Мой личный шеф

Глава 32

— Два мужика проходу не дают, а с чемоданом помочь некому, — бурчу я, приподняв нижнюю полку и пытаясь развернуть наш багаж, чтобы он поместился в отсеке.

Я забыла достать кое-что из наших с Алёнкой вещей и теперь вынуждена возиться с чемоданом по новой.

— Надо было Валентина попросить.

Муж подруги как раз вышел с сыном из купе. Остались мы с дочкой и Валя.

— Сама справлюсь, не впервой. Он и так его сюда запихивал. Неудобно.

Валентина вздыхает.

— Нет, ну Султанова я понимаю, — рассуждает подруга, сидя за столиком, глядя в окно и подперев щёку рукой, — схватился бы наш шеф за твой чемодан, так ты бы крик подняла на весь вокзал. Ещё и в комнату полиции его потащила бы, оформлять кражу шмоток. Он уже, бедный, не знает, как к тебе подступиться.

Нервно дёргаю молнию. И, взглянув на Валю искоса, сдуваю с глаз выпавшую из высокой косы прядь.

— Вот с чего ты это вообще взяла? Он там в коридоре с проводницей уже вовсю зажигает! Да и дела мне нет до него. Ты правильно сказала, что мне его присутствие очень даже неприятно.

— Тебе-то может и неприятно. Хотя я уже начинаю сомневаться, что тебе ваше общение не доставляет удовольствия. Потому что ты много выступаешь, шутишь про него, ёрничаешь, а на деле психуешь и говоришь о нём без остановки. И на пункцию с ним пошла, и вообще. Регулярно делаешь при нём вот так…

— Как? — Снова дую на челку, наконец-то закрыв полку.

Валентина довольно забавно приоткрывает рот и чуть опускает ресницы, демонстрируя вид Царевны Несмеяны.

— Ну неправда. Я так не делаю.

— А он при этом на тебя смотрит как на Сикстинскую Мадонну.

— А почему именно Сикстинскую? Она вроде не очень. — Расправляю уже расстеленное на ночь бельё, глажу его, подтягиваю, подсовываю.

Это нервное.

— Потому что смотрит со страстью и в то же время нежностью. Не знаю, что-то вспомнилась именно Сикстинская.

Нахмурившись, разворачиваюсь и принимаюсь за столик, навожу на нём порядок, аккуратно складывая салфетки, ложки, пакетики и Алёнкины карандаши. Мне надо куда-то деть руки, потому что внутри опять горит и жарит. Вот сдался ему наш санаторий? Полетел бы на Канары.

— Мама, а можно мне скачать другую игру? — кричит со второй полки Алёна.

Как же я не люблю все эти гаджеты. Но, пока я была занята своими душевными метаниями, дочка уже успела стащить телефон.

— Можно взять раскраску и поработать карандашиками. Вон фиксики заждались.

— Хорошо, обязательно, а игру скачать можно? — Появляется возле моего лица мордашка дочери вниз головой.

Её косички забавно свисают. Усмехнувшись, дергаю за одну из них. А ещё против воли замечаю, что сейчас она как никогда сильно похожа на семейство Султановых.

И это как ножом по сердцу. Снова думаю о нём. Ревную, злюсь, тоскую — всё по кругу.

— Только одну игру! Полчаса, и я все заберу! — сообщаю Алёне, устраиваясь за столиком напротив Вали.

Поезд приятно покачивается, стук колес убаюкивает, настраивая на никому не нужный романтичный лад.

— А ещё, дорогая Виолетта, ты постоянно смотришься в зеркало и красишь губы, особенно если нужно идти на педсовет. Ногти вон нарастила.

— Эй, я давно хотела! — возмущаюсь, а у самой щёки пылают, потому что с тех пор, как Султанов появился в нашей школе, я действительно неосознанно стараюсь выглядеть лучше.

— Ну да, ну да, — подкалывает приятельница. — Только при предыдущем директоре ты в жизни этого не делала. Иногда даже ненакрашенная ходила. А теперь как на праздник. Я специально присматриваюсь.

— Глупости, — машу на неё рукой, параллельно разглядывая свои пальчики. — Ну просто красиво же.

— Угу.

