Понять, что разговор назрел, было легко.
Но решиться на него оказалось куда сложнее.
Я вернулась в кабинет с твердым намерением вызвать Ларису на беседу, но, как только увидела ее невозмутимое лицо, уверенность пошатнулась. Никак не удавалось понять, что ей движет? Постоянные подначки, шпильки, высокомерное отношение — все это выглядело очень личным. А я не могла вспомнить, чем ее так задела. Тем, что сблизилась с Аней? Отношения между ними можно было назвать вооруженным перемирием, но мы же не в детском саду, чтобы дружить против кого-то?
Я не могла вспомнить серьезных обид, кроме случая с подброшенным запросом. Но и его легко можно списать на панику, страх наказания за оплошность. Я для нее никто — просто случайная девочка на испытательном сроке, которую легко заменить. Выгородить себя по принципу «клюнь ближнего», пусть и подло, но вполне логично. Я и сама была хороша в той истории, так что не чувствовала морального права осуждать. А теперь дошло до сплетен.
Попыталась сосредоточиться на работе, но в этот момент вспыхнул экран телефона — всплыло уведомление из мессенджера. А вместе с ним отобразился пропущенный вызов. Черт! Денис звонил, пока я была у Троегорова! Я вышла из кабинета, забилась в дальний угол кухни, подальше от любопытных ушей, и набрала его номер. Один гудок, второй, третий… И сброс?
Не веря своим глазам и ушам, я снова нажала вызов. Гудок — и снова сброс. Посмотрела на время — если самолет приземлился по расписанию, он уже полтора часа в Москве. Отдыхает после перелета, или сразу рванул к Алине? Почему не ответил? В груди защемило от обиды. Конечно, проблем у него сейчас достаточно, и, возможно, я просто позвонила не вовремя. Но услужливая фантазия подкидывала варианты, не способствующие спокойствию, и я заметила, что снова кусаю ногти, когда от мизинца откололся кусок гель-лака. Я посмотрела на розовый обрубочек, на месте которого недавно красовался серебристый френч, и набрала сообщение:
«Уже скучаю. Как долетел?»
Я должна ему верить. Позвонит, когда сможет, и все расскажет. Или не все. Или не расскажет. Вот черт! Когда одни и те же мысли пошли по второму кругу, я взяла себя в руки, вернулась на рабочее место и отложила телефон в сторону. Но чем ближе становился конец рабочего дня, тем сильнее волнение. Сколько сейчас в Москве? Девять? Десять? Полдень? Почему он молчит? И почему сообщение до сих пор не прочитано?
— Ты что-то хотела? — спросила Лариса.
Я огляделась, и поняла, что в кабинете мы остались вдвоем — Саша и Настя ушли домой. Одна Лариса сидела и смотрела на меня. А я на нее.
— Что? — рассеянно прошептала я.
— Ты смотришь на меня уже несколько минут. Влюбилась?
Я отряхнула с себя тупое оцепенение и ответила:
— За что ты меня так ненавидишь? Я сделала что-то не то?
— Ну почему же не то. Ты все делаешь так, как нужно, — ответила она, заметно кривясь, — быстро сориентировалась с кем дружить, кому глазки строить. Вероника то, Вероника это. Веронике грамоту, Веронике должность постоянную. Глядишь, так и начальником отдела станешь. Полезно иметь хорошего любовника, не так ли?
— Ты что, злишься из-за бумажки? — я силилась вспомнить, куда делась строгая рамочка с фирменным бланком, которую Денис вручал мне на корпоративе, — Я не понимаю…
— На бумажки плевать, мне за державу обидно! — сказала она, вставая со стула и оправляя юбку, — Когда одни должны корячиться за троих, а другим все преподносят готовеньким. Но красота с возрастом проходит, так что успевай насладиться.
Она отвернулась от меня и быстро вышла за дверь. Но я не готова была закончить разговор так, поэтому встала и двинулась за ней. Растянутые связки все еще не позволяли передвигаться быстро, и я успела увидеть лишь мелькнувшую толстую косу, когда Лариса захлопнула за собой двери туалета.
Я доковыляла, услышала звук льющейся воды и дернула за ручку. Лариса то ли не защелкнула щеколду до конца, то ли не думала, что кто-то зайдет следом, но я застала ее врасплох. Когда дверь открылась, она умывалась, снимая тушь с ресниц мокрыми пальцами и ополаскивая их под струей воды.
— Ты плачешь? — я не поверила своим глазам.
— Много чести! — ответила она незнакомым срывающимся голосом, вытащила разом пачку бумажных полотенец и промокнула мокрое лицо, — Пять лет! Я пять лет проработала, прежде, чем повысили до ведущего. А тебе через полгода дают такую же ставку! Считаешь, это справедливо?
— Я не знала, — пробормотала я, — ты откуда вообще это взяла?
