Георгий
— Мне очень жаль! Очень! Но Андрей Вашу шутку не понял! — оправдывается официанта, — А я решила ему дословно передать диалог про водку. И так получилось… подумали, наоборот надо… Хорошенько надо… Чтобы коктейль вкусный…
Договорить она не успевает, потому что наша заправленная сверх меры непорочная писательница, огорошившая меня своими заявлениями, умильно хлопает глазами и очаровательно произносит:
— Вкусненько! — и искренне старается утешить официантку, просунувшую ей утку-опьянения. Слава удивительный человечек, вместо возмущения уверенно просит принести ей третий бокал и добавить туда ещё водки.
Я похоже тоже немного пьян, потому что улыбаюсь, наблюдая за Славой и где-то на тонкой границе между мозгом и членом проскальзывает уверенная мысль о том, как я доведу ее до оргазма. Уверен, ее лицо еще более прекрасно в момент достижения пика. Но в мою картинку искренней и лишенной пошлости похоти вклинивается давний вредитель и тонкий ядовитый голос отправленной стрелой впивается мне в шею.
— Джордж! — блядь…
Блядь.
Как?
Какого?
Острие я лихо достаю голыми руками, а тело за годы выработало иммунитет к отраве, и мне бы прикинуться глухим на оба уха. Но по цокоту каблуков знаю, эта профессионально догонит любого и технично высосет душу. Моя бывшая жена превращается в хваткую гончую, когда видит цель. А я, сколько бы мы не были в разводе, всегда остаюсь для неё лакомым кусочком по выкачке денег. Вот такая у меня очаровательная сука бывшая.
Но как вообще она здесь оказалась?
Раскрыла все же секрет адовых порталов и вот тебе Гошенька сюрприз-сюрприз.
— Приветики, очаровашка! — сверкнув своими акульими зубами, произносит Дина.
Она с самого первого дня нашего знакомства умела любую ситуацию подстроить под себя. Мастерски, незаметно и так гладко расстелись скатерть, что ни один участник не замечал её действий. Все всегда считали инициаторами и ведущими в партии себя, тогда как Дина ласково улыбалась и просчитывала на несколько ходов вперёд, любезно принимая дары, окружавших её идиотов. В толпе которых маячил и я.
Когда первый раз её увидел, меня ничего не волновало, кроме того чувства, бьющего в груди от одного взгляда на блондинку. Мне было плевать на себя и свои деньги, я, как и многие, был готов кинуть к её ногам всё чего она захочет. И слова матери о пригретой на груди змее воспринимал исключительно в штыки. Ведь Дина предпочла меня, любила меня — как я наивно полагал — вышла за меня замуж и стонала подо мной в постели сладко и убедительно.
Только позднее осознал, что ей нравилась жизнь, которую я мог ей дать. Нравилось, что я не был уродом и умел рассуждать о поэзии, ей нравились торжественные вечера и встречи, на которые мы выезжали, нравилось говорить своим подругам, что муж владелец издательства, нравилось брать мою кредитку и покупать сотую пару обуви. И многим позже, осознавая все это, я спрашивал себя, а нравился ли ей когда-нибудь я. Без прилагающейся комплектации. Но, к счастью, к тому моменту мне было глубоко плевать. Так как от одного воспоминания о бывшей, хотелось, как следует прочистить желудок.
Я кристально протрезвел и прозрел, когда она забеременела.
Прозрел ровно в тот момент, когда забирал свою жену из очереди к гинекологу, где она собиралась сделать аборт. О беременности и её единоличном выборе узнал за час до своего приезда.
Дина работала моделью. И хотя карьера её не шла в гору, амбиции никогда не покидали голову. Она всегда ждала выигрышного предложения и того гонорара, который могла бы получить. Поэтому пришедшее предложение в виде роли в порно заинтересовало и обрадовало настолько, что плод в животе показался ненужной обузой.
Она говорила мне об этом в машине, уверенно пытаясь доказать своё право на аборт.
— Как ты не понимаешь! Я могу прославиться, а эта штука испортит мне фигуру и меня уже никуда не возьмут! Ещё растяжки могут появиться! Я слишком молода, очаровашка! И ты не готов быть папочкой!
— Я готов. — спокойно ответил. А она, вздрогнув, посмотрела на меня.
Она сразу поняла. Поняла, что розовое пуленепробиваемое стекло перед моими глазами дало трещину и сейчас его останки падали на пол. Отчетливо помню тот взгляд, который тогда еще жена бросила на осколки. Небольшая доля сожаления скользнула быстрой тенью по лицу и исчезла. И затем она улыбнулась. Первый раз мне посчастливилось увидеть ее настоящую улыбку. И в этом оскале не было ни грамма человека, которого я любил.
Мы сумели договориться. Я выплачивал ей вдвое больше обещанного гонорара, и она оставляла нашего ребёнка, а после родов мы подавали на развод, и Дина обязалась не претендовать на Анечку.
