Мой милый босс (СИ)

28. Глубины

Уснуть не удавалось — я вертелась на тощей подстилке, совсем не смягчающей жесткого деревянного пола и без конца поправляла разъезжающуюся куртку, которая должна была служить подушкой, поворачиваясь лицом то к собственной сумке, то к Таниному рюкзаку, то всматривалась в тьму, которую время от времени рассеивала луна, заглядывающая в окно самым краешком. Из другого угла раздавался раскатистый храп, а рядом со мной — мерное сопение. Все-таки стоило взять пример с коллег и принять порцию «снотворного» — выпитый в автобусе глинтвейн уже давно покинул голову, и на его место прорывались глупые и наивные мысли.

Например, пойти погулять. Ночью. В незнакомом месте. В конце октября. Синтетический спальник наказывал меня за каждое движение недовольным потрескиванием и жалящими искрами. К тому же творил что-то ужасное с волосами — часть их будто прилипла к голове, а часть встала дыбом и тоже, казалось, пускала маленькие молнии.

Чем дольше я лежала, тем явственнее ощущала каждую неровность пола, каждую складку на одежде, и каждую часть своего тела. И одна из них все четче давала понять, что прогуляться мне все-таки придется.

Стараясь не потревожить спящих, натянула штаны, сунула куртку подмышку, прихватила ботинки и, на цыпочках, прокралась к двери, соединяющей наше крыло с основным корпусом. Как ни странно, в такой поздний час в кафе еще были посетители — когда я оделась и выскользнула во двор, заметила через окно мелькающие силуэты.

На улице оказалось неожиданно холодно, ветер пробирал до костей, и, уже на половине пути, меня начало трясти крупной дрожью, давая в полной мере прочувствовать смысл выражения «зуб на зуб не попадает» — челюсти сами по себе клацали, а мышцы рук и ног хаотично сокращались, слабо подчиняясь командам мозга. Непослушными задеревеневшими пальцами я кое-как справилась с вертушкой, закрывающей дверь туалета снаружи, а затем и с крючком изнутри.

Плохо сколоченный дощатый коробок совсем не защищал от ветра, а, скорее, создавал видимость приличия и иллюзию уединения — более-менее плотно доски прилегали друг-другу лишь на перегородке, отделяющей мужскую кабинку от женской, остальные же стены вполне позволяли обозревать окрестности. Поэтому приближающуюся фигуру я увидела сквозь щели в двери даже раньше, чем услышала шаги — как раз когда уже собиралась выйти и припустить по едва освещенной тропинке к спасительному теплу.

— Давай проясним ситуацию раз и навсегда, — голос все приближался, и я с удивлением поняла что он принадлежит Денису, — никаких «нас» больше нет, и быть не может. Не перебивай, пожалуйста! Да! Именно так! И всегда буду винить!

Он подошел и встал в каком-то метре от двери, лишая меня возможности незаметно ускользнуть. Я потихоньку накинула крючок обратно на петлю и спрятала озябшие пальцы в рукава. Зайдет в соседнюю кабинку — и я выскочу.

— Да, уехал. И никогда себе этого не прощу. Если бы знал, что у тебя кисель вместо мозгов — привязал к себе и до самых родов контролировал, — Денис будто никуда не торопился — остервенело пинал камни, лежащие по краям тропинки, ерошил свободной рукой волосы, но не сдвигался с места.

А я чувствовала себя все более нелепо. Наверное, стоило просто открыть дверь, извиниться и уйти, но страх, что меня обнаружат в такой дурацкой ситуации, и, что греха таить, любопытство, заставили замереть и затаить дыхание. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но я же не специально!

— Алина! Ты себя слышишь? Естественно? Твои действия привели к смерти, а ты мне про естественность? Ах, твой психолог. Ну конечно. А я предпочту быть неосознанным и непросветленным. И полагаться на медицинскую помощь.

Разговор принял очень неожиданный оборот, и чем дальше, тем хуже становилось. Слишком много информации для одного вечера. Я приподняла ногу и пошевелила уже подмерзающими пальцами — о теплых носках второпях забыла, а тонкие хлопковые от холода защищали слабо. Но кто ж знал, что придется сидеть в засаде!

Чувствуя, что начинаю терять равновесие, я оперлась плечом на стену, но она тут же жалобно и пронзительно заскрипела. Денис от неожиданности вздрогнул и повернулся в мою сторону. Черт! Таиться дальше явно не имело смысла. Кое-как совладав с окоченевшими пальцами, я открыла дверь, и, зацепившись ботинком о порожек, вывалилась наружу, как мешок картошки.