— Приказ видела у Дианки. Поздравляю. Ведущий специалист. Росфинмониторинг на мне, подфэтэ на мне, но ты тоже ведущий. Прекрасно!
— Но я об этом не просила! Меня устраивало все, как есть, — сказала я растерянно. Ни о каких повышениях речи не было, с чего вдруг такая щедрость? Неужели, Денис постарался? Но почему мне ничего не сказал?
— Просила, не просила, какая теперь разница? Пришла такая, глазками похлопала… — Лариса заметно успокоилась, и стала говорить уже привычным, чуть надменным тоном, — забудь и иди домой. Концерт окончен.
Сначала я рванулась послушаться и уйти — такую неприязнь ничем не перешибешь, и есть ли смысл что-то обсуждать? Но в последний момент остановилась. Ведь она права, огромная часть работы держится на ней. И это правда несправедливо!
— Может я могу тебе в чем-то помочь? — спросила, уверенная, что Лариса меня пошлет.
— А давай! — ответила она неожиданно бойко, — Порекомендуешь меня на место Давыдова? Или сама в начальницы метишь?
— Не думаю, что мои рекомендации чего-то стоят. Но я попробую.
Вернувшись домой, я не выпускала телефон из рук, ожидая звонка, но Денис так и не давал о себе знать. Сообщение висело непрочитанным, а его телефон неизменно выдавал «Аппарат абонента выключен». Липкие щупальцы страха окутывали горло, мешая нормально дышать, и я не находила себе места.
Может быть, с ним что-то случилось? Авария, инфаркт… Да мало ли что, а я не знаю никого из его родных или знакомых! Ни адресов, ни номеров, ни имен. А если он решил остаться? Но он ведь не сделает так? Он обязан вернуться! У него контракт. У него я. Я улеглась спать, обнимая подушку, и не отключая свет, и забылась беспокойным сном лишь под утро.
А на работе первым делом пошла к Давыдову.
— Роман Анатольевич, я к Вам, — пробормотала, столкнувшись с начальником в дверях его кабинета, — уходите?
— Могу остаться. У Вас что-то срочное?
Он пропустил меня внутрь, прикрыл дверь, и жестом предложил присесть. Я облегченно плюхнулась на знакомый стул и глубоко вдохнула, прежде, чем выпалить:
— Это правда, что Вы уходите? Уже решено, кто будет начальником?
Я молчала, ожидая ответа, и впивалась в него глазами. Роман Анатольевич поднял взгляд к моему лицу, но тут же его отвел, и произнес:
— Я собирался объявить после планерки, но да, кандидатура есть. Пока не начальником, а ио, к тому же Денис Владимирович должен утвердить, но я свои рекомендации дам.
Давыдов, похоже, удивился своей откровенности, потер тремя пальцами переносицу и хмыкнул. Но я уже начала привыкать к новой сверхспособности — цветущий фингал так смущал людей, что они спешили поскорее от меня избавиться, и выкладывали порой то, что изначально не собирались. Пожалуй, это можно использовать в переговорах.
— Лариса Николаевна отличный исполнитель, — продолжил он, — а сможет ли руководить — покажет опыт. Я считаю, шанс нужно дать. Как и Вам. С февраля Вас примут в штат, с повышением в должности.
— Я уже знаю, — пробормотала, рассматривая обкусанный ноготь.
— Вот как, — озадаченно протянул Давыдов, — быстро новости разносятся.
Задерживать начальника дольше я не планировала, и поспешила на рабочее место. Хоть что-то складывалось удачно — Лариса получит свою должность, и, может быть, от меня отстанет. Забавно вышло — она так переживала, что ее недооценивают, не замечают усилий. А Давыдов заметил. То, что именно он затеял кадровые перестановки, примирило меня с внезапным повышением. Все-таки не хотелось бы оказаться той, кого продвигает любовник, что бы там Лариса ни думала.
Сама она, после вчерашней вспышки, избегала смотреть в мою сторону. А я улыбалась от осознания, что впервые знаю какую-то новость раньше нее. Узнает после планерки, вместе со всеми, а пока пусть помучается. А если решит, что в этом есть моя заслуга — лишним не будет.
Рабочая жизнь входила в прежнюю колею после затяжных праздников — шушукаться стало некогда. Вот только беспокойство не отпускало — я то и дело проверяла мобильный. И вот, в конце рабочего дня, телефон, наконец зазвонил.
— Привет, — выдохнула я с облегчением, — ты как?
— Прости, что пропал, я тут без телефона остался, и выйти из квартиры не мог. Длинная и грустная история.
— Алина?
— Алина… — вздохнул он, — Сейчас она в стационаре, сдал на руки родителям. Надеюсь, на этом все и закончится. Прилетаю завтра вечером.
— Хорошо. Я скучала.
— И я, — сказал он и замолчал.
Я тоже молчала, слушала его дыхание и не решалсь положить трубку.
— Вероника?
— Да?
— Я тоже тебя люблю.