Выжить её совсем из жизни дочери я не мог. Каждая встреча с матерью для Ани была праздником, а мне оставалось сжимать кулаки и запихивать своё чувство отвращения к бывшей куда подальше. К тому же пытаться гасить неконтролируемую ревность. Как бы не старался и не лез из кожи вон, заменить эту алчную корову я не мог. При упоминании этой тупой суки, назвавшей однажды моего ребёнка «этой штукой» в глазах дочери вспыхивал огонек обожания.
Я мог простить бывшей все годы моего бездарного подкаблучивания ее прихотям, но не эти два слова, глубоко засевшие в сознании.
Вот и сейчас ни я ни смущенная писательница не поняли, как моя экс-супруга и ее новый хахаль сели к нам за стол, и Дина начала свой умелый разговор, очаровав Славу настолько, что та без капли лицемерия выдала, глядя на неё:
— Вы очень красивая, Дина… Очень…
Довольная корова захохотала и посмотрела на меня победным взглядом.
Выносить этот непонятный цирк не было желания, и я отлучился в туалет. А когда вернулся напрягло сразу два обстоятельства: Слава пила новый коктейль и по странности сидела грустная.
— Что ты ей сказала? — не сомневаясь, кто приложил к этому руку, тихо обратился к Дине.
— Кому? Твоей незабудке? — она попыталась применить ко мне один из своих дешевых трюков по соблазнению, скользя глазами по губам, но со мной этот номер давно не проходил. Тогда наклон наклонилась к уху и с придыханием произнесла. — Ровным счётом ничего, милый… Только рассказала, как долго и упорно ты меня добивался. — победно улыбнулась стерва.
— Ты такая сука. — шепнул я и, встав, уже громче сказал, что нам с писательницей пора, так как завтра у нас важный день. Пожав руку парню, которого мне было искренне жаль, взял Славу за руку и вывел из ресторана, на который возлагал совершенно иные надежды.
Никак не намеревался спаивать непорочную, и встречать порочную бывшую.
Мы шли по набережной, взявшись за руки, и молчали. Она не поднимала на меня своих глаз, но и не пыталась убрать свою ладонь из моей. Я чувствовал вину, что позволил Дине сесть за наш стол и хотел сжать писательницу в объятиях, но она была пьяна и слишком серьезна.
— Ты говорила, что становишься болтливой… — попытался пошутить и разрядить обстановку. Хотелось понять, что творится в голове непорочной.
— Становлюсь. — грустно согласилась девушка. — Если хочешь, можешь вернуться к ним, а я сама доберусь. — неожиданно попыталась вырвать руку.
— Зачем мне к ним? — удивился, не позволив убрать руку.
— Ты так на неё смотрел… — пьяно обиженно буркнула писательница и снова попыталась вырвать руку, но я только ближе притянул её к себе.
— Как так? — спросил, стараясь подавить улыбку.
— Аж прожигал её взглядом! Я хоть немного выпила, но во мне проснулся глаз-алмаз! — смешно щуря глаза, заверила неопытная алконавщица. — И моя сетчатка сейчас все сканирует идеально! Даже Мороженку могу через километры увидеть! Понятно тебе?
— Понятно, понятно. Правильно заметила, прожигал неприязнью. — я погладил её по голове, наблюдая за реакцией. — А ты ревнуешь?
— Я? — Слава возмущённо захлопала ресницами. — Ещё чего! Мы совершенно незнакомы для подобного рода эмоций! У меня нет права ревновать. Тебя не знаю ни я ни моя сетчатка. К тому же, ты мой босс, и я пишу эти порочные порочные отрывки, — она закрыла раскрасневшееся лицо руками, но говорить не перестала. — А ты их читаешь, ужасаешься, скорую вызываешь, содрогаешься и думаешь обо мне плохо… Как о падшей порнушнице….
Сдержать смех удавалось с трудом. Я аккуратно взял ее руки в свои и с улыбкой спросил:
— Это тебе твоя сетчатка сейчас сказала?
— Да! — икнув, совершенно серьезно подтвердила она. — И бывшая у тебя красива, как холод, закутанный в сладкую глазурь. Посыпана пылью далёкой звезды, сияющей светом давно погасшим, до которого никогда… никогда подобной мне не добрести… до блеска подобного мне не добраться…
— Моя бывшая не достойна этих слов, хоть ты и метко уловила суть Дины. И ты, Слава, ты намного ярче, чем весь её обманчивый блеск. — не удержавшись, сжал в объятиях и посмотрел в глаза. — Ты же забудешь всё, о чём мы говорили?
— Скорее всего да, — грустно подтвердила она. — Не хочу забывать то, что ты сейчас сказал.
И тогда я сделал это в первый раз. Не знаю, насколько мой поступок выходил за пределы кодекса джентльменов, но я её поцеловал.