— Ох! — Денис успел меня подхватить до того, как я подпортила нос о землю, — Вероника?

Убедившись, что я приняла вертикальное и относительно устойчивое положение, он отнял от меня руки и оглянулся в поисках телефона, который отлетел в сторону, подобрал потемневший кирпичик и сунул в карман. А я, вжав голову в плечи, рванула прочь.

Нужно было извиниться. Но эта чудесная мысль посетила голову, когда поворачивать назад уже не имело смысла. В помещении я стянула куртку, быстро сполоснула руки в кособоком пластиковом монстре, заменяющем раковину, пробежалась влажными пальцами по волосам, сбивая статику, разулась и уже прокралась к спальнику, собираясь укрыть свой позор в его шуршащих недрах, когда дверь приоткрылась и оттуда раздалось тихое «ш-ш-ш». Я обернулась на звук, и, конечно же, увидела его. Денис не мог просто отпустить, и сделать вид, что ничего не произошло — он смотрел прямо на меня и подавал знаки, которые можно было расценить как «выходи, поговорим». Ну или «молчи, если хочешь жить», если подключить фантазию.

— Могу я рассчитывать, что Вы не станете распространяться об услышанном? — Денис сел за столик напротив меня, и подпер подбородок сцепленными в замок руками.

— Конечно, можно было не спрашивать.

Я не знала куда деть руки — теребила собачку молнии на кофте, натягивала рукава до самых костяшек, общипывала катышки с флисовых штанов. Смущалась и поглядывала время от времени на директора, ожидая, что он отведет взгляд. Но Денис все так же смотрел, словно ожидая чего-то.

К нашему столику подошла работница кафе в голубом синтетическом фартучке с крылышками, демонстративно смахнула мокрой тряпкой крошки с узорчатой клеенки, и водрузила, прямо на влажные разводы, две кружки со свисающими из них ярлычками, и болтающимися в чуть подкрашенной воде кусочками лимона.

— Чай для настоящих принцесс, — пробормотала я, теребя закрепленную на нитке бумажку с названием марки чая.

— Что?

— Да мама так говорит. Вроде из какой-то рекламы, — я смутилась еще больше, и спрятала руки под стол.

Снова повисла тишина, в которой я вязла, как муха, попавшая в сироп.

— И даже ничего не спросите? — Денис отхлебнул чай и опять посмотрел на меня — устало и выжидающе.

— А нужно?

Я обхватила свою кружку ладонями и ощутила покалывающий жар, проникающий от кожи вглубь. Наклонила голову, вдыхая ароматный пар. Конечно, в голове роились мысли и вопросы, но выспрашивать о чем-то настолько личном я бы не стала. Мне было достаточно просто молчать. Видеть его таким простым и близким — в обычной удобной одежде, с растрепанными волосами, щетиной, пробивающейся на щеках, по которым так и тянуло провести кончиками пальцев. И с этими удивительными глазами, глубины которых затягивали меня, словно водоворот.

— Квартирный вопрос у Вас разрешился? Можно с новосельем поздравить? — голос директора потеплел, и в нем, как мне показалось, послышалось облегчение.

— Да. И мы с Вами теперь почти соседи, — я обрадовалась возможности перевести тему, и принялась рассказывать с преувеличенным воодушевлением, — я в тридцать пятом, окна как раз на Ваш дом выходят.

— Ясно, — он покачал головой, отставил кружку в сторону и сложил руки на столе, чуть склонившись ко мне, — а на работу как добираетесь?

— На шестерке до «Буратино», а там пешком.

Я болтала, а сама не могла отвести взгляд от стола, от своих пальцев — они оказались так близко к запястью Дениса — стоит чуть отвести мизинец в сторону и коснешься.

— Далековато, — он задумчиво хмыкнул, — если хотите, могу подвозить по утрам. Я обычно без десяти семь выезжаю.

Я хотела. О черт, как же я этого хотела! Ради того, чтоб видеть его по утрам, даже лишним часом сна можно пожертвовать. Денис откинулся на спинку стула, в ожидании моего ответа, рука пришла в движение, ускользая. Не успев нормально осознать, что делаю, я накрыла его пальцы своими.

И замерла. Ну пожалуйста, пусть мне не показалось! Ведь я ему нравлюсь? Иначе этот порыв выглядел очень глупо.

