Мой первый роман про...

Глава 31

Мы подходим к моему номеру, держась за руки. Рядом с ним мне бесконечно хорошо и комфортно, но почему-то, когда наши ноги останавливаются у двери, внутри на большой скорости проносится поезд с покачивающимися вагонами возбужденных нервов.

— Спасибо за прекрасный день. — говорит Георгий и пристально смотрит мне в глаза. Настолько пристально, что лишает способности спокойно дышать. И я то лишаюсь кислорода, то захлебываюсь им, не понимая своих желаний.

Хочу ли я, чтобы он вошел…

Хочу ли почувствовать на своем теле прикосновения его рук…

Хочу ли ощутит вкус его языка…

Да. Да, я хочу. Очень. Чересчур. Слишком сильно и непроглядно остро.

И от этого страшнее всего. Я никогда не испытывала ничего столь отчаянно и пронизывающе по отношению к Роману…

Да, я знаю, нельзя сравнивать и сопоставлять, это нехорошо, неправильно и банально невежливо… но я не специально. Сопоставление у меня происходит на некоем подсознательном уровне.

Георгий был нежен, заботлив и участлив, но ни разу за весь день не поцеловал меня в губы. Роман же при первой возможности сделал это, протаранив меня своим языком.

Сейчас сын владелицы Эры скользит глазами по линиям моего рта, заставляя желать его все сильнее, но опять же не делает ни одного шага навстречу…

— Это тебе спасибо. — смущенно отвечаю и тайно жду. — Тогда, доброй ночи, Георгий.

Он чуть хмурится, или мне кажется?

— Доброй ночи, цветочек. — наклоняется, целует в щеку и шепотом, в котором появилась хрипотца, добавляет. — Я подожду.

Закрыв за собой дверь, я сползаю на пол, ощущая в сердце тяжелый мешок затхлого разочарования. Скидываю, сидя попой на коврике, туфли, еще и заталкиваю их грубо ногами, вымещая на погрустневшей от моего неделикатного поведения обуви разочарование на саму себя.

Почему он поедал глазами мои губы, но не предпринял ни единой попытки распробовать их вкус вживую. Они не оправдали его визуальных ожиданий? Привстав на колени, подползаю к висящему зеркалу и придирчиво изучаю сначала верхнюю губу, затем нижнюю. Не тонкие, довольно пухлые, Юлька любит иронизировать, говоря: «Повезло тебе, колоться не надо».

Вот теперь я сомневаюсь, повезло ли, может ему нравятся по тоньше и по субтильнее… А не мои пельмень-варень…

Встаю, скидываю одежду и направляюсь в душ. Под водой тщательно тру себя, пытаясь вытолкать окутывающее меня чувство неудовлетворения, но более деликатно прохожусь по лицу, желая зафиксировать его прикосновения.

«Я подожду….

Я подожду….

Я подожду…»

Упрямо отзывается в теле.

Неужели он имел в виду, что…

Обмотавшись полотенцем, выхожу из ванной, беру сумку, достаю сотовый и начинаю набирать Юльке сообщение. Затем стираю и решаю, что позвонить — быстрее и надежнее. Но минуту таращусь на Юлькину аватарку и сомневаюсь в правильности предстоящего поступка. Вспоминаю любимую книжную героиню… Разве она бы спрашивала чужое мнение? Разве делать важный для себя шаг нужно исходя из слов, которые выйдут из уст другого? Не важно, подруга, брат, сват … Разве выбор дан как раз не для того, чтобы мы сами его делали?

Мне двадцать пять лет, а я смущаюсь собственных желаний, боюсь быть отвергнутой и еще сильнее боюсь обжечься снова…

Быстро надеваю чистые вещи, спешно сушу волосы, подхожу к двери и, остановившись, начинаю много и усиленно дышать, будто не номер собираюсь покинуть, а намереваюсь выйти в открытое море без акваланга, и сейчас напряженно пополняю в легких запас кислорода.

Когда внутренняя отметка сообщает, что воздуха достаточно и мне не грозит кислородное голодание в ближайшие сто лет, я приглаживаю волосы, убеждаю себя в неуместности макияжа и заставляю себя покинуть башню.

Моя рука два раза стучит в его дверь, но грохот сердца заглушает какие-либо звуки. Мысль бежать сковывает ноги, когда дверь открывается и мы переплетаемся взглядами.

Все слова, которые я еще недавно умела складывать в предложения, застревают в горле, наслаиваясь друг на друга.

Успеваю заметить одурманивающую улыбку на его губах, а затем он делает шаг навстречу и мировосприятие мне изменяет. Остаются лишь ощущения, его губ на моих губах, его одуряющего запаха, его горячих ладоней на моей талии.

Словно издалека до слуха доносится хлопок закрывающейся двери.

Его язык нежно скользит по моей губе, а затем заполняет рот и знакомится с моим, проделывает все настолько мягко, неспешно, чувственно и сладко, что голова перестает распознавать реальность и кружится сильнее, чем от крепкого алкоголя.

