Мой личный шеф

Глава 20

Захожу в контору, названную шефом, сажусь на диван в холле. Жду. Но проходит пять минут, десять. А его всё нет. Уехал он, что ли?

Приоткрываю дверь. Шеф по-прежнему сидит за рулём.

Стучу ему в окно. Стекло медленно опускается.

— Марат Русланович, вас что, эпоксидной смолой залили? Почему вы сидите и не двигаетесь? Я думала, нам нужен настройщик!

— Я пытаюсь быть милым. И не вступать в конфликт. Но ваши шутки про туалет уже порядком надоели. Поэтому я сижу и жду, когда пройдёт волна гнева, чтобы не сорваться. Дабы не ввязаться в очередную перепалку.

Рассмеявшись, присаживаюсь на капот. Разглядываю ногти. Жду. Иногда поворачиваюсь и смотрю на него сквозь лобовое стекло.

— И долго это будет продолжаться? Мне домой надо, к дочери.

— Так. — Он открывает дверь и выходит наружу. — Давайте договоримся, Виолетта Валерьевна, что вы будете себя вести нормально. Я к вам с открытой душой, можно сказать, с открытым забралом, а вы мне про болезни кишечника. Нехорошо получается.

Прижимаю кулачок ко рту и, глядя ему в глаза, пытаюсь сдержать смех.

— Слушайте, Марат Русланович, у меня есть подруга. Она психиатр. Блогерного типа, естественно, без образования, училась на чужих постах, как сейчас модно, но народу рекламой нагнала массу. Так вот я вас познакомлю. Не беспокойтесь. Она вам назначат онлайн-психотерапию. Уроки управления гневом раз в неделю. И вы перестанете обижаться на мои шутки.

Уже не скрываясь, потешаюсь над ним. Большие чёрные глаза директора кажутся чистыми, как небо над головой, а от всей его крупной мужской фигуры исходит какая-то удивительная энергия, словно внутри горит огонёк. Но ключевое слово здесь — кажется, и мне ли не знать, что, несмотря на всю эту внутреннюю дрожь, которую он во мне вызывает, Марат очень хорошо умеет даже не втыкать, а с размаху кидать нож в спину.

— Смешно вам, да? — хмурится шеф. — Человек вам серьёзные вещи говорит, пытается как-то наладить отношения, а вы ему про диарею? — Обходит он автомобиль.

— Ну не смешнее, чем было вам в загсе семь лет назад, — нарочно порчу момент.

Ибо не фиг. Слишком весело у нас тут стало.

Мы оба замолкаем. Тяжело выдохнув, Султанов хрипит:

— Что мне сделать, чтобы вы забыли это?

Задумавшись, снова становлюсь жестокой.

— Ничего. Вы не способны сделать ничего такого, Марат Русланович, что могло бы перекрыть события семилетней давности. Поэтому расслабьте булки и пойдёмте уже настройщика выбирать.

Ему не нравятся мои слова. Он опять слишком близко. Оборачиваюсь, практически натыкаясь на его жёсткий взор. Мой личный монстр буравит меня взглядом, дыры его ноздрей жадно втягивают мой запах. На парфюм я денег никогда не жалела, уверена, он его чувствует.

— Как вы с директором разговариваете? — Пропускает меня в дверь, глубоко вздохнув и буквально раздевая глазами.

Надо заканчивать эти гляделки, а то они мне лёд топят и чувство юмора притупляют.

Султанов обращается к администраторше, которая, увидев его, чуть не падает в обморок. Подхожу к доске почёта, рассматриваю фотографии, боковым зрением наблюдаю за тем, как девушка из штанов вылезает, стараясь угодить Султанову.

— Я выбрала, — тычу пальцем в фотографию на стене, когда он, плюнув на работницу этой чудной конторы, подходит ко мне. — Вот этого пусть нам выпишут.

Директор щурится, разглядывая молодого симпатичного парня, сияющего белоснежной улыбкой.

— Нет. Этот не пойдёт.

— Это ещё почему?

— Сразу видно, что он не профессионал. И только испортит все наши пианино.

— Ой, дайте догадаюсь, Марат Могущественный, нашим пианино лучше всего будет под тонкими сухими пальцами Глафиры Никитичны сорок восьмого года рождения, — тычу в нужное фото.

— Ну да, она вроде ничего, — соглашается, кивая.

— Да, сразу видно, — кривляю директора, — человек опытный. Ещё клавесин настраивала.

Директор ухмыляется.

— Как вам не стыдно, Виолетта Валерьевна? На нас все смотрят, а вы высмеиваете контингент местных работников.

— А вы у нас прямо белый и пушистый! — Он ещё мне замечания делает!

Психую. — Не мне вам рассказывать про стыд.

Между нами опять подгорает.

— Слушайте, — по-плохому заводится директор, при этом зачем-то кладет руку мне на талию и наклоняется к ушной раковине, обдаёт жаром, пускает мурашки по позвоночнику. — Как у вас вообще отношения с Родионом-то сложились? Он вас стопроцентно слушается, да? Вот вы ему сказали сидеть, и он сидит и не двигается, пока вы ему своё пианино не разрешите настраивать? И только тогда он достаёт свой дохленький камертон?!

Охаю, в очередной раз обалдев от его наглости.

— Извините, пожалуйста, директор готов вас принять у себя в кабинете, — кашляет кто-то за нашими спинами, стараясь привлечь внимание.

Но мы не реагируем. Мы снова сели на своего любимого огненного коня, и сейчас для нас существуем только мы двое. И мы должны доругаться как следует, до точки! Иначе это будем уже не мы! Какое он имеет право трогать мои отношения с Родионом? Кто он вообще такой? Семеносец, сделавший мне дочку? Так это сто лет назад было и давно поросло травой!

— Уберите клешню с моей талии! — Разворачиваюсь к шефу, но, вместо того чтобы послушаться и отпустить меня, он тянет к себе ещё сильнее, в итоге мы оказываемся лицом к лицу. Марат фактически нависает надо мной и скалится как дикий голодный зверь.

— И не подумаю!

— Немедленно!

— Родионом своим тряпочным командуйте, Виолетта Валерьевна! А я буду делать, что захочу!

— И что же вы такое хотите?! — визгливо вылетает из моего рта быстрее, чем я понимаю, какую глупость совершаю.

— Вот это!

Директор ненасытно осматривает моё лицо. Наклоняется!

А дальше алчно, без зазрения совести впивается в мои губы.