще раз посмеешь проявить характер — запорю, понял? Рубашку сам снимешь или помочь? И ты тоже, — кивнул он на эльфа.

— У меня на спине шрам, господин. Вам будет проще меня продать, если его не заметят.

— Молодец, что сказал. Тогда, наоборот, застегни все пуговицы. Теперь хотя бы понятно, почему ты мне так дешево обошелся. Почти как простой человек. Кстати, а что ты умеешь делать?

— Все, что потребуется. В школе нас всех хорошо обучали.

— Даже не сомневаюсь. Ладно, поехали. Если повстанец научится молчать, то мне удастся заработать, а он сохранит свою никчёмную жизнь. Все не зря с эшафота спас. Повезло еще, что палач — мой хороший знакомый. Отдает порой таких вот, — торговец прищелкнул пальцами, — Бедолаг. Правда, обычно все же воров или убийц. Эти всё лучше, хоть выгоду свою чуют. Благодарят, что жизнь им спасаю. Не то, что ты, повстанец.

— Спасибо, — скривился я. Знал бы он сам, кого везет в столицу на своей разбитой телеге. Нет, мне теперь поможет только письмо. Или чудо.