Можно ли в одночасье взлететь в космос и дотронуться подушечками пальцев до раскаленных звезд, благодаря всего одному невероятно сладостному и долгому поцелую?

Можно ли перестать дышать, боясь хоть на секунду оборвать интимное общение и глубокое знакомство губ?

Смогу ли я когда-нибудь сплести из непослушных букв ковер, чей узор смог бы описать те чувства, которые вспыхивают, разгораясь неиспытанным ранее желанием.

Оказывается, единение губ может быть совсем другим, не бесцветным скользким воспоминанием, не чужим, навязанным инородным вторжением, а невыразимо прекрасным и медовым танцем двоих.

И целовалась ли я раньше?

Что вообще знала о поцелуях и знала ли до этого момента?

Мое тело беззастенчиво тает, словно податливое мороженое, и я, не ощущая ног, готова заскользить на пол, если бы не его крепкие ладони на моей талии. Георгий слегка отстраняется и тут же берет меня на руки. Взгляд серых глаз столь пронзителен и оглушителен в своем неподдельном и искреннем желании, что внутри меня начинают натягиваться тугие канаты, превращающие плоть в напряженный фрегат, жаждущий познать бескрайнее море.

Пара быстрых шагов и мы опускаемся на кровать, на холодные простыни, так сильно контрастирующие с жаром наших тел, проступающим сквозь одежду.

— Цветочек, — ласково шепчет тот, кого совсем недавно я представляла прообразом своего книжного героя, — Не стесняйся говорить мне, как и что тебе нравится. Хорошо?

От его просьбы меня на долю секунды сковывает стеснение и паника. Говорить?

Словами?

Голосом? О том, что нравится мне в постели?

Даже с Юлькой я чаще или, честнее сказать — всегда, выступаю в роли слушателя. Секс с единственным партнером, который у меня до этого был, к сожалению, нельзя сравнить с книгой, затертой от интереса до дыр, где почти на каждой странице у меня имеются закладки или аккуратно вложенные записки… его можно назвать утренней газетой новостей, манящей и недоступной, сулящей новый взрослый мир, а по итогу подарившей разочарование и осознание собственной неполноценности.

А про сокровенные минуты моих одиночных путешествий я бы вряд ли решилась рассказать, ведь они, на мой взгляд, не придают мне в глазах окружающих, особого блеска, а скорее сильнее демонстрируют мою ущербность.

Но он смотрит приветливо и ласково, проникая куда-то в самую потаенную глубину меня, обещая не смеяться, не бранить и не требовать, а лишь искренне попытаться понять… и от этого внутри разливается такое тепло, пропитанное доверием, что, возможно, завтра я пожалею, обожгусь и поняв, как наивно глупа, откликнусь на поразившую меня однажды вакансию «отгоняющий белых медведей» и сбегу на Северный Полюс, но сейчас, в эту самую минуту, мне первый раз хочется по-настоящему обнажиться перед мужчиной. Раскрыться полностью, позволить снять с себя всю въевшуюся шелуху и ощутить себя желанной…

И очень хочется постараться не стать роковым бревном, а подарить ему, если не фейерверк, то хотя бы огненную петарду, яркую и запоминающуюся, поэтому я киваю и тихо прошу в ответ:

— Ты тоже говори мне, — моя жалкая попытка дотянуться до люксового уровня искусительницы спотыкается сразу же, голос получается далеко не ласкающим слух, а отчего-то похрипывает сломанной радиостанцией, и я смущенно заканчиваю, — Как и что тебе нравится…

Самодовольно улыбнувшись, он кивает, приподнимается, одним резким движением снимает с себя серую футболку, обнажая идеальный торс, заставляя мою шею склонить голову чуть влево, а меня зачем-то начать плотоядно покусывать нижнюю губу.

— Тогда, я первый? — плавно, подобно идеально слепленному хищнику, а в моей фантазии — вампиру, которому я без единого сомнения и промедления готова протянуть шею для укуса, он опускается на меня сверху, проходится губами по подбородку, спускается к той самой безотказной шее, обжигает дыханием, вызывает волну предвкушающих мурашек, щекочет, а затем проходится мягкими поцелуями. Сначала ласковые и деликатные, они с каждым новым прикосновением обретают все больше настойчивости и страсти, перерождаясь в легкий укус, от которого я теряю себя, скользя пальцами в его волосах, рвано дышу и не могу сдержать стон, ощущая, как по следам укуса проходится его язык. Мой первый настоящий стон в постели с мужчиной… Он скользит к моему уху, обхватывает мочку, чуть прикусывает, отпускает, а затем чересчур интимно шепчет:

— Мне безумно нравишься ты, Слава.