Его кожа оказалась прохладной и чуть шершавой, мне захотелось погладить ее подушечками пальцев, но во взгляде Дениса промелькнуло недоумение. Черт! Так и есть, он просто старался быть вежливым, а я надумала!

— Спасибо, — я отдернула руку и, кажется, даже покраснела. По крайней мере лицо начало гореть, будто я окунула его в кипяток, — это очень мило с Вашей стороны.

— Значит, договорились? — Денис кивнул сам себе, задумчиво посмотрел на облапанные мной пальцы и вздохнул. — Тогда спокойной ночи.

Я вернулась в общую спальню, оставив директора гипнотизировать взглядом недопитый чай. Ночь, и правда, выдалась на удивление спокойной — ни храп из угла, ни тоненький прерывистый свист со стороны Татьяны, ни жесткое ложе больше не мешали мне окунуться в романтические мечты, и я не заметила, как уснула. А наутро была на удивление бодра. Сон не запомнился, но сохранилось ощущение от него — уютное и теплое, будто я, как в детстве, сидела на коленках у мамы, вдыхала ее сладковатый запах и растворялась в объятиях, чувствуя себя в покое и безопасности. И это ощущение не смогли испортить ни спешные сборы, ни умывание из бутылки, ни пережаренная яичница на завтрак, ни тряская дорога.

Вход в пещеры и правда выглядел, как дырка в земле — не зная, что тут находится, можно проехать мимо и не заметить — просто поросшая травой и мелким кустарником расселина. Даже не особо глубокая, с пологим спуском, который мы одолели прогулочным шагом минут за десять. Но на самом ее дне, под каменным навесом, скрытый от нелюбопытного взгляда, нас ждал… Лаз. Закрытый решетчатой дверью с огромным амбарным замком. И инструктор со снаряжением для спуска.

— Как-то я ожидала, что будет попроще, — я непроизвольно поежилась, заглянув в темное чрево, и вспомнив разом все фильмы ужасов, начинающиеся с того, что герои полезли в пещеры.

— Так ничего сложного и нет. Надеваете снаряжение и спускаетесь, мы вас страхуем, внизу ждет второй инструктор. Высота ледопада — три метра, там есть веревочная лестница, но на нее лучше не надеяться — перекладины частично вмерзли. Можете за нее просто держаться, если страшно.

Внутри было холодно и темно. И жутко скользко — если б не Татьянины ботинки, я уже давно раскатилась и полировала ледяной пол задницей. Когда все оказались внизу и включили не только налобные, но и более мощные фонари, стало понятно, ради чего мы сюда приперлись.

Сразу за ледопадом, языком выступающим вглубь пещеры, открывался самый большой ее зал — кругом, куда ни кинь взгляд — сверкали и переливались кристаллы льда, огромные сосульки, местами касающиеся пола и образующие настоящие колонны и арки. Потолок и стены усыпали крупные кристаллы инея, соединенные в причудливые узоры, искрящие под лучами света не хуже бабулиного хрусталя. Да и сам ледопад, по которому мы спускались, поражал воображение — отвесная ледяная стена, масса воды, будто застывшей в движении, величие которой изрядно портила потрепанная жизнью лестница с перекошенными ступеньками из необработанных деревянных брусков, некоторые из которых оказались почти скрыты под коркой льда.

Пока Татьяна устанавливала добытые в сельском магазине свечи, и делала столь желанные фотографии, я, взяв пример с коллег, отправилась изучать соседние гроты, которые оказались поскромнее. В некоторые «комнаты» пришлось пробираться на четвереньках, или протискиваться боком, рискуя обрушить себе на голову ворох снежинок.

— Вас сфотографировать? — когда я примеривалась с телефоном к очередной группе сосулек, образовавших своеобразную гирлянду, свисающую до самого пола, за спиной раздался голос Дениса.

— Ой, у меня камера слабенькая, в темноте плохо получается, — я повернулась и невольно расплылась в улыбке — его шапка, капюшон и плечи куртки были усыпаны белыми кристалликами.

— Так я на свой, потом скину, — если я смущалась от вспоминаний о вчерашнем ночном происшествии, то Денис, казалось, и думать о нем забыл, — вставайте вот сюда, да, вот так, смотрите на меня.

— Стойте! — откуда ни возьмись вынырнула вездесущая Таня и обняла меня за талию, прижимаясь боком, — меня тоже щелкните! — она высунула язык и изобразила пальцами знак победы.