Из общаги я просто сбежала.
Дрожащими руками уложила вещи в единственную сумку, бросив в комнате все, что в нее не поместилось или оказалось слишком тяжелым — чайник, маленькие гантели, с которыми планировала заниматься вечерами, всю посуду, кроме любимой кружки. Смешной медвежонок, изображенный на ней, почему-то напомнил Свете меня, и этот подарок оставался дорог несмотря на небольшой скол на ручке и общую потертость. И, конечно, Ладушку бережно запеленала в полотенце и уложила между слоями одежды, чтоб ненароком не ударить.
Оторванный накануне ноготь пульсировал болью, и продолжал кровить при каждом неосторожном прикосновении, поэтому я заклеила его пластырем. Но перед этим отковыряла остатки гель-лака, помогая себе зубами, и испытывая извращенное удовольствие от этого акта самоповреждения.
Промаявшись без сна до самого утра, покинула свой, уже бывший, дом с рассветом. Сумка, несмотря на сброшенный балласт, оказалась почти неподъемной. В отличие от предусмотрительной Светки я не озаботилась вовремя чемоданом на колесиках, поэтому пришлось волочь багаж с остановками и передышками. Беспокойная ночь не привнесла ясности в дальнейшие планы. Более того, они, эти планы, оказывались один другого хуже. Уставший мозг генерировал отборнейший бред, на фоне которого явиться на работу с вещами казалось самым здравым решением.
— Попрошу оставить шмотки в архиве, и у меня будет еще целый день. Что-то придумаю, — мысли, озвученные вслух придавали уверенности, — обязательно.
Водитель полупустой маршрутки, оглядев меня с ног до головы, спросил куда направляюсь, и остановился поближе, к тому же, проявив неожиданное человеколюбие, отказался брать оплату за негабаритный груз. Банк в такую рань был закрыт, и я устроилась на крыльце, примостив задницу на край сумки и уткнулась в телефон в поисках объявлений о сдаче жилья.
— Доброе утро, Вероника Сергеевна! Ни свет ни заря, и даже с вещами. Собираетесь жить на работе? — знакомый голос вырвал меня из тревожных мыслей.
Денис Владимирович выглядел великолепно — здоровый цвет лица, лукавые искорки, сверкнувшие из-под очков, и миленькая ямочка на правой щеке, проявившаяся от улыбки — вот кому выходные явно пошли на пользу. Но очаровательная беззаботность растаяла, как дым, стоило мне поднять глаза. С утра я даже не удосужилась замаскировать опухшие веки — только умылась ледяной водой — и выглядела, вероятно, просто ужасно.
— Вы, наверное, замерзли, — он отключил сигнализацию и открыл тяжелую железную дверь, пропуская меня внутрь. Я поднялась, покачиваясь на затекших ногах и потянулась к ручкам сумки, но Денис опередил, — я помогу, заходите.
До начала рабочего дня оставалось около полутора часов, а я, привыкшая выходить на улицу значительно позже, даже не подумала надеть под тонкие габардиновые брюки теплые колготки, и, естественно, продрогла. По пути меня грела злость и физическая нагрузка, но за время вынужденного ожидания холодный влажный воздух взял свое.
— Думаю, пока можно расположиться здесь, — Денис поставил мою сумку за шкаф в приемной, и кивнул на кофе-машину, — умеете обращаться с этим агрегатом? Нам обоим не помешало бы согреться.
Конечно же, я очень хотела согреться, особенно в такой приятной компании, и вполне обошлась бы без кофе — налейте мне кипяточку и я вся ваша. Тем более, управляться с техникой, подвластной только Ане, и правда не умела. Впрочем, моя помощь Денису не понадобилась — пока я снимала куртку и жалась к чуть теплой батарее отопления, пытаясь унять дрожь, он приготовил напиток, достал из какого-то шкафчика печенье, и, разместив угощение на небольшом подносе, который удерживал одной рукой, поманил меня к себе в кабинет.
— Расскажете, что случилось? — когда я отогрелась и перестала стучать зубами о край чашки, Денис придвинул стул и уселся рядом, глядя прямо в глаза и почти касаясь коленями моих ног.