От его слов моя плоть спускается в море, уверенные и сильные руки удивительно легко и незаметно снимают с меня одежду, будто избавляют от бессмысленного панциря, маня и убеждая в ожидающем уникальном путешествии, но меня не надо более ни завлекать, ни упрашивать, тело само льнёт к нему, подушечки пальцев бесстыдно требуют касаться Георгия, и я неопытным моряком, не способным сопротивляться силе волн, ныряю с головой и плыву, скольжу по его коже, вдыхаю одуряющий запах, несмело касаюсь губами его плеча, и получаю сигнал маяка — тяжелое мужское дыхание в ответ.

Встречаюсь ртом с его губами, и мы снова упоительно целуемся, долго, жадно, пробуя друг друга на вкус и наполняя комнату рваными обрывками дыхания, вызывая в теле слишком ощутимую и приятную тягу, а низ живота наполняя горячими волнами.

Мужские ладони нежно массируют и поглаживают, заставляя море внутри сладко покачиваться. Он снимает с меня лифчик, не разрывая не прекращающуюся ласку наших языков, и я, ахнув, стону в его рот, когда твердые пальцы касаются чувствительных сосков, налитых желанием.

Георгий отодвигается, тяжело дыша, смотрит в мои глаза и от одного его взгляда низ живота снова завязывается тугим морским узлом, а он, лизнув одну из напряженных горошин, накрывает ее ртом, порочно посасывая и катая языком, окуная меня в неведомое наслаждение, отчего я запрокидываю голову и не сдерживаясь, стону и шепчу:

— Дааа… Георгий…дааа…

Он выпускает сосок из приятного плена, и я не успеваю ощутить разочарование, как его рот тут же накрывает второй, даря ему те же дурманящие ласки, пока левая рука искусителя нежно скользит вниз по моему животу. Мои ноги покорно раздвигаются и его ладонь ныряет в трусики, где все настолько накалено, что от одного прикосновения я готова взорваться на маленькие звезды. Пальцы томительно и нежно изучают влажные складки, а затем накрывают набухший узелок, и мое тело, сомневаясь в правдивости голоса, извивается, моля его продолжить и помочь мне доплыть до тех коралловых рифов, куда раньше я умудрялась добраться только в одиночестве.

Мне неведомо, как ему это удается, но он словно считывает меня, зная, когда слегка коснуться, а когда закружить в бурлящем потоке, когда чуть надавить, а когда подразнить и я, закрыв глаза, полностью отдаю себя течению, позволяю уносить себя на самую темную глубину, а затем, набрав скорость, взлетать, вынырнуть, захлебнуться воздухом и вдруг оказаться в жерле вулкана, чья плавящая лава несётся по венам, превращая все тело в оголенное сознание, которое от новой ласки, изгибается, взмывается ввысь и блаженно улыбнувшись, взрывается, превращаясь в крохотные звезды, неспешно спускающиеся на кровать. Они медленно связываются вновь, обретая линии моего родившегося вновь тела и я, раскрыв веки, упираюсь невидящими глазами в потолок, ощущаю, как руки, отчаянно сминающие простыни, расслабляются, а вместе с ними напряжение ненужной дымкой слетает с моего тела, оставляя мне лишь тяжелое запутанное дыхание и хмельную улыбку очень простого, но настоящего счастья.

Чуть поворачиваю голову и ловлю взгляд проникновенных серых глаз, думая над тем, насколько они прекрасны и насколько прекрасен их обладатель.

— Твой оргазм слишком сладко звучит, — хрипло говорит Георгий, и мои губы улыбаются, потому что, кажется, я растеряла на время способность говорить или складывать из букв слова. — Поэтому мы сейчас его повторим.

Он аккуратно снимает с меня трусики, и быстро избавляется от спортивных штанов и боксеров. Шуршит презервативом. Мне хочется возразить и признать себя размякшим желе, но, когда я ощущаю твердое прикосновение внизу, а его губы снова сминают мои, тело моментально окликается, наполняется недавним томлением и взволнованно выгибается навстречу.

Шире раздвигаю ноги, не боюсь казаться порочной, не боюсь казаться бревном, хочу искренне и без утайки передать свое возбуждение. Но с одной стороны неистово желая, я безумно боюсь…

Боюсь, ведь знаю, что ничего не почувствую….

Боюсь его разочаровать…

Георгий, смазывая себя моей влагой, резко толкается и с глухим стоном заполняет меня всю. Ахаю и вцепляюсь в его плечи. По коже прокатывается дрожь, а по венам бьют молнии, потому что я… я чувствую его… Вот он снова аккуратно толкается, а я снова тихо стону и тянусь к нему сильнее, ощущаю каждое новое движение внутри, сладко отдающее в теле, обхватываю ногами, становлюсь с ним единым целым.

— Дааа…пожалуйста…дааа

Вновь сплетаемся языками, мычу, когда мужская ладонь вырисовывает узоры на соске и ловлю его порочное дыхание возле уха:

— Нравится, как я тебя трахаю?

Не знаю виной тому его вопрос или потерявшие нежный ритм толчки, но меня снова накрывает оргазм и все что я могу, это простонать ему в ответ:

— Да…. Очень нравится….