— И что это за: «Он не знает, как к тебе подступиться?» Ты не забыла, что он сотворил? Как он поступил со мной! А Родион?

— Мне кажется, ты сама уже забыла, что он там сотворил семь лет назад, — смеётся Валя, а я психую.

И в этот момент дверь в купе со скрипом открывается.

— Ваш чёрный с бергамотом. Девочке фруктовый. Приятного чаепития! — Проводница заносит в купе два дымящихся стакана в красивых жестяных подстаканниках. — А вы что-то будете? — обращается к Валентине.

Обомлев, теряю дар речи. Потому что, во-первых, я не заказывала чай, а во-вторых, он помнит, какой я люблю. Щёки становятся ещё ярче. Буквально горят. Как будто я с мороза.

— Нет, спасибо, мы с семьей собирались пойти в вагон-ресторан, — улыбается Валентина и при этом поглядывает на меня.

— Но мы не просили чай. Я, конечно, люблю с бергамотом, но я думала заказать позже.

Я прям растеряна. А проводницы уже и след простыл.

— Может, это Родион? — Взяв сумочку, Валя накидывает ремешок на плечо.

Наши взгляды встречаются. Она откровенно издевается. Потому что я стараюсь делать вид, будто мне всё равно, но получается плохо. Неожиданно. Я то ревную, то скучаю, то радуюсь. В больницу меня. На принудительное.

— Родион боится ходить между вагонами. Это точно не он.

Она по-девичьи хихикает.

— Ладно, пойду своих мужиков искать, приятного чаепития, девочки.

И, выйдя вслед за проводницей, закрывает дверь. Мы остаёмся в купе вдвоём. Я опять сама не своя. Если не Валя заказала нам напитки и не Родион, то сразу понятно кто. Ну даже если и так. В этом нет ничего такого. Может, он всем сотрудникам заказал. Ага, кроме Вали и её семьи. Сама-то я в это верю?

— Спускайся, Алёна, будем чай пить.

— А что к чаю? — Опять эта головка вверх тормашками.

— Батончик мюсли с клюквой.

— Фу, ма, ну фу!

— Это полезно.

Бездумно помешиваю чай. К нам снова стучат.

— Войдите.

— Можно?!

О нет. Только не это. На пороге Султанов. В руках у директора коробка с пирожными и ещё одна чашка чая.

Высокий, статный, красивый, он занимает собой весь проём. И я с удовольствием поела бы пирожных, но… Это невозможно.

Стук сердца в ушах заглушает для меня все остальные звуки. Я должна его прогнать, потому что должна! Нечего нам сюсюскаться. Ну переспали и переспали по старой памяти. Всё это в любом случае не имеет значения и смысла. И я буду уговаривать саму себя сколько потребуется, пока не перестану так трепетать от одного его взгляда.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он меня бросил, он меня бросил, он меня бросил…

— Эклеры! — неожиданно громко визжит Алёна и спрыгивает сверху. Поезд как раз в этот момент качает немного сильнее, и она едва успевает схватиться за соседнюю полку.

— Аккуратно! — пугаемся мы с директором одновременно.

— Опа! — Оказывается внизу Алёнка и тут же юрко заползает за столик.

Марат заворожённо наблюдает за каждым её движением. А потом с какой-то загадочной хрипотцой протягивает руку:

— Привет. Давай знакомиться. Ты тоже любишь эклеры?

Их ладони соприкасаются: крупная, загорелая — Марата и маленькая, светлая — Алёнки. Этот контраст и символичность момента ударяют под дых.

И я не дышу. Больше ничего: ни эмоций, ни шума колёса поезда, ни дрожания пальцев — лишь глубокая, пронизывающая душевная тишина и молчание, пауза на несколько секунд. Приостановка длиною в семь лет.

Я тысячу раз с неохотой, со скрежетом зубов, практически через силу представляла этот момент. Не хотела, обзывала, ругала себя, но видела его во сне. Эти видения приходили сами собой. И я их ненавидела.

И вот это случилось. Отец и дочь смотрят друг на друга. Знакомятся.

Несколько раз меняю местами ноги под столом, ломаю пальцы и кусаю губы, потому что Марат садится к нашей дочери. Он совсем рядом.

И, когда я смотрю на них вместе, мне хочется громко, от души реветь белугой.