Я отвела взгляд и чуть не поставила чашку на край овального стола, но вовремя спохватилась — полированная поверхность явно не была рассчитана на такой вандализм — обычно тут проводили планерки и совещания, а не чаепития. Еще не хватало оставить после себя следы на недобрую память. Поднос стоял рядом, но, чтоб дотянуться до него, мне пришлось бы привстать, буквально толкая свою грудь в лицо собеседнику. Очень неудачно я расположилась. Или удачно, как посмотреть.
Пока в моем уставшем мозгу проносились созданные воображением картинки, слишком напоминающие начало фильма для взрослых, Денис заметил секундное замешательство, и забрал несчастную чашку, коснувшись моей кисти длинными теплыми пальцами. Это касание длилось чуть дольше, чем требовалось, и ощущалось интимнее, чем простое дружеское участие. Вверх по предплечью и плечу, к затылку, пробежали мурашки и осыпались колкими искорками вдоль позвоночника, но волшебство прошло, как только он отнял руку, и осознание реальности снова придавило меня к стулу.
— Мне пришлось срочно съехать, а другое жилье еще не нашла, — я поежилась, вспоминая события вчерашнего вечера, — как раз объявления читала, когда Вы пришли.
— Так это не проблема, это — задача. Минуту, у меня был контакт риэлтора, — он разблокировал смартфон и уткнулся в экран, прокручивая список, пока я любовалась на его пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, запястья, выглядывающие из манжет сорочки, и светлые волоски на чуть загорелой коже рук, которые золотились под лучом, пробившимся через открытые жалюзи, — я, когда сюда приехал, не сразу нашел подходящее жилье. Сначала по незнанию снял в Черемушках — расположение удобное, до офиса недалеко. Кто ж знал, что у вас там гетто.
— Значит я — девочка из гетто, — я глупо хихикнула, когда Денис поднял взгляд, в котором читалось удивление и что-то, подозрительно похожее на жалость. Стало даже немного обидно за район, в котором прожила два года, — не сказала бы, что там настолько плохо. Может только в той части, где двухэтажки, а в целом, как везде. И люди, как люди.
— Не из-за этих ли людей Вы сегодня оказались без крыши над головой? — он отложил телефон, а я услышала из сумочки сигнал полученного сообщения, — Контакт отправил, если какая-то помощь будет нужна, говорите сразу, не стесняйтесь.
— Спасибо.
Еще какое-то время мы сидели молча. Денис выжидательно изучал мое лицо, а я, опустив голову, теребила отклеивающийся пластырь и мысленно проклинала собственный язык, за которым мозг не всегда поспевает. Ну что мне стоило промолчать? Черемушки и правда считаются не самым благополучным местом. В частности, из-за тех самых двухэтажных полублагоустроенных бараков, жители которых, не смущаясь, выливают помои и выбрасывают мусор прямо под окна. Но мы со Светкой всегда считали себя благоразумными девочками, и в ту часть района не ходили, да и вообще старались потемну носа из общаги не высовывать, поэтому неприятных встреч удавалось избегать.
А теперь он меня жалеет. Хотя, очков мне не добавило бы и более приличное место жительства — с нашей-то историей общения. То в мокрых брюках разгуливаю, то устраиваю эпические падения. Да и вся эта ситуация с потерявшимся запросом будто осталась незавершенной — я постеснялась спрашивать Романа Анатольевича, удалось ли банку избежать штрафа, но на себе последствий не ощутила. Не могли же все просто забыть?
Уже собралась задать этот вопрос Денису Владимировичу, но осеклась, подняв взгляд — он приоткрыл рот и вдохнул, будто тоже хотел что-то сказать. И даже подался чуть вперед, почти коснувшись моей руки ладонью, когда за дверью послышался шум и стук каблуков. Я отпрянула и стала суетливо озираться в поисках сумочки.
— Доброе утро! Это Ваша сумка в приемной? — в кабинет заглянула сияющая свежестью Анечка, и, увидев меня, слегка округлила глаза в удивлении, — извините.
Дверь за секретарем закрылась, Денис вздохнул, отодвинулся, и проследовал к своему рабочему месту, а мне оставалось только ретироваться, пробормотав лишь очередное «Спасибо!» на прощание.