Мой первый роман про...

Глава 2

Идеальный вечер воскресенья — это когда ты отгладила все вещи на неделю, положила в контейнер полезный, но к тому же вкусный обед и можешь, наконец, спокойно поваляться на диване со смилостивившимся Мороженкой, великодушно разрешающим себя тискать во время просмотра фильма или чтения книги.

Но вместо этого я сижу в квартире папы и выслушиваю очередные хвалебные оды мачехи относительно ее дочери Ксюши. Вместе со мной выслушивают еще три подруги новой жены отца и их слегка пьяные мужья. И все оживленно и дружно кивают китайскими болванчиками на каждый щедрый комплимент в адрес сводной сестры. Я стараюсь мимикрировать и пытаюсь улыбаться, вливая в себя по каплям самый кислый морс на свете, отчего-то налитый одной мне. Совпадение? Случайное ли?

Поглядываю украдкой на часы и молюсь, чтобы папа, которого вызвали на работу в законный воскресный выходной, сдержал слово вернуться через час. Осталось десять минут, а Чацкого все нет… Из моей мнимой зоны комфорта, меня вырывает звонкий голос мачехи, в котором я убеждаю себя, нет никакого ехидства:

— Святослава, а ты все там же работаешь? Все еще простой экономист?

— Да там же. — отвечаю коротко и повелеваю стрелке часов двигаться быстрее. Зараза мне не подчиняется. — Да, экономист.

— Неужели нет никакого роста? Ты уже там сколько? Года два, три? — гости зачем-то снова кивают, словно недавно хором увлеченно просматривали мою трудовую книжку.

— Год. — отвечаю. — Меня все устраивает.

— Ну нельзя же так… — и яда в голосе нет, Слава. Ты додумываешь. Это морс повлиял на реакцию. — Надо стремиться к чему-то…

— Она книжки свои пишет. — хмыкает около своей матери Ксюша, что-то увлеченно печатая в телефоне, обёрнутом в чехол с заячьими ушами. Волосы идеально выпрямлены и покрашены в модный розовый цвет. И я мгновенно осознаю, чем отличается новичок от профи. Уровень дозирования яда в голосе максимален и не взят под контроль.

— Ксюша! — мать тоже недовольна непрофессиональным выпадом своей дочери и явно озадачена необходимостью приватных мастер-классов, поэтому сглаживает углы. — У каждого есть хобби…

— Ага, — снова усмехается та, поправляя единственную прокрашенную в светлый цвет прядь волос и игнорируя недовольную мать.

Наконец в двери щелкает замок.

Если спросить меня, как папа женился на Наталии Петровне Кобылкиной, то мой словарный запас и фантазия выведут меня разом на новый уровень русского ненормативного языка, поэтому я скажу иначе — не знаю.

Не знаю, потому что она совершенно не похожа на мою мать, не имеет хоть одного общего с отцом интереса и постоянно недовольна, что бы он не сделал — факт, доводивший меня до белого каления.

Но она моложе него, с хорошей фигурой и утонченной стервозной внешностью, с которой можно сразу пройти кастинг на Круэллу. Уверена, она бы даже не моргнула, распотрошив всех далматинцев ради шубы.

И, кстати, у нее сейчас висит новая шубка, а отец так и не купил себе новую машину. Внутренний следователь просит успокоиться и вспомнить, что я здесь лишь для того, чтобы пообщаться с отцом.

— Дочка, ты пришла. — говорит папа, когда его могучая рука ложится на мое плечо.

— Конечно, я пришла. — улыбаюсь в ответ и встаю для объятия.

— Мы как раз обсуждали, какая у нас Святослава талантливая девушка. — нараспев произносит мачеха, удивляя своим мастерством лицемерия одного из мужей своей подруги. Добро пожаловать в клуб, приятель.

— Не хочешь вернуться домой? — спрашивает папа, когда мы закрываемся вдвоем в его кабинете, и я, стоя у огромного книжного шкафа, проверяю наличие коллекционных изданий, которые мачеха в каком-то разговоре задумчиво предложила продать за хорошие деньги. Это был первый раз, когда я слишком резко ей ответила, а она так и не простила, что папа принял мою сторону.

— Нет, пап, спасибо. Мне, наверное, лучше одной. — вру.

Мне было намного комфортнее с ним вдвоем, пока он не привел в дом этих двух нахлебниц, из-за которых моя жизнь превратилась в ад, и я съехала сразу, как только начала зарабатывать сумму, которую хватает и на аренду квартиры и на еду нам с Мороженкой.

— Ты же знаешь, я не сильно могу помочь. — потупив голову, оправдывается папа. — Но вот это возьми. — и в карман моего кардигана опускаются три красные бумажки.

— Папа! — возмущенно шиплю.

— Бери говорю и молчи. Мне сегодня шеф заплатил сверху, за то, что я вышел.

— Тебе от Наталии за это не попадет?

— А она не узнает, — хитро подмигивает отец и тут же пытается оправдать ее. — Она не плохая женщина, дочь. Вы просто не смогли найти с ней общий язык… Может, если бы ты дала ей время… — искусство видоизменять действительность тоже одна из сильных сторон мачехи. — И Ксюша очень хотела с тобой подружиться. — наивно и уверенно продолжает папа.

И с одной стороны так хочется спросить у него, интересно в какой именно момент она этого очень хотела? Когда резала мои юбки, неприлично увеличивая вырез? Или срезала пуговицы с кофт? Или откровенно портила колготки. А кетчуп в сумке, на которую я копила деньги несколько месяцев, тоже проявление сестринского чувства? Может, она красное сердечко им на дне сумки нарисовала, а я не заметила?

Но к чему это все будет сказано? Что принесет, кроме расстройства отца? Ведь я ничего ему не рассказывала, пытаясь найти общий язык, но в итоге сдалась и поняла, что лучше платить кому-то тридцать тысяч в месяц и не портить свои не поддающиеся восстановлению нервные клетки.

— Ты закончила свою новую книгу? — осведомляется отец.

— Да, ее скоро должны отправить на печать.

— Молодец. — с гордостью говорит он.